Ахилла

Размышления, опубликованные на странице фейсбука отца Федора, которые являются ответом на другие фейсбучные размышления — протоиерея Андрея Лоргуса.

***

Понимаю и разделяю боль о. Андрея. Но я бы несколько сместил акценты — и, соответственно, сделал бы иные выводы.

Для многих из нас отправной точкой в подобных рассуждениях является РПЦ. Но давайте на всякий случай напомним себе, что Церковь — в каком бы то ни было смысле — не сводится к РПЦ. РПЦ — одна из 15 (или 14) поместных православных церквей. А если учитывать и автономные церкви, то наберется десятка два, если не три, таких единиц.

Но я убежден, что вселенская церковь — это не только православные церкви. Это и католики, и лютеране, и баптисты, и копты, и армяне, и мн. др. Можно было бы на всё это посмотреть и еще шире, но сейчас не будем уходить от темы.

Теперь обратимся к Церкви-в-высшем-смысле-слова. Эта Церковь — Тело Христово, Невеста Агнца — является предметом нашей веры (см. символ веры). Она невидима, ее присутствие таинственно, ее границы неотчетливы. Мы знаем и верим, что силы ада ее не победят — но этого никто не обещал ни, скажем, исчезнувшей Карфагенской церкви, ни пока еще существующей РПЦ.

Как соотносится Церковь-в-высшем-смысле-слова с земными структурами? Можно привести такую аналогию. Православные богослужебные книги печатаются в два цвета. Обычно красные буквы стоят на своих местах, но бывает, что они оказываются не совсем там, где надо. Глаз не обманешь: мы можем взять карандаш и нарисовать контуры буквы на правильном месте. И здесь даже полумиллиметровое смещение красной буквы будет очень заметно. А если большая красная буква оказалась вообще не на той строке, поверх маленьких черных буковок? А если она вовсе не пропечаталась? А если таких непропечатанных красных букв и слов — большинство? Тогда, наверное, надо предъявить претензии издателю, типографии и т. д., потребовать поменять экземпляр. А если претензии не примут — ну тогда в топку такую книжку. Либо придется сидеть и вручную прописывать все красные буквы и слова, которые из-за технического сбоя не пропечатались в книге.

Примерно так же обстоит дело и с церковными структурами. Идеальное соответствие их правил и порядков Евангелию если и встречается, то крайне редко. Обычно имеется тот или иной зазор. Но что делать мирянам и клирикам (епископы сплошь молчат — видимо, их всё устраивает), если зазор — это уже не зазор, а практически полное отсутствие «красных буковок»? Что если правила и порядки не просто недоевангельские, а прямо антихристианские — лживые и бесчеловечные? Что если с высших уровней церковных структур мы слышим проповедь войны и ненависти, видим заигрывание с низменными инстинктами толпы, понимаем, что основной смысл в функционировании этой суперструктуры — деньги и власть, власть и деньги?

Тогда возникает резонный вопрос: а какое отношение все эти люди имеют к Христовой Церкви? По какому праву они узурпировали власть? Почему они считают себя необходимыми посредниками и проводниками к Богу? С какой стати мы должны «смиряться», то есть принуждать себя быть слепыми и безответными, а в конечном счете — безвольными и лживыми?

Если красная буква не пропечаталась, то, может, стоит нарисовать ее самим? Или взять другую книгу? Или сочинить новую? Или обойтись без книг, а молиться своими словами?

Раньше я был убежден, что спасение возможно лишь в той церкви, в учительных книгах которой правильно изложены все догматы. Всего несколько лет назад мне было дико подумать о каких-то иных юрисдикциях и конфессиях. Еще не так давно я верил, что апостольское преемство и иерархия — вещи настолько важные, что ради них можно закрыть глаза на «отдельные недостатки».

Но теперь я понимаю, что эти вещи, в определенных условиях неплохие и даже полезные, у нас превратились в идолов, в жертву которым мы приносим и себя, Церковь, и самого Христа.

Послушание епископу имеет смысл тогда, когда тот сам пребывает в послушании у Христа. Догматы важны лишь постольку, поскольку они служат любви, а не ненависти. Сохранение апостольского духа, духа Нового завета, Нового договора — неизмеримо важнее механической непрерывности цепочки рукоположений.

И если форма входит в очевидное и трагическое противоречие с содержанием, — тогда становится понятным, что форму нужно менять. Иначе изменится содержание — а там уже и форма будет безразлична.

Так что когда до меня с высоких кафедр доносятся призывы к послушанию, единству и прочие круглые и правильные словеса — я понимаю, что всё это сознательные манипуляции, имеющие целью подавление всякой свободной мысли и живой совести, это эксплуатация Христа и Его Благой вести жадными и бессовестными людьми.

Спасибо, но я в эти игры больше не играю. «Посудите сами, справедливо ли пред Богом слушаться вас больше, чем Его?»

Источник