Ахилла

22 января — день рождения протоиерея Александра Меня.

Разобщенность, распад русского мира — последняя стадия его неустойчивости. Наиболее остро это стало проявляться во времена перестройки, когда открыто заявили о себе национал-радикалы, «Память», заступники неоязычества. В своем последнем интервью незадолго до гибели о. Александр говорил о современных течениях в Православной Церкви: «Довольно мощным является течение консервативное, которое резко противопоставляет себя Западу, враждебно относится ко всем реформам, идеализирует прошлое, берет из прошлого наиболее жесткие модели, я бы сказал средневековые. Это очень популярная в определенных кругах тенденция. Вы спросите: почему это так в Церкви? Одна из причин — искусственный отбор, потому что все живые, экспериментирующие силы внутри Церкви беспощадно уничтожались в течение нескольких поколений. Если епископ проявлял дух свободы, независимости, эспериментаторства — его сразу отправляли в провинцию или на покой, то есть на пенсию. (..) И поэтому сохранились, выжили и размножились самые правые, самые консервативные. Их любили чиновники, их любил КГБ. (..) Власти нравилась Церковь, выглядевшая как осколок седой старины, как музей…»

Представители этих течений бывали на его публичных выступлениях. Забрасывали хамскими вопросами, вроде «Что делать, чтобы не было очень много евреев в духовенстве, в частности в Москве?» Вызывал у них насмешки и дурно понимаемый экуменизм. Отец Александр отвечал спокойно, вразумительно, избегая полемики.

Кроме опасного, по их мнению, иудаизма, мешал их православию ислам.

В декабре 1989 года в библиотеке Иностранной литературы о. Александр наметил лекцию «Христианство и Ислам». Зная, что я переводил в это время книгу стихов аварского поэта, спросил меня, не может ли поэт порекомендовать какого-нибудь муллу на эту лекцию. И поэт порекомендовал. Мулла приехал из Махачкалы, остановился у меня дома, приехал с подарками: банкой меда и несколькими бутылками водки. От водки мы отказались, а мед, для детишек (полуголодный 89-й год), с благодарностью приняли.

Мулла и священник должны были показать на примерах из Библии, что общего в исламе и христианстве, их общие корни. К сожалению, показывал в основном отец Александр, мулла соглашался, внушительно поддакивал. На лекции присутствовал мой знакомый, осведомленный в церковных тайнах, мусульманин. Он попенял мне: кого ты порекомендовал, этот мулла известный в Дагестане кагебешник. Ислам и Православие в Советском Союзе, были под присмотром бдительного ока охранительной власти.

На вопрос, как вы относитесь к другим религиям, о. Александр ответил:

«Широко, терпимо, с глубочайшим уважением и интересом. Все религии — это попытки человека познать истину Бога. А христианство не является религией — оно есть ответ Бога на наш вопрос».

Веротерпимость, интерес к современным духовным процессам в мире укреплялись в нашем приходе.

Весной восьмидесятого года он, в домашней беседе со своими прихожанами, упомянул никому не известное имя Хосемарии Эскривы. Мы иногда записывали беседы отца Александра на магнитофон. По счастью, записали и эту. Вот его слова: «Сейчас, на протяжении уже нескольких десятилетий, существует на Западе такое движение Opus Dei, Дело Божье. Основал его испанец Хосемария Эскрива. Движение это распространяется повсюду, широко. Он написал маленькую книжку „Путь“. Это сборник афоризмов. Я надеюсь, мы когда-нибудь переведем ее, и вы сможете их читать. Эскрива говорит, что быть христианином не значит жить, как обыватель, как мещанин, как язычник и лишь в воскресенье на пару часов где-то возноситься духом. Быть христианином значит быть им всегда, повседневно, в самых обычных ситуациях и вещах».

И действительно, перевод «Пути» Хосемарии Эскривы, ныне канонизированного святого, в приходе скоро появился. Сначала это была сотня машинописных страниц. Мне достался последний, четвертый вариант копии. Спустя время, появилась книжечка «Путь» карманного размера. Я с ней не расставался. Увез в Прибалтику, в Ригу. Там она и осталась у моих православных братьев.

Многие афоризмы я переложил стихами. Вот несколько:

Смерть. От нее никуда не уйдешь.

Но если, в служении миру,

Был ты помощник Христа, — не умрешь,

Просто сменишь квартиру

. . .

О, участь гордецов и одиночек,

Лакающих из водосточных бочек

Мирские наслаждения, из луж…

Когда течет, у самых губ к тому ж,

Источник жизни — вечности источник.

. . .

Говорить слова молитвы — слов не замечать.

Самого себя не слышать — Богу докучать.

Громыханию железки уподобить речь.

Для тебя творить молитву — как оладьи печь.

Не спеши. Постой. Послушай, погружен во тьму,

Что ты чувствуешь? О чем ты говоришь Ему.

. . .

Ты не умеешь молиться?..

С выводами не спеши.

Встань перед Богом, скажи:

«Я не умею молиться».

Пусть обессилен, растерян,

Но в этот момент — он продлится! —

Молишься ты, будь уверен.

Книгу католического святого Франциска Сальского «Руководство к благочестивой жизни» он привез в пятидесятые годы из Иркутска, нашел где-то на чердаке православного храма. (Как она там, интересно, оказалась, в Сибири?..) Учась в институте, он подрабатывал истопником в местном епархиальном управлении. Его тетя, Вера Яковлевна, перевела книгу на русский, и о. Александр в 1967 году смог тайно передать ее в Брюссель, в издательство «Жизнь с Богом». Франциск Сальский прижился в нашем приходе, и не только в нашем.

Молодым мамам отец Александр рекомендовал сочинение Кэмпбелла и Чепмена «5 путей к сердцу ребенка». Чтобы мама разобралась, какой из путей главный именно для ее ребенка.

Мне, обуреваемому в то время диссидентскими настроениями, кто-то из прихожан дал почитать Эмманюэля Мунье «Персонализм». После чего настроения мои приняли более осмысленный характер.

А Льюис и Честертон к нам доходили в самиздате, в свежих переводах Натальи Леонидовны Трауберг, его духовной дочери. Теперь их собрания сочинений издаются тысячными тиражами, а тогда, при обысках, подлежали изъятию, причастные — к уголовной статье.

• Бог давал ему силы любить

Его диафильмы «Свет миру», «Человек, Вселенная, Творец», «Апостолы», «Тайна зла», «Франциск Ассизский», «Назаретская дева» и другие тиражировали протестанты. Мы собирали детишек по воскресеньям в наших «малых группах» и показывали им через проектор эти шедевры. Протестанты размножали их в Москве, а бдящие органы засекли подпольную их продукцию где-то далеко в Сибири.

Малые сестры, Малые братья — последователи движения Монашества в миру, основанного братом Шарлем де Фуко, были нам хорошо знакомы. После перестройки кто-то из них жил в России и причащался в православном храме. Как незабвенная среди них сестра Клэр…

Помню однажды отец Александр привел в дом к своему прихожанину матушку Мадлен, возглавлявшую орден Малых сестер. Рисковал, конечно. За ней, иностранкой, приехавшей в гости, наверняка, следили. Он пробыл с нами недолго. Поздно вечером мы вызвали такси и сами проводили ее.

Незадолго до своей смерти он перевел роман Грэма Грина «Сила и Слава». Роман как-то не вспоминают в числе выдающихся его работ. До нас он сначала дошел в аудиокассетах. Записывался он на магнитофон дома у о. Александра в Семхозе. За пультом Михаил, его сын. Изредка в экзотический сюжет вплывает бой настенных часов — приглушенный знак нашего времени конца восьмидесятых. Читает о. Александр.

Остановлюсь подробней на судьбе главного героя этой книги, сходного с судьбой переводчика.

В центре повествования судьба священника, которого преследует полиция и в конце концов настигает. Священник обыкновенный человек и даже слабый, но «над ним имеет власть нечто большее, чем он сам. Именно в этой его смиренной верности и торжествует Христос».

Мы слушали кассеты с нашими детьми несколько летних сезонов кряду, приглашали и соседних ребятишек. Не обходилось, разумеется, без комментариев и обсуждений. Искрометная мексиканская музыка, которая, вроде заставок, отделяла одну часть от другой, взрывала тягостную атмосферу войны и гнетущего страха.

• Такой человек — и вдруг мученик? Никогда

Мексика конца 20-х годов походила на Россию этого же времени. Государство объявило войну Церкви, и во многих штатах Церковь беспощадно истреблялась. Но в Мексике это длилось сравнительно недолго. Вспыхнула гражданская война, против 50-тысячной правительственной армии выступило 23 тысячи добровольцев католиков-кристерос. Под девизом «Слава Христу-Царю!» кристерос победили, большинство антицерковных законов остались на бумаге. В России, как известно, победили богопротивные силы.

Понятно, по каким причинам батюшка выбрал этот роман для перевода. Но напечатать его тогда было невозможно. Во-первых, перестройка до таких текстов еще не дозрела, а во-вторых, Грэм Грин запрещал что-либо печатать из своих произведений в стране, где властвовала цензура. Роман удалось напечатать лишь в 95-м году. Если бы жил батюшка, он, конечно же, внес бы необходимую редакторскую правку, отсутствие которой в некоторых местах ощутимо.

Сначала он дал перевести роман Вере Яковлевне, своей тете, хорошо знающей язык. Но она, переводчица, к сожалению, внесла от себя существенную правку, искажающую замысел автора. Из благих, конечно же, побуждений она сделала главного героя, священника, почти херувимом. А он не был таковым. И отцу Александру пришлось истину восстанавливать, заново переводить.

Когда летом, в подмосковном Семхозе, дети, прихожане нашего храма и не только нашего, жили в христианском лагере, в гостеприимном доме у Черняков, я часто их, с баклажками для воды, встречал у родника. Они топчутся там веселой стайкой, и, выстроившись гуськом, топают к дому. «Слава Христу Царю!» — кричу я им. «Слава!» — откликаются детишки, потенциально заряженные кристерос. Хотелось бы надеяться…

Но я не об исторической аналогии. Она на поверхности. И читатель с ней сам разберется. Я о художественной ценности романа, точнее, перевода. Там около двадцати персонажей. И они все узнаваемы с голоса. Все. Это театр одного актера. В сжатой сценической постановке его герои общаются между собой, спорят, недоумевают, жалеют друг друга, а часто выслеживают, как жертву. Важны и портретные описания, передаваемые теми же хара́ктерными красками. Конечно, рука писателя Грина вела руку переводчика Меня. Но интонация голоса многое дополняет к содержанию, полнее его раскрывает.

Вот молодой лейтенант с презрительным видом, мечтающий очистить родину от религиозного мракобесия. «Тонкий крючковатый нос торчал на худом лице танцовщика. Его опрятность в этом захудалом городке производила впечатление непомерной амбиции». Портрет — это мастерство автора, восполненное, конечно, мастерством переводчика. Но голос, каким он отчеканен, добавляет изобразительности не меньше, чем описание.

Или еще. Капитан Феллоуз, француз, разрабатывавший в Мексике банановые плантации. Преуспевающий загорелый крепыш. Он возвращается на лодке по болотным протокам домой. Он всегда что-нибудь мурлычет себе под нос. Впереди несколько аллигаторов лежат на песке. Он добродушно настроен и к ним, называя их рыбешками.

«Не люблю твою мордашку, рыбешка».

В голосе о. Александра заложено все, чем дышит этот человек. Сытый, благодушный, игривый голос. «Капитан ощутил блаженство — единство с природой, смутное отдаленное родство со всем миром, которое было у него в крови. Он повсюду был дома».

Сцена в ночной, битком набитой тюремной камере. Бредовый голос старика, зовущий свою дочь. Благочестивая католичка, не терпящая неудобств. Вонь, мрак за окном. Громко мочатся в железное ведро. Совокупляются, тоже громко, со стоном. Мир в миниатюре. Разноликий, разноголосый.

Перевоплощение — актерский дар. Художественно выраженный, он явлен здесь в абсолютной полноте. Но не то же ли самое случалось на исповеди, когда о. Александр выслушивал тебя у аналоя?.. Он не был сторонним наблюдателем, просто свидетелем. Слыша твои жутковатые признания, он как бы влезал в твою шкуру, чтобы как можно точнее понять тебя и помочь это больше, чем актерский дар перевоплощения. Разве мы не чувствовали, стоя рядом с ним у аналоя, что он знает о тебе все. Утаить что-либо было бессмысленным. Тогда зачем здесь стоишь!

Драматических сцен в книге множество. Да, собственно, это непрерывная драма, центр действия которой священник. Он ключ к ее разрешению. Он тот почти единственный мерцающий огонек, который освещает гнетущую вселенную. Почему мерцающий? Потому что и сам не без греха.

Перевод допускает авторскую интерпретацию на уровне языка. Ведь идентично перевести невозможно. Набоков при переводе «Лолиты», своего произведения, ввел в текст существенные поправки и реминисценции из русских классиков. Адаптация неизбежна. О. Александр, конечно, использовал этот прием. Вот хижина умирающего гринго, американца. Священника туда заманил провокатор, якобы бандит хочет покаяться перед смертью. Священник понимает, что это ловушка, но отказаться принять исповедь умирающего человека в смертном грехе для него невозможно. Гринго не понимает, зачем пришел священник. И желая его спасти, зная, что вот-вот нагрянут солдаты, хрипит ему, повторяя: «Смывайтесь… отец, смывайтесь…» Английское «run away» (убегайте) — нейтральный глагол для русского современного слуха. Ситуационно нужен более драматичный. «Смывайся» — этого слова в значении убегать у Даля нет. Есть в словаре русского современного жаргона. Как подлинный художник о. Александр владел богатейшим языком, и современный сленг ему был доступен. Талант о. Александра в этом переводе и в устном его изложении раскрылся еще несколькими гранями. А как он трудился, как отгранивал свои дарования! Всегда ведь экономя минуты.

Андрей Еремин однажды застал его на огороде в Семхозе с лопатой в руках. Батюшка копал картошку, помогал по хозяйству. Пока ты дома, не в церкви, давай, помогай, бери лопату. Рядом с грядкой на расстеленной тряпице — книжка «The power and the glory» («Сила и Слава») и магнитофон. Батюшка, прочитав отрывок, обдумывает его, ковыряя лопатой землю, останавливается и наговаривает в магнитофон обдуманный русский текст.

Ну, разумеется, были другие, более подходящие обстоятельства для этой работы. Но он торопился, используя любую возможность показать нам, в чем же сокровенная сила и слава Иисуса Христа.

По его инициативе и при непосредственном участии прихожане поставили радиоспектакль по книге Арчибалда Кронина «Ключи царства» — о священнике, возглавлявшем миссионерскую общину в Китае 30-х годов. О победе кротости над фарисейством, смирения над жестокостью. В постановке участвовала актриса Ариадна Ардашникова. Позже, в перестройку, спектакль транслировался по всесоюзному радио.

В приходе, конечно, случались и нестроения. Одна пара, недавно поженившихся, решилась на развод. Отец Александр в это время находился в отпуске, в Харькове. На два дня приехал домой, проездом в Ленинград. Я его встретил на железнодорожной платформе Семхоз. Узнав о разводе, грустновато, но твердо сказал: «Если бы я здесь был, не развелись бы…»

• Пастырь и его овечки
• «Чего вы с ним носитесь как с писаной торбой»: Россия до о. Александра Меня еще не доросла
• Кафедральный собор на Ленинском проспекте

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

ЮMoney: 410013762179717

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: