Ахилла

«Книга вовсе не безжизненная вещь; существование хорошей книги должно поэтому столь же мало подвергаться опасностям, как и жизнь доброго гражданина. Одно существование столь почтенно, как и другое, и надо в такой же степени остерегаться нападок на одно, как и на другое. Убить человека — значит уничтожить разумное создание; но запретить хорошую книгу — значит уничтожить самый разум».

Джон Мильтон

Готовя свою личную библиотеку к переезду, перебирал книги, вспоминая в какое время и в каких обстоятельствах та или иная книга попала ко мне в руки, что почерпнул для себя нового, что особенно запомнилось и какое влияния оказало на меня прочитанное. Большая, вернее, бо́льшая часть из всех этих книг появилась у меня в то время, когда я учился в духовной семинарии. И вот в моей памяти всплыл один эпизод времен учебы, внешне незначительный, но если вдуматься, то можно считать это некоей точкой невозврата.

Как-то на третьем курсе, когда я пришел сдавать в семинарскую библиотеку прочитанную книжечку игумена Петра (Мещеринова), я услышал, что это, мол, нехороший дядя. Такой вот не очень тонкий намек, что благочестивому семинаристу зачем же такое читать. А в этих статейках отец Петр очень здраво и смело проехался по «лубочному православию», что импонировало и было прямо как бальзам на душу. Даже не пытаясь возражать и спорить, я тактично промолчал. Но не забыл, как говорится. Просто сделал для себя соответствующие выводы. Так что в библиотеку эту я впредь приходил только лишь получать положенные учебники. Твердо решив для себя, что это мое личное дело, что я читаю (по-православному до этого дело также есть духовнику, но, к счастью, мне повезло, и тот священник, у которого я исповедовался, не был обскурантистом и мракобесом), и уж сам разберусь, что полезно, а что нет — не тупой.

Те, кто тоже в этом всем варился (семинарии, монастыри, да в целом это свойственно как РПЦ, так и другим конфессиям и сектам), тот не нуждается в описании атмосферы бдительности, то есть всеобщей подозрительности и слежки. Надо сказать, наше начальство не так уж пристально следило за тем, что мы читаем помимо учебных материалов. В целом, у меня не было проблем из-за «неправильной» литературы, разве за исключением случая, когда один батек из нашего начальства, увидев у меня на столе знаменитый дневник Шмемана, злорадно торжествующе высказал нечто неодобрительное. Он уже и без этого стал подмечать, что я слишком много думаю своей головой, и стал на своих предметах намеренно занижать оценки и заваливать, но это было хоть и обидно, все же не такое большое зло, учитывая, что тот мог при желании устроить проблемы посерьезней.

Семинарскую библиотеку, как я уже говорил, посещать я практически перестал. Не столько из-за боязни «спалиться», сколько из-за внутреннего дискомфорта, просто из принципа. Теперь я чаще стал появляться в епархиальном книжном складе-магазине. Там и так ко мне уже привыкли: подолгу перебирал, листал, следил за новинками, что-то покупал для себя. Все равно, если книга нравится и представляет для тебя ценность, то время от времени будешь к ней возвращаться, дабы освежить в памяти то, что было наиболее интересно — конечно же, лучше, когда нужное всегда под рукой (в то время еще не в каждом доме был интернет).

Ну а самым основным источником пополнения личного книжного фонда был магазин «Букинист», где можно приобрести б\у книги по доступным ценам. И, соответственно, тематика литературы не ограничивалась церковной, хотя основное внимание всегда было приковано к полкам «религия» и «философия». Вот туда, при возможности погулять по городу, мы с другом вдвоем, влекомые неутомимой жаждой всезнайства, много раз совершали набеги за разного рода богоугодной и небогоугодной литературой.

Помню, увидев у друга новую книгу, и прочтя на обложке «Апулей», поинтересовался, что это и о чем. «Ты что! У Пушкина даже строки такие есть: „читал охотно Апулея, а Цицерона не читал“». Да, согласен, весьма любопытно узнать, на что же Солнце Александр Сергеевич променял вдруг Цицерона-батюшку.

Заострю внимание на том, что у нас с другом особенным спросом пользовалась советская атеистическая литература, издаваемая, в основном, Политиздатом. Продавались такие книги за копейки, почти задаром, так как в свое время издавались большими тиражами безотносительно спроса, то есть не как у нечестивых капиталистов, а планово — под мудрым руководством Партии.

Что же такого находили интересного семинаристы в антирелигиозных книгах? — попробую сам себе на этот вопрос ответить. Во-первых, зачем убегать и прятаться от оппонента и его аргументов — трусость никого не красит, тем более христианина. Скажу словами Ганса Кюнга: «если мы хотим, оперируя разумными аргументами, выступить за веру в Бога, то мы в первую очередь должны знать и все аргументы против. Знать и принимать их всерьез».

Надо сказать, что я изначально относился с недоверием к советской атеистической литературе из-за ее казенного характера, априори предвзятости. Положено было цитировать дедушку Ленина, превозносить диалектический материализм и ругать религию — все это выполнялось и перевыполнялось. Зачастую пускались в ход совершенно нелепые штампы, несостоятельные и устаревшие теории. Например, нередко можно было видеть, как тиражируются многие клише 18 и 19 века, которые уже никто и не воспринимает всерьез, типа мифологической школы (Древс и иже с ним). Вот и чего же так бояться противоборствующей стороны, зная изъяны и слабые места оной.

Во-вторых, при всей предвзятости и скованности направлением, навязанным государственным руководством, атеистические книги имели тот плюс, что были свободны от цензуры хотя бы церковной, а это уже немало. «Есть обычай на Руси — слушать ночью Би-Би-Си» — как многие советские граждане могли с помощью «вражеских голосов» узнать, что в мире и собственной стране творится, о чем «Правда» не скажет или переврет, так и мы могли узнать много интересного из церковной истории, чего нам не расскажут (был у нас и светский преподаватель истории, который описывал все не так, как было изображено на благочестивых средневековых гравюрах — за это его и «ушли» впоследствии).

Также можно привести аргумент, что называется, «от противного». «Индусы знали переселение душ лишь до жизни и после нее. Но уже в жизни существует метемпсихоз. Это чтение. Какое громадное наслаждение — вселяться в душу Платона, Гете! Правда (и это достаточно грустно), в нашем странствовании по душам мы часто вселяемся в душу верблюда, осла и других низменных тварей. Но и это бывает очень полезно — узнать, как выглядит душа осла. Поэтому справедливо сказано, что нет такой плохой книги, из которой нельзя было бы чему-либо научиться» (Людвиг Фейербах, «Писатель и человек. Собрание юмористических философских афоризмов»).

Один мой знакомый, которого в юности зазывали поступать в семинарию (но в итоге все же сформировался человеком, далеким от церковности), рассказывал, что и в чтении кощунственной по отношении христианству литературы находит для себя пользу. Он говорил мне, что когда совсем охладевает к вере, то берет в руки «Забавное Евангелие» Лео Таксиля (это как раз одно из того, что активно тиражировалось в советский период), и при виде такого беспардонного глумления над Евангелием он совершенно не может оставаться равнодушным. Мне рекомендовал тоже попробовать это на себе.

Однажды, увидев на прилавке упоминаемую книгу, вспомнил этот разговор и последовал совету. Дрянь, конечно, редкостная! И возникает при чтении не только праведный гнев, но и испанский стыд за тех, кому такая пошлятина может нравиться. Дело не столько в оскорблении религиозных чувств, даже не могу положительно сказать о наличии у себя таковых, скорее оскорбляются чувства эстетические. Меня меньше задевает кощунственная составляющая покушения на нечто сакральное, огражденное от посягательств табу-запретами, — я и сам не прочь «пнуть священную корову» — в большей степени мне противно дурновкусие и низкопробность. Как многие верующие выказывают невежество и отсталость, так и многие их поверхностные критики способны лишь высмеять средневековые представления, но неспособны на большее, а посмеяться над мракобесием я могу и без них. Здравая, интеллектуально добросовестная критика религии помогает расширить кругозор и очищать представления о Боге от и антропоморфизмов, рудиментов архаичного сознания, но это имеет мало общего с той примитивщиной вроде воинствующего безбожия емельянов ярославских и мемов в пабликах «мамкин атеист». Многие из богословов, апологетов христианства, были выдающимися личностями, образованнейшими людьми своего времени, хотя и не знали ничего о структуре ДНК и имели смутное представление о расположении и вращении небесных тел.

Знакомство с богословием, духовными поисками поздней античности и средневековья не прошло даром, а по-своему обогатило, и хотя призывы и сейчас придерживаться тех же взглядов, что и у различных святителей, преподобных, равноапостольных и благоверных минувших эпох, я воспринимаю с улыбкой, все же приобщение к их интеллектуальной культуре считаю безусловно полезным для общего развития. Так что и сегодня, когда на годы учебы в семинарии смотришь как на дела давно минувших дней, не иссяк интерес как к христианству, вечным вопросам, поднимаемым верующими, так и к критике метафизики и традиционализма. И будучи часто не согласен в чем-либо как с теми, так и с другими, нахожу в их рассуждениях пищу для своих размышлений.