Ахилла

Мы расшифровали проповедь протоиерея Игоря Саввы, которую он сказал 11 марта, перед тем, как покинуть УПЦ МП. Расшифровка дается с минимальными сокращениями.

***

Я так предполагаю, что у нас с вами сегодня последняя служба – в этом храме, этим приходом. Я хочу объяснить, почему я ухожу, почему так получается.

Решение это зрело очень-очень давно. С многими из вас мы уже 18 лет в этом храме. А вообще я служу очень давно, это большая часть моей жизни. Окончательно решение созрело, наверно, когда было последнее собрание, на котором уже по привычке и меня унизили, и отца Анатолия, многим из вас известного. Он сразу ушел, потому что давно был к этому готов. Он человек молодой, горячий и просто не нашел себе тут применения. Ну а мое бытие здесь растянулось еще на какое-то время.

В прошлое воскресенье приехал благочинный больничных церквей в наш храм и поставил ультиматум, что в недельный срок мне нужно покаяться перед архиереем, объяснить все свои пропуски и прочее, то что я там не платил и прочее, всякие провинности. Недельный срок истекает сегодня, поэтому я думаю, что скоро будет какое-то решение. Хочу объяснить, почему так получается, почему я ухожу их этой церкви. Я не хочу никого обвинять. В этом виноват только я один, потому что я так думаю, что я от этой церкви постепенно отошел слишком далеко. Мне просто в ней нет места.

Я пришел в церковь в 1990 году. Начал ходить в храм. Тогда время было очень специфическое. Многие из вас помнят: рухнул Советский Союз, люди оказались растеряны, они тогда были очень похожи на евреев, которые вышли из Египта – с одной стороны, свобода, с другой — не знали, что с ней делать.  Многие только и думали, что о котлах с мясом, как израильтяне.

Когда я пришел в Церковь, я нашел там тот самый тихий свет, который способен был тогда людям помочь. Это был тихий свет, не агрессивный, не насильственный, не тот, который насаждает свою веру, не тот, который требует чего-то от людей, а тот, который способен просветить жизнь человека, который способен дать смысл человеческой жизни. Он там был, он и есть всегда. Христос никуда от нас не ушел. Он и остается, этот тихий свет. Меня Господь призвал к священству в 1994 году, и я начал служить вот этому тихому свету, который, по моему мнению, очень бы мог помочь людям.

И вот постепенно я стал убеждаться, что во многих сторонах этого служения я начал сильно отдаляться от той Церкви, в которую пришел. Например, я пришел, хорошо понимая, что люди вокруг неверующие. И цель церкви и меня как священника — этих людей просветить и привести к вере. Мои собратья пошли по какому-то другому пути и все дальше и дальше отделялись от меня. Я вижу, что в церкви возобладало такое видение, что церковь пришла не просветить, не дать что-то, а наоборот, собрать урожай: люди тут все православные, поэтому они церкви что-то должны. И церковь стала на такую позицию: раз в Украине все православные, значит, надо их заставлять ходить. Как же ты православный и не ходишь в церковь, пост не соблюдаешь. Такая позиция возобладала, и я безнадежно отстал с этим своим просвещением, с этой подготовкой к крещению.

Подготовка к крещению так и не задалась у нас в церкви. Крестили всех совершенно бессмысленно и без всякого плода. Просто все стали крещеные – кто не успел креститься в советское время. Покрестили всех, и стали с них требовать церковной жизни. И я безнадежно отстал. Я понял, что на отдельно взятом приходе нельзя готовить к крещению – люди просто уходят в другие храмы, им просто это не нужно.

Второй водораздел. Я, когда пришел в церковь, сразу принял как само собой разумеющееся, что в Церкви должны быть определенные отношения, такие, какие были между апостолами. Они не были безоблачными, бесконфликтными. Но апостолы были движимы одной идеей и шли в одну сторону, и это им очень помогало. Церковь стала идти в направлении реставрации тех отношений, которые были в ней когда-то до гонений. Как охарактеризовать эти отношения?

Недавно я прочитал блестящую мысль одного священника, он изложил эти отношения в виде притчи. В Церкви есть три вида – люди, животные и насекомые. Люди бывают очень разные – талантливые, пассивные, результативные и такие, что ничего не могут сделать, но они все люди и равны между собой. Люди в Церкви — это епископы. Животные тоже бывают разные – агрессивные, бывают ни рыба ни мясо, ходят, жуют траву, бывают такие, которые пользу приносят, и которые вред приносят, но животные все на одном уровне, с людьми им не сравниться. Животные – это священники. Насекомые бывают ядовитые, бывают вредные, за которыми все гоняются с хлопалкой, бывают безобидные, а бывают очень полезные. Насекомые – это миряне.

Прекрасная притча. У нас сложились именно такие отношения. Последнее мое впечатление было – когда я ждал приема у архиерея, со мной вместе сидели маститые протоиереи. И вот они услышали истошные крики из кабинета архиерея и побледнели, и начали друг другу уступать очередь на прием. И когда я очередной раз это увидел, я понял, что безнадежно отстал от тех отношений, которые сложились в церкви. Я там совершенно чужой.

Еще один водораздел, который меня отделил от этой церкви. Совершенно чудовищная политизация. Вначале я ее не осознавал, был занят другим. Потом стали попадаться какие-то книги, какие-то слухи. О триединой Руси, о том, что Русь и Украину нельзя разделить, потому что это все равно что Троицу разделить, и прочий абсурд и глупость, которые приписывали высокодуховным старцам и распространяли как откровение какое-то. Это было не безобидно, потому что, как только пришло время какой-то проверки, оказалось, что все это пустило корни в церкви, дало обильные ростки, и уже есть целая группа людей, которая готова с оружием в руках идти и за что-то бороться.

Я еще 14 лет назад столкнулся с этой чудовищной политизацией, когда архиерей собирал священников и угрожал им, что если они не добьются, чтобы их прихожане проголосовали за правильного кандидата, за Януковича, конечно, то они лишатся приходов и вообще лишатся всяких милостей. Священникам раздавали конверты с деньгами, что мне кажется настоящим кощунством, потому что священники в основном бедные люди, и покупать их – верх подлости. Тогда я по наивности пытался мосты навести, разговаривал со священниками, говорил, что мы же все служим Христу, это у нас общее, и наши политические симпатии не должны нас разделить до такой степени, чтобы мы не разговаривали друг с другом. Я не нашел нигде понимания. Отворачивались, уходили, слухи распускали.

В 2014 году это дало настоящий результат – наша церковь встала на сторону зла. Открыто и не стесняясь этого.

Еще один момент, о котором я хотел бы сказать. Христос пришел ко всем. Это уже хорошо видно в Евангелии, хотя и люди (евреи) еще к этому не привыкли, но это уже видно. История показала, что это очевидно.

И потом в этих условиях некоторые церкви обособились настолько, что начали считать, что Христос пришел только к ним, и условия, по которым люди могут прийти ко Христу — это «только через нас», через нашу организацию. К нам только приходите, мы вас правильно обработаем, покрестим, не так, как другие, и вы тогда ко Христу вхожи.

Когда-то, может быть, было время, когда такая точка зрения была оправдана тем, что появилось много ересей, нестроений, мнений, когда Церковь соприкоснулась с миром, который имел развитую философию, мировоззрение. Тогда это могло быть оправдано — говорить: вы учите правильных христиан, а не просто абы каких. Но это время прошло много сот лет назад. И сейчас мы видим, что те, кто восприняли Христово откровение, Христов призыв, разделились на группы. Все эти группы — каждая сама по себе, и каждая говорит, что вы переходите от тех к нам и тогда будете Христа иметь. Это совершенно плачевное состояние. И как мы видим в последнее время, еще с ХХ века начиная, многие христиане начали это состояние преодолевать, потому что начали искать пути соответствия Евангелию. Потому что в Евангелии сказано по-другому: не потому «будут говорить, что вы Мои ученики, что вы будете говорить, что я православный, или католик, или протестант», а потому, что «если будете иметь любовь между собою».

И мы видим, что действительно эти барьеры можно преодолеть, они выстроены исторически, по политическим мотивам. Не нужно их преодолевать сразу и кардинально — это ничего не даст, потому что сразу вызовет реакцию, но начать их преодолевать вполне возможно.

И вот с 2014 года в Украине эти проблемы начали очень хорошо преодолеваться — потому что сложная ситуация создалась: опасность, люди стали гибнуть, на нашу страну напали, война идет. И люди сплачиваются. И они очень хорошо почувствовали, что если мы веруем во Христа, то хоть что-то общее мы можем найти между собой, пока еще не все, но что-то можем найти.

И было досадно и страшно видеть, насколько я в этом вопросе отстал от моей церкви, потому что моя церковь осталась единственной христианской церковью, которая категорически не идет ни на какой контакт, категорически отвергает, да еще и пытается из этого сделать момент «гонений» — это смешно, говорить о гонениях на православную церковь сейчас. Я отстал от своей церковь, и этот разрыв уже не исправишь. Долгое время — и вы все свидетели, — десятки лет я говорил себе: главное — самому быть христианином. Ну мало ли, что мои собратья делают, мало ли, как они думают. Они будут считать, что мы продаем свечи, а мы будем говорить: нет, мы не продаем свечи. Я столкнулся с тем, что даже своим прихожанам не мог этого объяснить, они не понимают. Понятия в церкви уже поменялись.

И мое желание быть христианином так, как я себе это представляю, и продолжать быть в этой церкви — это стало смешным, это невозможно. Я уже не говорю о внешнем давлении, унижении — с 14-го года меня беспрестанно разбирают, ругают за что-то. Я не могу ни напечатать статей серьезных, ни выразить свои мысли. Я пишу комментарии на нашем сайте — меня там оскорбляют какие-то непонятные люди. Я понял, что в своем развитии я безнадежно откололся от того единого русла, которое уже выработано в нашей церкви, от единого представления. У нас в последнее время выработался такой птичий язык, когда на проповеди говорят такие вещи, что СБУ придраться не может, сказано вроде все правильно, но вещи совершенно несуразные, невероятные, к духовной жизни не имеющие никакого отношения, вплоть до призывов к бунту против правительства.

То, что я принимаю такое решение, ни в коем случае не связано ни с каким охлаждением, унынием, обезвериванием. Наоборот: как только я принял такое решение, я ощутил прилив сил, радости, что наконец я могу теперь открыто говорить. Последнее десятилетие я прожил как в Советском Союзе: на кухне одно говорю, а на собрании или в обществе священников молчу.

Если бы наш приход осознавал бы себя как одна семья, если бы мы имели возможность найти какое-то место, то мы продолжали служить бы в другом месте. Не знаю, будет ли такая возможность, получится ли, совсем не отметаю такой возможности, всякое может быть. Сейчас я не знаю об этом ничего, буду искать для себя место, где я бы мог проповедовать Христа, говорить о вере, служить как священник.

Спаси вас, Господи, мы с вами прожили хорошие годы, но задержались в этом состоянии. Нужно дальше искать Христа.

Читайте также:

• Протоиерей Игорь Савва: «Оказалось, что Церковь пришла не просветить, а наоборот — собрать урожай»

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

С помощью PayPal

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: