Ахилла

Они выехали из родного города не сразу, не в первые дни бомбежек, а когда город уже стали по-черному крушить. Выехали большим семейством. Старики, дети, внуки, правнуки… Заняли почти половину автобуса. Выехали затемно, только-только стало развидняться. Чтобы не попасть под верные обстрелы. Впереди шел автобус с детьми из детского сада, за ним с инвалидами из госпиталя, а в третьем они и сотрудники музыкального училища, где она преподавала. Путь держали на Кишинев, а оттуда, если повезет, через Румынию или Польшу в Германию.

Из города выбрались благополучно. А уже примерно через час на дороге стали рваться снаряды. И первый автобус, на борту которого крупно выведено — «ДЕТИ», разорвало на глазах. Он шел от них на приличном расстоянии — степь, видно далеко… Восемь детишек и двух женщин воспитательниц, оставшихся в живых, покалеченных, подобрали, перевязали, как могли, и довезли в ближайший поселковый медпункт. Несколько дней она не могла прийти в себя, не могла спать, хотя дети и внуки, и родители были рядом.

До Германии добирались две недели. Их сначала разобрали по семьям, но вскоре выделили отдельный дом — со всеми удобствами. Впрочем, без удобств в Германии домов не бывает.

К удобствам, рядом с домом, можно отнести и православный храм «Всех святых», расположенный в бывшем католическом. Она оценила этот подарок судьбы и в воскресенье решила пойти на службу. В субботу была на всенощной. Подробно приготовилась к исповеди.

Литургия начиналась в десять, но она пришла к девяти, чтобы быть первой. Батюшка, отец Евлогий, коротенько отчитал общую молитву, и допустил ее к аналою. Последний раз она была на исповеди в прошлом году.

Собравшись с мыслями, вздохнув глубоко, она, было, начала с абсурдного, с неизъяснимого, к чему, быть может, как-то и сама причастна… но батюшка остановил:

— Откуда вы?

— Беженцы. С Украины.

На этом исповедь ее пресеклась, не начавшись. Отец Евлогий прервал, как ракетным ударом.

— Зачем вы, украинцы, бежите со своей земли? Вы не понимаете, что происходит! Вы сами виноваты во всем! Господь попустил эту кару. Вам всем надо покаяться! За отторжение от России, от Московского патриархата, за гнусных нацистов, за Майдан.

Говорил он вполголоса, внятно, посылая, как снайпер в голову, весомые обвинения. Народ, стоявший сзади, подхватывал, она слышала: «Правильно, покаяться…»

Она не могла сдержать слез, опустила голову к распятию на аналое…

— Смотрите в глаза, смотрите мне в глаза! Не прячьтесь в ложном смирении, — командовал его повелительный голос, а она видела развороченный автобус на дороге, слышала крики и стоны детей…

— Не будете смотреть в глаза, до причастия не допущу, — пригрозил настоятель храма Всех святых.

Отступив в сторону, не глядя ему в лицо, она протиснулась сквозь плотную очередь и вышла из храма.

Дома она ни с кем не поделилась своим горем — старенькие родители в Церковь не ходили, дети тоже дорогу туда забыли… Дорогу, по которой палили снаряды, пущенные и из этого храма…

Рисунок Вячеслава Полухина