Ахилла

Склоняюсь к идее неповиновения в вопросе разрыва канонического общения с Константинополем.

Ну то есть, формально с моей стороны, как я понимаю, не будет никакого непослушания Церкви. Я уже несколько лет в греческом приходе — в Бельгии, то есть на территории, не подчинённой РПЦ. И также не было бы формального непослушания, если бы я жила в Беларуси, где храмов Константинопольского Патриархата просто нет. Но я говорю о внутреннем несогласии с официальной позицией Русской Православной Церкви в вопросе автокефалии для украинских православных — и о критике решений священноначалия.

Какое право я имею на это? Будучи мало что обычной мирянкой, так ещё и отнюдь не святой жизни? Когда единственным основанием для меня заявлять о принадлежности к Церкви является утверждение, что это для меня важно, что я стараюсь, хоть и недостаточно, корректировать свою жизнь в соответствии с христианской верой?

Я думаю, оснований тут, кроме вышеуказанного, ещё два.

Первое — это решение касается лично моей жизни в Церкви. В одной статье было резонное замечание, что мы обретаем право на критику, если предмет обсуждения влияет на нашу жизнь.

Второе — у меня, как у простой мирянки, есть те возможности, которых нет у иерархов РПЦ. Невстроенность в официальные структуры дает ту свободу, которой, возможно, грех не пользоваться. Чем выше человек стоит в иерархии, тем более он несвободен, связан условиями системы. Наши дорогие владыки имеют власть в церковной институции, но они пребывают в ситуации несвободы, связанной с политической конъюнктурой. А у нас — мирян, не работающих в официальных православных организациях, — есть возможность помочь им, уравновесив ситуацию использованием той свободы, которая у нас есть. И своим неприсоединением к ссоре с Константинополем улучшить ситуацию в нашей Церкви.

«Всякая власть от Бога»… Православные авторитарных взглядов понимают это как указание подчиняться любой светской власти, во всем, кроме совсем уж преступных велений. Более либеральные указывают, что в оригинале употреблено слово, обозначающее не всякую власть, но власть правовую, в контексте того, что Римская империя было правовым государством. Но немало свободы даёт и первое, несколько бытовое, понимание… если его расширить вообще до всякой власти, которую нам в этой жизни случается иметь! Например, ежели уж действительно мы говорим о ВСЯКОЙ власти — то не только о власти государства приказывать нам и бить нас ОМОНом, но и о нашей власти выбирать, каким приказам подчиняться, а каким нет. О нашей власти выйти на площадь в знак протеста. В общем-то, даже о нашей власти сделать коктейль Молотова и им кидаться, — хотя в большинстве случаев это будет уже злоупотребление возможностями. Но если уж совсем всякая власть от Бога, то и эти возможности тоже, — другой вопрос, как мы ими пользуемся.

Жаль, что я не понимала этого в 2006 году. Я, сочувствуя беларусской оппозиции и борьбе за свободу, стремилась на площадь — но не позволила себе выйти, подозревая, что не повиноваться власти — грех. Но, слава Богу, нашлись другие люди, которые не только не побоялись звучавших в эфире смертельных угроз, но и не были так, как я, отравлены авторитарным пониманием послушания. Они вышли на площадь и показали, что возможности авторитарной власти по запугиванию людей ограничены. (Это потом показали и люди, остававшиеся на Майдане, когда начался кошмар со снайперами.)

Кстати, мой пример с площадью ещё и показывает, как мы компенсируем недоработки друг друга, — делая то, что не смогли сделать наши ближние, по грехам, по недопониманию или по обстоятельствам. Ещё мне вспоминается (из документального фильма про участников событий на площади Тяньаньмэнь) китаянка, которая живёт в скандинавской стране и регулярно стоит в одиночных пикетах перед китайским посольством, протестуя против нарушений прав человека в Китае. Эта женщина говорила, что люди, у которых есть свобода, должны использовать ее, чтобы бороться за свободу других.

Возможно, точно так же и мы своим более свободным поведением можем компенсировать несвободу наших архипастырей. Потому что, увы, наша РПЦ несвободна. Политическая конъюнктура, власть Кремля — принуждают к разнообразной богословской легитимации авторитаризма. Начиная с идеологии «семейных ценностей» и подозрительного отношения к феминизму, и заканчивая легитимацией внутреннего авторитаризма и внешней имперской агрессии, демонизацией свободы и борьбы за нее (что особенно ярко проявляется в антизападной мифологии).

Не было бы беды, если бы это было только одной из идеологий среди церковных людей. Одной из равноправно конкурирующих опций выбора для проповедей и публикаций. Но в том и дело, что такие воззрения институционально удерживаются в мэйнстриме, а противоположные — грозят неприятностями для людей, встроенных в официальные церковные структуры. Наша Церковь в России, а также в Беларуси, — несвободна. На нее сильно давит политическая конъюнктура.

К моему стыду, раньше я бы не возражала против такого давления, если бы культивировалась иная идеология, более мне близкая. Я бы не возражала против навязывания более приятных мне вещей: например, риторики прав человека, феминизма и так далее. Но, к счастью, теперь я имею опыт, который мне позволяет более уважительно относиться к свободе людей противоположных взглядов. Это мучительный опыт дискомфорта в Церкви, — когда с каждого прилавка и из уст многих братьев, сестер и отцов на меня обрушивается риторика со «святой Русью», демографическим расизмом (рожать и рожать, а то на нашей земле будут — о ужас — жить другие, а нас непременно должно быть больше и непременно путем деторождения), беларусофобией, украинофобией и т.д. — весь комплект… Когда я жила в Беларуси, Церковь для меня стала местом, где слишком часто мои лучшие чувства встречали подозрительное отношение, а худшие — раздражались. К худшим, например, отношу бешеную русофобию (которая у меня отчасти прошла только тогда, когда я увидела, сколько людей в России противодействует имперской агрессии и борется за свободу и демократию, — это я говорю на заметку тем, кого волнует проблема русофобии в кавычках и без…).

Я не порицаю наших иерархов. Я работала в школе, и это позволяет мне видеть, как трудно идти против системы, когда мы в нее встроены. Работая в школе в Беларуси, я участвовала в провластном фарсе и заставляла детей в нем участвовать. Работая в школе в Бельгии, я участвовала в практиках, поддерживающих авторитаризм (хождение строем, запрет погреться в коридоре при отсутствии теплого помещения во время досуга и все такое; несвобода на Западе — отдельная тема). Нашим архипастырям нелегко идти против системы, нам нужно за них молиться. Но также есть смысл самим активно содействовать тому, чтобы наша Церковь была все в большей степени пространством свободы.

К счастью, в последние годы вижу, что многие уважаемые отцы, братья и сестры это активно делают.

Я не призываю никого причащаться или не причащаться в храмах РПЦ или Константинополя. Не призываю к какой-то позиции в этом вопросе тех, кого эта тема не особенно интересует. Также у меня нет богословского образования, так что прошу воспринимать мои слова критично.

Но я прошу тех, кого эта тема интересует, внимательно относиться к точке зрения тех православных, которые желают автокефалию для украинских и белорусских церквей. Не притворяться, что их точка зрения не имеет значения. Вспомнить, что любители империи и потрясающей великодержавной духовности в Церкви не одни, и не могут монополизировать дискурс. И что слово «послушание» — от глагола «слушать»…

Свобода в Церкви нам нужна больше, чем в любой другой организации, — потому что это единственное место, из которого мы не можем позволить себе уйти.

Источник

Читайте также:

• Патриарх Кирилл чувствует, что большинство верующих поддерживает разрыв с Константинополем
• Иеромонах Алексий Милютин: Когда мы перестанем шантажировать Телом и Кровью Христа?
• Я призываю не испытывать ненависти к нашим иерархам
• Священник Александр Шрамко: Писать буду продолжать. Компромиссы там не принимаются

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: