Ахилла

Отец Петр позвонил мне сам — сначала я не понял, кто это поднял меня в час ночи с постели.

— Привет, друг! Это Петр Надюк — узнал? Мы с тобой сорокоуст же вместе проходили, ты мне давал служебник со своими пометками! А я еще путался, начал на ектинии священнические молитвы тайные вслух читать! Ну?

— Ну, да, конечно… Но как ты телефон мой узнал? Столько лет прошло… Знаешь, я уже и не служу, уехал на Урал…

Отец Петр засмеялся густым басом:

— Да я все знаю — в наше время ничего не укроешь! Я, кстати, сейчас тоже с тобой рядом, в соседней области. Слушай, а приезжай! Посидим, поговорим, старое вспомним, новое расскажем. Ты, я слышал, пишешь всякое: вот я тебе и того — исповедуюсь.

С отцом Петром мы не виделись 13 лет. Тогда он был бодреньким толстячком — бывший милиционер из деревни, трое детей, веселый нрав и бестолковость в службе. Почему бы и нет? Я взял билет на поезд, и в назначенный день отец Петр встречал меня на вокзале.

Он не изменился, только прибавил килограммов 20, поседел, лицо покраснело.

— Привет, друг! Я рад! — он заботливо усадил меня в огромный танк-джип, сияющий отполированной чистотой.

— Ого, — сказал я, утопая в удобном сиденье, — откуда такая благодать?

— Украл, — пожал плечами отец Петр.

Я посмеялся. Мы выехали за город, с полчаса неслись по шоссе, потом свернули в симпатичный коттеджный поселок, обрамленный с трех сторон лесом, горами, невдалеке виднелось озеро. Подкатились к особняку, стоявшему на краю поселка, вплотную к сосновому бору. На огромном участке красиво располагались постройки: бревенчатая шикарная баня, огромный гараж на несколько машин, бассейн — все это напоминало кадры из фильма об олигархах.

— Где мы? — удивился я. — У твоего спонсора, что ли? Я думал, мы с тобой вдвоем посидим, я как-то не люблю компании…

— Да нет, какой спонсор — это все мое, — спокойно ответил батюшка, вылезая вместе со мной из джипа в гараже. Там стояло еще две машины: спорткар и мерседес бизнес-класса.

— Да ладно, — опять засмеялся я шутке, — на какие ж шишы?

— Украл.

Я уже не засмеялся. Шутка, которая повторяется, не смешна.

Мы подошли к дому, в вольере рядом с домом бегали три собаки, весело лая, — бернские зенненхунды, красавцы.

В доме нас встретили еще две смешные собаки, приветливо виляющие хвостами, — корги.

— Это моей жены, — кивнул на коротконожек отец Петр.

— А сама матушка где? — я вспомнил, что жена у отца Петра была сельской библиотекаршей.

— В Лондоне, у старшего сына гостит, — ответил он.

В доме никого из семейных не было. Как объяснил отец Петр, с тех пор детей у него стало пятеро, но старшие уже жили за границей, кто-то учился в Оксфорде, кто-то занимался бизнесом, а двое младших, подростки, учились в элитном закрытом заведении, куда принимали только самых-самых.

В доме мы встретили только симпатичную горничную, а во дворе возился опрятный мужичок — садовник, пояснил мне старый приятель.

Потом мы сидели в баньке, распаренные, пили чай.

— Спрашиваешь, откуда? — сам завел разговор отец Петр, шумно дуя на чай. — Украл, я ж тебе говорю. И не улыбайся, я тебя ради этого и позвал.

И отец Петр начал свою исповедь.

После сорокоуста он года три служил вторым священником в райцентре, получал гроши:

— Ездил на Запорожце — прихожане подарили. Так я еле влезал туда, а когда, кряхтя, вылезал — коровы ржали.

Выручала пасека, без нее совсем бы загнулись. Но матушка была недовольна такой жизнью: она часто приносила домой из библиотеки глянцевые журналы о светской жизни, листала, многозначительно вздыхала. Дети подрастали, матушка опять понесла — надо было что-то решать.

— И тогда я пошел к архиерею на прием, — вспоминает отец Петр. — Ну как пошел: не с пустыми же руками, а с горшочком, как Винни-Пух, только мед я донес, вернее, довез — угостил владыку медком. Полцентнера, да… Он меня и перевел в город, дал пустырь: строй, мол, храм.

— Я сначала обиделся за пустырь, — продолжил он рассказ, — а потом вижу, что это не пустырь, а неиспользованная возможность. Сначала сдал его под автостоянку, только кусочек оставил под вагончик, где службы вели. Потом пол-участка сдал в долгосрочную аренду, там магазин построили дагестанцы. Деньги появились. Но я их не тратил, а вкладывал в один бизнес, тоже через тех дагестанцев. Правда, потом их бизнес накрылся, оказалось, и наркотиками торговали, и девочками, но я вовремя вывел свои деньги плюс проценты.

А потом пришел один спонсор: «Я храм хочу построить! Только чтоб назвали его в честь моей жены: храм святой Галины!»

Галины так Галины — дела пошли. Спонсор попался богатый да лоховатый, не слишком деловой, но доверчивый. Ой, брат, знал бы ты, сколько я кирпича, цемента и прочего продал на сторону… Хватило бы три храма построить. Да и этот строили: снаружи красиво, не придерешься, но экономили на всем: арки гипсокартонные, купол под «медь», а медь я продал.

В общем, стал я протоиереем быстро, потом благочинным. Храм освятили, спонсору медаль — он счастлив, баба его счастлива, да и мне неплохо. Купили мы домик, машину мне, машину — жене, старший поехал учиться за границу.

А тут владыку нашего перевели к вам на Урал, он меня с собой и позвал — да и как не позвать: я ему регулярно конвертик заносил «на нужды епархии» — и в каждом конвертике то по 50 тыщ, то по 100.

Я перебиваю его:

— По сто тыщ рублей конвертик — ничего себе!

Отец Петр посмотрел на меня укоризненно:

— Ага, рублей… Наивная душа.

Потом продолжил рассказ:

— А тут владыка меня поставил отвечать за строительство кафедрального собора, а то позор, никак достроить не могли. Ну, я достроил. За три года — представляешь? И вот этот дом себе тоже построил, детей пристроил.

Нам, например, в собор один спонсор подарил престол из какого-то редкого мрамора, за 500 тыщ уе. Так я его перепродал другому спонсору за 600 тысяч, а он подарил тот престол в соседнюю епархию: там как раз патриарх приезжал собор освящать. Тамошний владыка был очень благодарен. Наш тоже был мне благодарен: поделился я — напополам. А наши местные мастера сделали престол из пластика, точь-в-точь как тот мраморный, никто и не заметил.

На иконостасе я тоже сэкономил: денег собрали на писаные иконы, вроде как афонского письма, а сейчас техника до того дошла: напечатали на фанере — любо-дорого, не отличишь! Два миллиона деревянных как с куста. Ну и опять — половину владыченьке. А сколько такой экономии было, эх…

Отец Петр задумчиво вздохнул, глотнул чаю:

— А теперь у меня проблема: не знаю, куда еще дальше воровать. Денег на три жизни, дети обеспечены, жену почти не вижу — ей в лондонах да римах больше нравится, чем с толстым мужем, которого простатит замучил… Смысла в жизни не вижу, понимаешь?

— Понимаю, — ответил я. — То есть ты меня позвал, потому что исповедаться по-дружески хотел, да? Чтоб я тебе помог?.. — доброжелательно начал я.

Отец Петр в недоумении посмотрел на меня, потом взгляд его прояснился:

— Ах да, конечно! Неудобно это говорить, но ты меня не раз выручал, подсказывал выход: видел ту горничную в доме?

— Видел, — подтвердил я.

— Ну вот, — отец Петр виновато заулыбался, — я к ней, ну, ты понимаешь… — ну ты понимаешь! В общем, неравнодушен, да. Только проблема у меня с ней: нет, простатит я лечу, конечно, хмхм, хотя бывают сложности.

Но она у меня романтичная такая — ей даже денег не надо, за границу не хочет… Знаешь, чего хочет? — Стихов. О любви: ночь, луна, скамейка, фонарь, аптека — что-то такое. Но только чтоб я сам сочинил — сказала, мол, обязательно в этот — угол какой-то, черт его дери, забьет потом, проверит, чтоб не слямзил откуда! Представляешь, зараза?

Он поскреб лысеющую макушку, вздохнул:

— Поможешь, а?..

Рисунок Вячеслава Полухина

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: