Ахилла

Отвык я за тридцать лет от российских реалий. Как услышу что-нибудь, для рассказчика и незаметное, бытовое, так голова кругом. Вот едет мама с тремя дочками отдохнуть в Сочи. В вагоне духота. Идет к проводнице: «Почему не включите кондиционер?» — «Не работает». И глаза отводит. Знакомая моя — учительница в школе, знает, как с врунами разобраться. «Иду к начальнику поезда. Я билеты брала в вагон с кондиционером». И пошла с дочерьми. В вагон-ресторан. В холодке посидеть, лимонада попить. Потом пассажиры-соседи рассказывали: как только ушли они — кондиционер заработал. Ну что бы этим проводникам комфорт для пассажиров сразу не создать? Безо всякого пинка.

Долог путь из Сибири до Сочи. Целых три дня. Проезжают через юг России — другая беда. Налезли в вагон какие-то местные люди, не то дагестанцы, не то чеченцы, не то… Они не представились, но повели себя так, хоть беги: шумят, галдят, других пассажиров словно не замечают. Место у моей знакомой было боковое, так уселся к ней на полку какой-то бородатый мужик, и еще задом ее к стенке отпихивает, чтоб ему сидеть поудобнее. Хотела она проводникам пожаловаться, да те все куда-то подевались. Замечания пробовала этому хамью делать, так вроде как и не понимают ее, смотрят так, что мороз по коже. Хорошо, где-то через час на какой-то станции все из вагона вывалились и дышать пассажирам куда легче стало. И проводники появились.

Ладно. Добрались до Сочи. Встретились там с сестрой, что приехала из Москвы с женихом своим, французом. Заселились в отель, гуляют все вместе, восьмилетняя дочка моей знакомой с французом враз сдружилась, русскому языку его учит. Ему — в радость. Все хохочут, море синее, небо голубое, бульвары, набережные, пальмы, народ отдыхающий, солнышко вовсю — красота!

Солнышко вот только порою — уж слишком. Тридцать семь градусов, жарко. Хочется в прохладу. Вот храм стоит православный. Служба идет. Двери открыты. Заходи всяк желающий. Зашли все гурьбой. Там сразу бабки услышали иностранную речь. Подошел человек, деликатно, к французу, пояснил, что в шортах тут… нежелательно. Тот — ладно, на улице, в теньке постою, подожду своих.

Маленькая та, восьмилетняя, тоже в шортиках была. Заволновалась, на улицу за французом — шмыг. Неуютно ей в храме стало, оттого, что дружка ее оттуда попросили.

Однако не кончилось тем. Не понравилась там какому-то активисту-прихожанину соломенная шляпка, что прикрывала голову моей знакомой. Зыркал на нее зло, а потом приблизился и: «Идите, идите отсюда. Не положено. В церкви такое на голове!»

Что делать? Скандалить не станешь. Пошли к выходу. А тот не отстает, провожает, да еще шипит зло: «Чучело какое!»

Они не очень-то и расстроились, ушли всей веселой гурьбой в другом месте прохладу искать — чего на дураков обижаться? У меня же, от услышанного, аж в глазах потемнело. Надо ж, христиане!..

Самого меня из православных церквей не раз гнали. Три раза особенно запомнились.

Было нам лет по шестнадцать, что ли… Гуляли мы по московским улицам втроем с друзьями, хлебнувши винца. Вспомнили, что завтра Пасха. Ну и поехали на Ваганьково. Не было там еще упокоения Высоцкого, который, кстати, и вдохновлял нас своим: «Или гуляешь, хлебнувши винца». Место было еще обыкновенное, не очень-то популярное. Вошли в храм. Народу много, кто в очереди куличи святить, кто к какой-то плащанице. Меня прямо потянуло к большой иконе Спасителя. Стою, смотрю. Он длинноволосый, я длинноволосый. Он, правда, трезвый, я — не очень. Он весь в сиянии, я весь в грехах. Стал я как-то про то, как умел, соображать, да только вдруг позади возня, ругань приглушенная. Один из моих дружков, совсем уж косой, сцепился с каким-то дядькой. Тот его на улицу тащит. Не стали мы напрягать — место-то святое, убрались.

Другое мое изгнание, из того же храма на Ваганьково, подробно уже описано мною в рассказе «Баба Таня». В тот раз поинтереснее было.

И третий раз. Надо же! В том же храме на Ваганьково. Стояли мы с моей Галиной, тогда еще моей невестой, перед большою иконой Христа. Полагаю, тою же самой, пред которой стоял я молодой и поддатый сорок лет тому назад. Произнес я молитву о благословении нашего предстоящего брака, ну и поцеловались мы. И тут же бабки в черном к нам целою гурьбой, видно, поглядывали на нас. «Молодые люди, чего это вы тут целуетеся? Здесь нельзя! Нашли место! И за руки не держитесь».

«Это что такое? — прикрикнула на них строгим голосом моя Галина. — Мы что, к вам в гости пришли? Тут Господь Вседержитель всему хозяин, не вы. Вон у вас пол весь в разводах. Швабры в руки и вперед, за дело. А то ишь! Пристают к добрым людям. Где у вас тут настоятель?»

Бабки аж присели от такого отпора. Я почувствовал: ненадолго. Сейчас опомнятся и пойдут в наступление. Взял я свою невесту под руку и скорее, не слушая ее возмущений, к выходу. Подумалось тогда: правильную женщину послал мне Господь.

Можно ли изгонять кого-то из храма? Это ж, и правда, дом Господень, где судить — кто виноват, кто нет, мы не в праве. Верно, есть у православных устав, есть канон, есть правила. Не подобными ли правилами оправдывались и апостолы, когда гнали детей от Христа? «Но Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко мне, ибо таковых есть Царство Небесное» (Мат. 19:14).

Не все ли мы — Божьи дети, хотя бы и заблудшие, порою и вовсе недостойные? Чем мы лучше один другого? Тем, что поклоны бьем и в церквях активничаем? Так и про то ясно сказано: «Не всякий, говорящий Мне: „Господи! Господи!“, войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного» (Мат. 7-21:23). Воля Отца Небесного многими заповедями определена, но главная из них: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга, как я возлюбил вас. Так и вы любите друг друга» (Иоан. 13-34:35). Это не только к христианам, ко всему роду человеческому относится. На этой заповеди построен современный мир. Но это совсем уже иная тема.

При крещении смываются с человека прежние его грехи, через Христа обретает он жизнь вечную. При причащении становится христианин причастным всей полноте Божества. Исполняются слова Христа: «…хочу, чтобы все они были едины. Подобно тому, как Ты, Отец, един со мной, а я с Тобой, молюсь, чтобы они были едины с нами…» (Иоан. 17:11)

Оскорбляют ли «чувства верующих» шорты на любопытствующем иностранце, забредшем в храм? Или соломенная шляпка? Или даже какие-то там «Пусси Райт», пробующие лимиты дозволенного?

«Не обманывайтесь: Бог поругаем не бывает. Что посеет человек, то и пожнет: сеющий в плоть свою от плоти пожнет тление, а сеющий в дух от духа пожнет жизнь вечную» (Гал. 6:7-8).

Всякий «захожанин» должен быть с особенным вниманием принимаем в христианском храме. Не возвращающийся ли это блудный сын? Не овца ли, заблудившаяся и найденная Пастырем Добрым? Вспомним, 99 овец оставил Он без надзора, чтобы пойти и разыскать одну. Те 99 и есть воцерковленные прихожане. «Захожанин», будь он хоть и поддатый подросток, — не та ли самая найденная овца?

Получается, что гонители таковых «не сеют в дух, чтобы от духа пожать жизнь вечную», но сеют в плоть, руководствуясь канонами и уставами смертных, пожинают тление. «Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Мат. 7:23). Не к таким ли активистам-гонителям это обращено? Не скажет ли такому при встрече Господь: «Иди отсюда. Чучело какое-то!» Не нам судить.

Хотелось бы, чтобы и таких простил.

Окончился у той веселой компании отдых в гостеприимном Сочи. Красивый курорт, богатый. Всей бы Росеюшке такою быть. И были ж на то средства у правителей, и время было. Одного, пожалуй, не было: не донесли пастыри православные до душ своих подопечных главной той Заповеди, на которой стоит современный мир: «Возлюбите друг друга, как Я возлюбил вас».

Француз сел на самолет и улетел в Париж с пересадкой в Стамбуле, невеста его улетела в Москву, а сестра ее, наша добрая знакомая, снова отправилась в путь с дочками поездом, домой, в далекую Сибирь. Кондиционера в старом вагоне не было вовсе, хамоватых попутчиков тоже, но… новая беда. На второй день пути написала она нам: «Не могу поверить! В вагоне клопы».

Фото Дмитрия Маркова

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

ЮMoney: 410013762179717

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: