Ахилла

Из книги «От крестин до похорон — один день» (2010 г.).

10 ноября

Немцы побили человек тридцать партизан в бою под деревней Н. На ночь ушли, а утром вернулись в танкетках, чтобы додавить раненых. Подморозило. Танкетки шли по хрусткому ледку, по брызжущей грязи, по мертвым и еще шевелящимся телам.

Один человек, раненный в ногу, нашел в себе силы чуть отползти и спрятаться в канаве под кустом. Танкетки его не заметили. Опять настал вечер, и человек увидел, как по полю, по дороге, где лежали раздавленные люди, шли женщины. Телогрейки, темные платки… Они шли с простой и понятной целью: взять то, что осталось от трупов. Какую-нибудь тряпицу, обувку, может быть.

Раненый видит, что к нему направляется женщина. Обрадовался. Глядит на нее. Живого не бросят. За поясом у нее топор. Нагнулась над ним, схватила здоровую ногу и ловко стянула с ноги сапог. Взялась за вторую, за раненную… Мужик взвыл от боли, не понимая, чего она хочет. А та, видя сопротивление полутрупа, обреченного смерти, вынула из-за пояса топор и деловито отсекла, болтающийся в колене остаток ноги. Иначе сапог, набухший запекшейся кровью, снять было невозможно. Мужик потерял сознание.

Все же на следующий день его подобрали добрые люди, и он выжил.

А в соседнем селе, в столовой, работали три сестры. Старшая Натаха — посудомойкой. Та самая. Мужик ее узнал. И когда немцы ушли, сообщил в милицию. Ему не поверили. Он написал в райком. Тогда ее привезли на очную ставку. Как только Натаха увидела мужика-калеку, затрепетала вся, как лист, и побелела. Доказательств не понадобилось.

1980

2 мая

Вечер. В окошках тьма. Стало вдруг в избе холодно. А на душе тревожно. Вышел на крыльцо — снег валит хлопьями. Далеко вокруг бело, только чернеют бревна под крыльцом.

Кое-кто помнит, как разоряли церковь. В 38 году арестовали самых активных прихожан и выслали. Канули кто куда: кто в землю, кто в Магадан. Колокола сбрасывали на землю. Снимать — много чести и трудов. Когда упал большой, 418 пудов, все кругом задрожало, а колокол весь не разбился. А другим обрубали уши, и они валились на звонницу. Там уж их добивали на куски кувалдами, а куски бросали вниз. У священника было 4 сына. Ни один по отцовскому пути не пошел. Все перебрались в Ленинград.

8 мая

Целый день носил ведрами торф на грядки. Вечером посадил редиску, салат, шпинат, щавель, лук, морковь.

Около колодца голубеет яичко. Крепенькое, широконькое, как бочечка фишки от лото. Как оно здесь оказалось, как могла птица его обронить, или, может, разрешилась внезапно?.. Опустил его в скворечник на соседней березе. Оно мягко стукнулось о травяную перинку.

Вчера, и сегодня, и третьего дня слышны журавлиные трубы. Два журавля ходят по полю на виду у всей деревни и… разговаривают. Поднимутся в воздух, поплавают в теплой синеве и опять опустятся на зеленя.

Директор лесопильного завода, через уполномоченного, попросил у отца Арсения Библию. И получил, но не в подарок, а за деньги. «Так она для него ценней покажется», — решил священник. Патриархия издала энное количество, досталось и Валдайскому приходу. Читать трудно: текст мелкий, сплошняком, на странице почти нет полей. И, разумеется, без всяких комментариев. Массивный черный переплет. Как будто специально отвратить от Вечной книги, чтоб неповадно было разбирать слипшиеся строчки.

10 мая

Банный день. «Ужотко я свои кобры распарю, — говорит Сергей Матвеевич, — похвощусь маленько».

В «Уральском следопыте» помещен календарь народных примет. С.М. в него заглядывает, сверяет свои наблюдения, которые иногда не совпадают с календарными. «А по-нашему кукушка в голом лесу кукует к неурожаю. Вона, поет. И правда, нынче зеленя худые».

Впервые после зимы выгнали коров. Совхозные разбрелись по посевам. Их оттуда гоняет бригадирша Любка Белонина.

— Где же пастухи, Люба?

— А не знаю. Цыгане они и есть цыгане. Нанявши (то есть нанялись — А.З.), а где их бес носит!

Ревет бык, роет землю копытом. Грузовику не проехать. Шофер кричит из кабины: «Любка, уведи своего мужика, а то я ему сейчас роги обломаю!»

11 мая

На молитве открылось: Господь потому не откликается на мой голос (не выходит на связь), не ощутим мною реально как собеседник, как мой сосед, например, потому что я в своем собеседнике не вижу Господа и не слышу. Как же я услышу невидимого Бога, если в видимом человеке Его не замечаю. Сказывается, наверное, мое врожденное неприятие мира, недоверие к нему, агрессивному и безумному в то время, когда я вынашивался в утробе и когда родился. 41-й год, начало войны… Положение в стране, да и в семье, не способствовало навыкам счастливого мировосприятия. Менять в себе нужно именно это коренное отношение. И тогда в любом человеке проявится для меня Бог. Господи, помоги мне говорить с Тобою, как с живым человеком, а с человеком — видя в нем Твое подобие. Но как узреть Твое подобие в бесчувственном негодяе?!

На столе в стакане белая шапка кукушкиных слезок, а в кувшине — ветка сирени, весточка от исчезнувшего хутора: на его месте яма и кусты сирени вокруг. Я их сначала учуял, а потом уже обратил внимание. Значит, росли сирени и под теми сгинувшими окнами… На том хуторе жил чуваш с женой, с дочкой и большим граммофоном. На дочкиной свадьбе граммофон выставили в окно, и вся деревня глядела на него и слушала. Что, впрочем, не остановило парней поджечь во дворе стог сена, отчего вся свадьба пошла прахом. В 29-м году чуваша ликвидировали. А граммофон забрал себе председатель комбеда.

В 30-х годах, в самое раскулачивание, приехали деятели из города. Спрашивают старика, он сидит перед домом, на лавке в одних кальсонах.

— Что, батя, какова жисть-то?

Батя отвечает:

— А жисть-то, она всегда хорошая. Да ить жить не дают.

Утром бег, а потом ведро воды на себя и крепким полотенцем по спине. Спина скрипит, как свежий огурец.

Молитва перед едой. Господи, благослови нас и эти дары, и тех, кто их вырастил и приготовил. Научи нас быть добрыми и делиться хлебом и радостью с другими, ради Христа, Господа нашего. Аминь. Сосредоточиться на мгновение на предмете возвышенном. Алчность к пище на необходимый момент оттесняется, и возникает дистанция, которая действует, как амортизирующее средство. Человек не сразу набрасывается на пищу, а приступает к естественной потребности неспешно, несуетно. Но главное, конечно, в том, что Господь благословляет пищу, что мы принимаем ее из Его рук — на поддержание сил, на исцеление.

14 мая

Посадил картошку — под торф и навоз. С разрядкой между картофелинами в 40, а то и 45 см. Заглянула Е.М. «Это вы редко содите. Экую силу земли оставляете. Ведро на такой участок! Да вы что! И урожая будете ждать? Да сюда все три войдет. Распашите оставшуюся землю бороздами и по 12-15 сантиметров между картохами. А то что же у вас земля гуляет? Жирющая, да вы еще навоза наносили. Да у вас земля пух, а вы одно ведро содите».

Потом сажали картошку Сергею Матвеевичу. Я прошел с плугом. Одну борозду скривил. «Да у вас не борозда, а грядка получилась, Александр Иванович!»

Огороды сажают сообща — кто навоз разбрасывает, кто картошку кладет, кто лошадь ведет в поводу, кто за плугом.

Тут же вертится сопливый Юрка. Е.М. отгоняет его, как муху. «Юрка, поди прочь, лошадь наступит. Вот сейчас тебя в борозду запашу, будешь в ней рость». Юрка отвечает: «Сама иди в борозду, ворона трепаная».

С.М. вынес бутылку самогонки и ковалок колбасы. Я отказался от угощения, днем выпивать… А хотелось посидеть с людьми. Совсем я и забыл, что в каждом из них Христос, просто было спокойно и хорошо.

До ночи провозился с печкой, замазывал и белил. Она меня вчера выкурила из избы, напустив дыму.

15 мая

— Тот, кто читает Розарий, — говорит отец Арсений, — тот влияет на судьбы мира не меньше, чем политический деятель.

«Священник должен быть или святой, или замечательно образованный. Полусвятой и полуобразованный — смерть для священника», — цитирует он Терезу Авильскую и добавляет от себя: «Да, совершенство нахрапом не берется».

До него в храме Петра и Павла (на погосте) служил настоятелем отец Петр, пьяница и большой оригинал. Например, развлекался он так: надевал кожаные перчатки, ловил кота Ваську, размыкал ему пасть, а псаломщик Саша лил туда водку.

— Я чекушку настоятелю, — рассказывает Саша, — в алтарь приносил, выпьет не закусит.

Отец Петр проявлял пастырское внимание к матери Саши: то просфору большую ей поднесет у креста, то исповедует дольше обычного; всех только накрывает епитрахилью, отпуская грехи, а ее продержит минут пять, то книжку подарит. Саше это не нравилось, потому что Саша мать ненавидел. «Пусть она мне сейчас майского меду на голову нальет, я скажу, что навоз».

Отец Петр редко служил трезвый, а в воскресные службы и в праздничные это уж как пить дать. А однажды, в субботу, был трезв. Саша, возьми накануне и донеси на него. Позвонил в психбольницу: «приезжайте завтра за ним в церковь, он алкоголик». Приехали в разгар обедни, с милицией, с санитарами, остановили службу. А настоятель трезв, как стеклышко.

Саша откровенничает с кем-то из хора: «На Воздвиженье ох я нажрался! Три матраца проссал, два ватных и один пружинный».

У тети Жени мы берем утром литр козьего молока. Стучусь. Никто не отвечает. Открываю дверь и слышу ее голос в кухне, что-то бубнит. Не молитва ли?.. Да, вроде молитва. Но странная, с частым повтором: «Волос, волос, не ходи на мой голос». Я стою пять, десять минут… Тетя Женя, кажется, и не слышала, что я вошел, бубнит свое. Еще кто-то стучит в дверь.

«Хозяева дома?» Соседка Зина Овсягина. «Входи, входи», — отозвалась хозяйка, которая, оказывается, меня слышала и в мою сторону распорядилась: «Вон, на лавке, возьми». Я шагнул в кухню и увидел, что она сидит на скамеечке и парит в кадке ноги. Как-то мне жаловалась: «Кость в пятке гниет». Болезнь эта в народе называется волос. От него и заговор «Волос, волос». Позже я спросил, что она читала — молитву или заговор? И, кажется, напугал вопросом.

— Не, я ничего не читала, я только Отчую читала.

— А других молитв не знаете?

— Я неграмотная.

— Жаль, а то бы я вам другие переписал.

— А ты перепиши, я разберу. Только по-русски, не по-старому. А наговоров не знаешь?

— Самый верный наговор — Иисусова молитва. Христос ее всегда услышит.

— Напиши. Я разберу. Я никому не скажу.

Последнее заверение — отзвук религиозных репрессий, страх, уже невытравимый.

17 июня

Перед храмом много народу, предстоят крестины. На теплом солнышке мамы разворачивают младенцев, переговариваются:

— Мурка-то опять отабунилась.

— Мать, возьми котеночка. У тебя теперь собачек-то нету.

— Что ты! У меня свекровь — собака. Выкинет и котенка, и меня с ним.

— Баба Дунь, где ты огурцы достала?

— Я ничего не достаю, Бог послал.

— Вот бумажка, вот пять рублей. Черному батюшке отдай.

— Да они обои не белые.

— Ты хвалилась, что ножи наточила.

— А было б чего, нарежем.

О. Арсений сегодня крестил 19 детишек. Неужели и правда Россия крестится… Одна девочка кричала, билась, заходилась в истерике, колошматила всех, кто к ней подступался, начиная с батюшки. Досталось и мне, влепила по носу. Отец в растерянности, мать в слезах. Приехали из далекой деревни, на машине. Когда еще удастся? Отца отправляют на целину. А без отца, то есть без одного из родителей, крестить не разрешается: запрещено законом.

Хоровод из детей улюлюкает, колышется, воркует. Миропомазание, молитва, елеосвящение… И только одна не дается, дьявол, что ли, в нее вцепился. И правда, чего она боится?.. Уколов. Ей три годика, из больниц почти не выходит. Перенесла не одну операцию в паху, на ногах… Делали по тридцать уколов в день. Крещение она воспринимает, как очередную операцию, как втык беспощадного шприца. Первый нервный срыв у нее случился в результате испуга. Напугала какая-то телевизионная передача.

О. Арсений в общем крещении ее обошел. Старухи просят меня поговорить с батюшкой. Пот в буквальном смысле льет с него ручьем.

Я тоже не теряю времени. В продолжение всего таинства кое-чего рассказываю родителям, выделяя главное: «Читайте Евангелие и старайтесь жить по нему. Бывайте хоть раз в месяц, хоть два раза в году в храме. Следите за собой, сверяйте свою жизнь с той, какую заповедал нам Христос. Благодарите Его за все. Окрестит сейчас батюшка вашу дочь, благодарите Бога. Не окрестит — тоже благодарите. Значит, Он дает вам время хорошенько самим подготовиться к этому главному событию ее жизни. Почитать Евангелие, подумать над тем, что в нем написано, рассказать дочке. Не переживайте, если сегодня не окрестит. Господь все делает нам во благо. А в этом месте особенно. Он знает, что делает».

Я пробился к отцу Арсению: «Девочка-то нервная, кричит, потому что ее телевизор напугал». «Родителям надо бы раздавать ваше стихотворение про телевизор, — шутит батюшка и, кивнув в их сторону, добавляет: — Пусть останутся».

Пещерный человек к транзистору приник. Он не читает философских книг. Он, как и все. Он хочет тоже выжить. Он хочет правду о себе услышать.

Он рыщет щупом в адской пустоте. Там треск и тарабарщина везде. Там музыка, как будто жарят ведьму, расходится кругами по воде. Зигзаг волны его охлещет плетью.

Но притаился где-то в уголке там разговор на русском языке. Пульсирует, как у запястья жилка. Смелей, смелей… Пока его глушилка не перешибла. Многое видал за свой-то век. Туфта ему знакома. Он телевизор вытащил из дома прочь на помойку, продавать не стал.

Противоречья не в его натуре. К транзистору припал, как к амбразуре.

Пестрое кольцо младенцев —лепечущих, воркующих, орущих… Не так ли св. Владимир Русь крестил?..

20 июня

Мишка, последний сын Улановых, беспрестанно и гулко кашляет, как в бочку. Чумазый, весь в соплях. Я ему травой вытру нос, вроде бы полегче дышит. Сегодня пасет овец старуха Белонина. Подошла к крыльцу. Мы приглашаем завтракать. Настя: «Пойдем к нам чай пить! Пойдешь?» Сидя за столом, рассказывает: «Я каши поела, только собралась чай пить, Мишка Уланов в окне. Палец в нос, вытянет и в рот, вытянет и в рот. Мамочки родные, я чуть не вырвала все обратно. Жаль, хорошо поела».

Американский Pioneer-2 достиг Сатурна. Был запущен шесть с половиной лет назад. Два часа летел через кольца Сатурна. Планета оказалась теплей, чем показывали расчеты. Сильное магнитное поле. Колец семь. Одиннадцать лун. Кольца — метеоритная пыль, но есть и крупные камушки. Аппарат зафиксировал пять ударов по своей обшивке частицами, размером не менее 10 мкр.

Это передают «вражьи» голоса. Весь мир, кроме нашего, разумеется, смотрит сейчас в телевизоры на планету, отстоящую от Земли на расстоянии более миллиарда километров.

Сергей Матвеевич в прошлом году косил на болоте, вдоль канавы. Никто это место не брал, хотя оно близко к деревне.

Некошеная трава — грубая, разная, корова не всякую траву ест. А на прокошенном месте трава выросла уже помягче. Утром Семен Пустов помчался на телеге как раз в то место, под березки. Накосил воз. С.М. ему: «Ты никак мой покос загреб!» — «Где?» — «А вдоль канавы на болоте». «Он мужик шныркий, — говорит С.М., — лошадь у него под боком. Да я не буду лаяться. Коси, мать тя е».

Цыганка Марья вся черная, то ли от природы (цвет кожи), то ли от грязи. Настя, всякий раз ее увидев, спрашивает: «А цыганка не кусается?» Любую поклажу тащит на горбу. Увязала своим широким платком охапку хвороста, взгромоздила на спину, платок разорвался. Марья плачет. Я вынес ей веревку.

Прибежала вчера к С.М.

— Серега, а, Серег, не знаю, кто пришел: Колька аль Васька?..

С.М. понял, что заявился кто-то из сыновей, а кто — мать не знает.

— Убьет, аль нет, Серег? — канючит басом.

Когда кто-то из них вдруг сваливался — из тюрьмы, из бегов — на голову Марьи, она мгновенно исчезала из дома. Боялась, что дети, требуя денег, убьют ее. И на этот раз она лесом, Бойневской дорогой подалась на Валдай.

А сын Колька, по кличке Бурма, видя, что и на сей раз мать показала ему кукиш, затолкал две перьевые подушки в чемоданчик, с которым приехал, а третью вспорол и распустил по избе… Не будет бегать от сына, зараза…

За этим занятием его застал Коля Белонин, пришел проведать старого друга, которому писал иногда в тюрьму.

Когда Бурма укатил, мать пронюхала об этом и на автобусе вернулась в деревню.

— Соседи украли, соседи украли, — забубнила она про подушки, страшась выдать сына. В этот же день пришла в магазин и купила две новых подушки, тоже перьевых в шелковых наволочках, по 9 рублей каждая.

21 июня

Вот и пригодились бревна, что приволок мне Федя в прошлом году. Буду менять нижние венцы, которые заметно прогнили. Помощничка бы найти… Да в это время сложно: кто на покосах, кто в питомнике… Петр Белонин дал мне два домкрата, которыми я вывесил дом, когда удалял гнилые венцы. Дома в этой местности ставятся на опорных камнях, почва песчаная, лучшего фундамента и не нужно. В правом углу, на камне, под бревнышком, лежал серебряный образок с изображением Александра Невского. Под тем углом, который в избе называется красным. Лет сто тому назад его положили сюда, под первый венец, чтобы святой Александр, мой, отмечу отдельно, небесный покровитель, участвовал в устройстве дома и семьи. Я его так и оставил на камушке, под новым бревном. Что, опять совпадение? А может, явный знак. Точно такой образок подарил мне отец Александр Мень на мое крещение.

Сосед принес свежего мяса, вчера зарезали теленка.

Угощает. Я спрашиваю:

— Сколько здесь и почем?

— Два килограмма. У нас многие охотят, да я не продаю. Это уж вам.

Ветер умолкнет, и дождь отлопочет, и в тишине безмятежной слыхать — стены жилья обреченного точит жук древогрыз, новоявленный тать.

Начал он, кажется, с дивных оконниц. Мало нам было мышей и мокриц. Как музыкален его колоколец, словно не жук он, а сказочный принц.

Пилит и пилит, трудяга бессменный. Роет и роет… Видать, овладел прочно своей деревянной вселенной. То-то я здесь поселиться хотел.

Тикают часики не за стеною. В толстой стене — в мирозданье длиною.

И направляют дуплистую ось в стол и в тетрадь, и в скамью подо мною. И самого продырявят насквозь.

Впрочем, и хищникам надобно кушать. Мне же под музыку их не дремать. Он в этом доме затем, чтоб разрушить. Я в этом мире затем, чтоб собрать то, что тлетворным углам не подвластно, что не развеять и в прах не стереть. Пол не прогрызен еще?.. И прекрасно! Только успеть бы, только успеть…

Продолжение следует

Фото автора