Есть ли разочарование в Боге и в Церкви?
8 декабря 2020 Ахилла
От автора текстов «Мой „святой“ муж (священник-абьюзер)», «„Насилие любит тишину“ — значит надо ее нарушить», «Но я же была не в секте?..», «Почему они не уходят?», «Кадровая политика РПЦ глазами бывшей матушки» и «Две стороны одной медали».
Мне часто задают этот вопрос. После всего, с чем мы столкнулись, как я теперь отношусь к Богу и Церкви. И задают не из праздного любопытства. А потому что у самих болит. Этот текст, как и все остальные, пишу ради тех, кто побывал на этой войне лично. Потому что знаю, как важно бывает в трудную минуту найти того, кто тебя понимает.
Текст читает Ксения Волянская:
А я понимаю, сколько боли и нравственных страданий стоит за этим «опытом». Как жестоки бывают непрошеные «судьи», которым нет сил ответить. Как обнуляется твоя система координат, и ты, будто в невесомости, не знаешь, куда тебе теперь идти.
Но ты обязательно поймешь. Здесь нет правильных и неправильных решений, потому что мир не черно-белый, как любят изображать его «учителя». И я верю, что Бог гораздо глубже и тоньше, чем острые языки знатоков Священных Писаний.
Мы все проживаем свой опыт по-разному в зависимости от наших жизненных обстоятельств. Я расскажу, как прожила свой.
Мои отношения с Богом начались гораздо раньше, чем я пришла в «тот приход». И как духовник ни пытался убедить всех, что «родил меня во Христе», это не было правдой. Думаю, как и у многих. И это очень важный момент.
Я росла в светской семье. Но мои прапрадед и прапрабабушка были людьми глубоко верующими. После революции они не подверглись гонениям и не перешли на сторону красных, а просто продолжали свою жизнь по совести, которую успели в себе воспитать. Они растили 13 детей, работали и учили их жизни. А те учили жизни своих детей. А те своих. Так и до меня дошел образ истинного христианина, который я впитала с молоком матери.
Это честный, прямой, порядочный человек (ибо дьявол «ложь и отец лжи»). То есть обманывать, лукавить, манипулировать, симулировать, клеветать, хитрить — никогда не будет для него «нормой». Он безопасен, а значит не причинит намеренный вред, не нарушит чужие границы, не подставит, не предаст, не покинет в трудную минуту, это человек, на которого можно положиться («возлюби ближнего своего как самого себя»). У него милующее большое сердце, как у того доброго самарянина, который помог даже незнакомцу. Христианин не делит людей по степени достоинства, для него что «богатый, что бедный, что раб, что свободный, что мужской пол, что женский», люди имеют достоинство уже по факту своего рождения. Он не сидит сложа руки и не квасит свои таланты. У него много дел, и все они наполняют жизнь разными красками.
Может быть поэтому в нашей семье было много врачей. Но даже мой дед, закончивший мореходное училище, был именно таким. Добрым и честным, всегда спешил на помощь тем, кто нуждался, работал, не покладая рук, умел радоваться жизни и любить близких. Межпоколенческая семья была очень сплоченной, в обиду никого не давали, за близких были горой. Очень любили детей, были рады каждому, кто появлялся на свет, воспитывали сирот. Каждое поколение нанизывалось на этот нравственный стержень, что давало твердую почву под ногами.
Такой образ христианина крепко запал в мою душу с раннего детства. Когда мне исполнилось 6 лет, меня крестили в маленьком древнем храме где-то под Новый год. Старенький согбенный батюшка служил с большим трудом, но мне запомнились его светлые глаза, в которых горел огонек добра. Это был мой первый опыт прикосновения к Церкви, который только подтвердил, что христианство мне близко.
Я наивно полагала, что все люди, называющие себя христианами, такие.
Когда мы оказались в «том приходе», все наши представления о христианстве были подняты на смех и обесценены. Теперь я понимаю почему, но тогда…
Тогда я узнала много «нового». И что «женщина ниже мужчины». И что только постясь по уставу и исполняя все спасительные заветы Церкви, ты можешь прийти к Богу по-настоящему. И что волю свою, Богом данное тебе сокровище, ты должен подчинить воле наставника и духовника. И многое-многое другое.
Но я начала читать. Так уж заведено было в нашей семье, что если ты чем-то занялся всерьез, изучи это досконально. Слава Богу, читать Новый Завет мне не запрещали. А за ним пошли и толкования святых отцов, изучение богослужения, удивительный мир древних церковных песнопений, в котором христианство опять заиграло прежними знакомыми красками.
Со временем ситуация в приходе все больше напоминала евангельские описания фарисеев, считающих себя избранными, «лицемерно долго молящихся» и почитающих «прочих» бесперспективными грешниками.
Ну а история с кадровой епархиальной политикой только дополнила картину лицемеров, поедающих «домы вдов», прикрываясь словами Священного Писания о «воле Божией», исходящей из них.
Мне и сейчас, когда я читаю комментарии «правоверных», в которых много злости, жестокости и цитат из Библии, к любым текстам о проблемах в церкви, вспоминается образ этих самых книжников и фарисеев. Они-то «исполнили» закон до последней буквы и уж «точно знают», как правильно жить всем на белом свете.
Причем к себе они будут требовать именно христианского отношения. И какой-нибудь жесткий гневный ответ может задеть их нежные чувства, показаться нетактичным и неуместным. А то, как они полосовали человека, выдавая одно экспертное мнение за другим относительно его «неправильного» церковного опыта, они конечно же забудут как «не бывшее». В этом отношении я считаю вполне уместным давать жесткую «обратную связь». Понятно, что изменить таких людей она не сможет, но спесь поубавит. Да и смелость писать в иной раз тоже. И даже если кто-то скажет «фу, как некрасиво, мы думали, ты другая», живая реакция дает возможность обозначить границы, и это гораздо важнее, чем чье-то фантомное одобрение.
Есть такая уловка, на которую часто попадаются потерпевшие. «Ты будь такой жертвой-жертвой, — транслируют им окружающие, — терпеливо и главное молча сноси все свои страдания, и тогда ты (может быть) получишь от нас поддержку и принятие». И если потерпевший вдруг захочет постоять сам за себя, вывести проблему на чистую воду, начнет называть вещи своими именами и (о, Боже!) посмеет показать зубы тем, кто на него нападает, он сразу же лишается «покровительства» и становится «ненастоящим». Его опыт обесценивается, а он сам поставляется «в один ряд» с агрессором.
Впервые я столкнулась с этим, когда изучала проблему домашнего насилия. Сейчас вижу, что тоже самое происходит и в вопросах насилия внутри церковной системы.
Почему это уловка. Потому что люди, демонстрирующие вам свое отвержение сегодня, никогда и не были вашими настоящими помощниками. Они только держали вас в коротких штанишках жертвы, чтобы вы не смогли начать вылезать из своей ямы. Это толпа, сегодня кричащая «осанна», а завтра вопиющая «распни-распни его».
Людей, которые могут реально поддержать в ситуации насилия, немного, но они есть. И их сила гораздо больше, чем все пустые обещания, вместе взятые. Это видно и в жизни, и в тексте. Я всегда с большим теплом читаю поддерживающие слова неравнодушных людей. В них есть какая-то удивительная любовь к жизни, которая передается через буквы.
Когда я приняла решение больше не возвращаться к мужу, со стороны епархии на меня началось сильное давление. Мне говорили, что я поступаю не по-христиански, раз не хочу простить. Я разрушаю семью и оставляю детей без отца. К тому времени ситуацию в нашей семье не пнул только ленивый. Это был тяжелый кризис моей духовной жизни. Потому что я была поставлена перед выбором — остаться в одобрении у духовников, вещателей воли Божией, или спасти жизнь вверенных мне Им же детей. Материнский инстинкт победил, и я не вернулась к агрессору.
Но на какое-то время потеряла дерзновение молиться, потеряла ту связь с Богом, которая была у меня с детства. Не знаю, сколько бы это продолжалось, но жизнь с четырьмя детьми без жилья, без денег, под постоянные угрозы бывшего мужа, была, мягко говоря, непростой. И однажды, обессилившая в конце очередного бесконечного дня, я вдруг подумала, неужели Он смотрит на меня сейчас «со спокойной совестью, сложа руки», и у меня вылетело: «ну помоги же мне наконец!» Это было дерзко, наивно, но очень искренне. В тот момент я почувствовала, что Он «не держит на меня зла».
И мои дела стали налаживаться. Вдруг нашелся адвокат, который согласился мне помочь. Мы стали добиваться алиментов. Появился свет в конце тоннеля с квартирой. Я вышла на работу и начала учиться. В моих взаимоотношениях с Богом началась оттепель. В Москве я встретилась с одним известным уважаемым батюшкой, который много писал и говорил о проблемах православных семей. Мы долго разговаривали, я рассказывала о ситуации в семье, он задавал много вопросов. В конце он спросил, что я в итоге решила. Я ответила, что решила не возвращаться. Я думала, что сейчас услышу очередную проповедь о том, как важно уметь прощать, но его ответ меня поразил до глубины души. «Ну, слава Богу! — сказал он. — Я уже подумал, что мне придется тебя убеждать». На мои большие изумленные глаза, он ответил, что простить можно, но в разведку с человеком, который тебя однажды предал, второй раз идти неразумно, а «семейная жизнь посложнее разведки». В тот момент меня отпустило окончательно.
Я пришла в свое исходное состояние веры в Бога, которое было у меня до общины, в общине и во время всех моих мытарств по освобождению из нее. И это был очень важный момент в моей жизни. Потому что духовник всячески продавливал, что именно верность ему говорит о верности Богу и что именно — не сопротивляясь — ты «несешь свой крест». Он привязывал взаимоотношения с Богом к послушанию себе, чем лишал людей базовых опор. Многим это сослужило злую службу, пошатнуло их веру в момент, когда они уходили. Но поскольку вера — это не внешнее исполнение заветов, а жизнь внутреннего «сокровенного человека», то она ожила и окрепла, после того как они пришли в себя на свободе.
У меня не возникло потребности искать истину дальше, изучая другие мировоззрения. Может быть, я слишком загружена для таких исканий. А может быть, меня вполне устраивает тот образ христианина, который я усвоила с детства. Я не нашла ему противоречий, когда изучала Священное Писание и толкования святых отцов. В Писании много спорных речевых оборотов, но, изучая их, я остановилась на том, что противоречия связаны с переводом текста, и понимать слова надо через призму дел, ибо «по плодам их узнаете их». А делами Христос дал нам вполне конкретный образец христианина.
Я не претендую на правильность своего понимания Бога и истину в последней инстанции, это мое видение, основанное на моем опыте. Если кто-то мыслит по-другому, это его законное право. Каждый сам живет свою жизнь.
В общем, в Боге я не разочаровалась. Я поняла, что Бог несоизмеримо больше и глубже, чем Его рисует опыт конкретного религиозного представителя.
Теперь насчет Церкви.
У меня не было периода очарования Церковью. Что там «прям все святые и рай на земле». Я, конечно, наивно полагала, что все христиане стремятся примерно к одинаковому нравственному облику, но увидев обратное, испытала скорее изумление, чем разочарование. «Ребята, но ведь фарисейский подход в вере Христос обличил еще 2000 лет назад, зачем мы снова в этом буксуем?» Но в ответ лишь слышала бесконечные цитаты из Священного Писания, вырванные из контекста.
Что я думаю о Церкви сегодня?
Церкви стало «очень много». Она лезет везде — в законы, в политику, военную отрасль, в здравоохранение, образование, в постель к супругам, в матку к женщине, в еду за твоим столом. Она потеряла всякие берега, и, как разлившаяся половодная река, топит всех на своем пути. Не дай Бог ты придешь в храм «просто поставить свечку» — сразу будешь назван презрительным словом «захожанин». Не дай Бог захочешь на исповедь и причастие, которое не включено в некий постоянный график, — тебе не преминут поставить в укор, что «жить церковной жизнью надо постоянно». А ведь жить надо не чьей-то, а своей жизнью. «Во всяком народе поступающий по правде приятен Богу» — эти слова из Деяний святых апостолов почему-то не впечатляют ревностных исполнителей закона. Надо обязательно быть «приписанным» к какому-нибудь приходу, чтобы тебя считали «своим». «А в какой храм вы сейчас ходите?» — этот вопрос духовные чада отца N задают при встрече первым делом. И могут тут же подтвердить цитатами его обоснованность.
Многие писали, что грубость в храме оттолкнула их от церкви. В этом есть очень большой смысл. Грубость — это яркое проявление инвазивности (проникаемости и даже нападения) церковности на границы человеческой жизни. Чтобы «цыкнуть» незнакомцу — надо быть глубоко уверенным в своей исключительной богоизбранности и правоте. На церковном языке это называется гордыней. Так вот эта гордыня разрослась до размеров злокачественной опухоли. И та монополия на спасение, которая транслируется сегодняшней РПЦ, — ее корень и ядро, как мне кажется.
Думаю, многие люди относились бы к Церкви и к Богу доброжелательно, если бы она занимала то место, которое ей предопределено. Если бы священники молились и совершали таинства, а не «властвовали над стадом». Священноначалие следило бы за духовным состоянием клира, а не занималось сбором податей и скупкой имущества. Миссионеры несли бы в мир пример жизни истинного христианина, а не богословские измышления, подтверждающие необходимость занырнуть в церковную жизнь с головой.
А вообще, миссионером призван быть каждый христианин. Но ведь чтобы «делать мир лучше», надо быть с ним в контакте. А перед этим надо сначала научиться быть в контакте с самим собой. Ведь если ты слепоглухой, то пользы принести сможешь в разы меньше, чем со зрением и слухом. Но люди сейчас часто боятся слышать и видеть. Они не хотят осмыслять происходящего. Они спасаются «как из огня» с закрытыми глазами, иначе «а вдруг моя вера пошатнется». И это тоже путь. Но не единственный и не миссионерский точно. Даже наоборот. От их «праведно» гневных поступков и слов «имя Божие хулится у язычников».
Мне грустно от того, что я вижу сейчас внутри Церкви. Не везде и не всегда, но все же слишком часто и главное — системно. Церковь имеет такие сокровища, но часто мы видим, как она закидывает людей мусором, который потом никуда нельзя выносить.
Иллюстрация: В. Ван Гог «Милосердный самаритянин (по Делакруа)»
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)