Ахилла

Эти тезисы, актуальные и сегодня, были написаны историком Еленой Беляковой еще в мае 2014 года, а опубликованы в 2015 году (прим. ред. «Ахиллы»).

«Борьба за мир» в советское время имела три основных составляющих: культурно-религиозную, стихийную поствоенную («травматическую») и официозную, политически ангажированную.

Первая — эта традиция миротворчества, пронизывающая русскую культуру и имеющая глубокую религиозную основу (Миротворчество в России: Церковь, политика, мыслители. От раннего средневековья до рубежа XIX-XX столетия. М., 2003). Несмотря на все усилия советской пропаганды, эта традиция продолжала присутствовать в поколениях, воспитанных в религиозном духе и помнивших заповедь «не убий». Молитва «о мире всего мира» приобретала особое значение во время войны. Великая Отечественной война (далее — ВОВ) стала причиной подъема религиозного настроения в первую очередь женского населения. Началось массовое возвращение женщин в церковь, посещение святынь, обращение к ясновидцам. Многие воспоминания указывают на переполненность церквей женщинами во время войны. И после войны женщины составляют абсолютное большинство среди тех. кто добивается открытия новых церквей (Белякова Е.В., Белякова Н.А., Емченко Е.Б. Женщина в православии: церковное право и российская практика. М., 2011).

Вторая составляющая — ненависть к «проклятой войне», порожденная ВОВ, ассоциировавшаяся прежде всего со страшными людскими потерями. Здесь источниками выступают воспоминания, «устная история», произведения советской литературы, а также память исследователей. Эта тема остается меньше всего описанной историками, потому что она была атмосферой, которой дышали люди, прошедшие через войну, и которая передавалась их детям и внукам. «Проклятье» войне было не идеологией, спускавшейся сверху, оно шло снизу, из сердца людей. Пафос победы, военных подвигов значительно сдерживался тем, что вокруг были люди, чьи родственники (отцы, мужья, сыновья) не вернулись.

Женский дискурс о войне не позволял героизации. Ветеранов войны не покидало чувство вины перед убитыми товарищами, их матерями и женами. (32 млн были призваны на войну, 11-13 млн — прямые военные потери, «пропавших без вести» — около 4,5 млн.) Убитые и не вернувшиеся продолжали определять судьбы в первую очередь женщин. Война добавила к уже имевшейся гендерной диспропорции внушительный перевес женщин во всех возрастных категориях и исказила жизнь деревенских женщин (Поляков Ю., Жиромская В., Араловец Н. «Демографическое эхо» войны. // Война и общество 1941-1945. М., 2004. Кн..2. С.375-385). Долгое время формула «лишь бы не было войны» воспринималось как единственно возможный дискурс, пока не началась «поэтапная милитаризация общественного сознания» и на смену ненависти к войне стала приходить психология «комбатанта» (Сенявская Е.С. Человек на войне. Историко-психологические очерки. М., 1997. С..4) и насаждаемый через разного рода массовые мероприятия культ войны.

Третья составляющая — официозная: использование миротворческих идей и «борьбы за мир» для укрепления международного престижа советского государства. Эта третья лучше всего задокументирована и представлена в советской прессе. Именно эта третья и была высмеяна в известной песни А. Галича «История о том, как Клим Петрович выступал на митинге в защиту мира», когда знатный шахтер зачитывает текст, составленный от лица женщины-матери. Разумеется, неслучайно то, что в нем миротворчество состоит в осуждении «израильской военщины».

Для «борьбы за мир» был создан ряд общественных организаций: в 1941 г. был создан Антифашистский комитет советских женщин (в 1956 г. — слово «антифашистский» убрано, в 1991 г. комитет преобразован в «Женщины России»), в 1949 г. был создан Советский комитет защиты мира (с 1992 г. — Федерация мира и согласия). Участники структур, которые руководили «борьбой за мир», получали исключительные для СССР возможности: выезда за границу, встреч с иностранцами, участия в международных конгрессах. Особенностью советской действительности было то, что созданные организации выступали партнерами общественных организаций Европы и США, но их деятельность определялась властными структурами, полностью их контролировавшими. Для финансирования использовался, в частности, Советский фонд мира, деньги в который обязаны были перечислять церковные приходы, а также регулярно — работники советских предприятий. От лица этих организаций проводились массовые мероприятия: сбор подписей под воззваниями, митинги, вечера. Общественные организации составляли часть советской идеологической системы. И все они промолчали во время войны в Афганистане (как потом и в Чечне), предоставив возможность «ограниченному контингенту» погибать в бессмысленной войне.

Особенностью военных конфликтов второй половины XX — начала XXI веков является их локальный характер, за ними власть не признает статуса «войны», и, соответственно, они не становятся объектом внимания казенных миротворцев.

Отказ от советской идеологии снял с повестки дня и «борьбу за мир». Миротворческие общественные организации продолжили свое существование, сменив вывеску, но полностью утратив общественный авторитет. отчеты организаций, не отмечающие новых военных потрясений. Об этом свидетельствуют отчеты этих организаций, не отмечающие новых военных потрясений.

Не меньший кризис постигло и религиозное миротворчество. Изучение ситуации с женской советской религиозностью показывает, что характерные для начала XX века новые тенденции в жизни женщин, порожденные подъемом общественной жизни и напрямую связанные и с миротворческими идеями (создание общин, движение сестер милосердия, насчитывающее около 20 тысяч к 1917 г. (Щербинин П.П. Военный фактор в повседневной жизни русской женщины в XVIII — начале XX в. Тамбов, 2004, с. 405), движение диаконисс), были полностью остановлены сначала политикой гонений на церковь (а после перестройки — дискурсом «традиционализма»).

Воссозданная в годы войны церковная иерархия и ее политическая деятельность жестко контролировалась, а ее международная деятельность имела тот же официозный характер, что и «общественных» организаций. Вступление РПЦ во Всемирный Совет Церквей (далее ВСЦ) в 1961 г. поставило вопрос и об участии женщин в многочисленных инициативах ВСЦ. Документы Совета по делам религий показывают, с одной стороны, идущий поток информации о деятельности ВСЦ, связанной с женщинами (в этой организации на 1985 г. 22% членов ЦК — женщины, 3 из 7 президентов ВСЦ — женщины). Парадокс состоит в том, что если за женщинами-участницами ВСЦ стояли реальные общины, которые они возглавляли, многолетняя деятельность по усилению роли женщин в обществе и церковных организациях, то РПЦ представляла сотрудница отдела ВСЦ Н. Боброва, назначенная на эту деятельность и отчитывающаяся властям о каждом своем шаге (ГАРФ ф.6991 оп.6. д. 3153). Ее участие не имело никаких последствий для церкви в целом. Т.о. возможности создать женские общественные структуры, которые могли бы способствовать модернизации общества, оказывать на него определенное влияние в общественной сфере, нести миротворческие идеи не были реализованы.

Особенно разительные перемены произошли в идеологии РПЦ, взявшей курс на активное сотрудничество с Вооруженными Силами России и прямо возрождающей в многочисленных изданиях пропаганду имперского величия.

На смену противостояния войне как всеобщего дела («против войны встанем за наших мальчишек») и понимания беды, затрагивающей все общество, пришла женская стратегия спасения собственных сыновей, вынужденных погибать на необъявленных войнах. Среди возникших новых женских организаций необходимо назвать Комитет солдатских матерей. Эта беспрецедентный случай в российской истории, когда общественная организация сумела добиться реальных изменений (1990 г., Указ Горбачева М.С. «О реализации предложений Комитета солдатских матерей»). Эта организация спасла жизнь тысячам солдат. В 1995 г. был проведен «Марш материнского сострадания» по маршруту «Москва-Грозный».

Новым образцом миротворческой деятельности стали женщины-журналистки (А. Политковская, Н. Эстемирова), отправлявшиеся с риском для жизни в зону боевых действий. Особенностью новых военных конфликтов является то, что статус миротворцев, так же как и статус членов Красного Креста, не имеет авторитета для враждующих сторон, более того, женщин используют как прикрытие. Женщины в зонах военных конфликтов являются по-прежнему объектом насилия. В отличие от XIX — нач. XX вв., где зверство в зоне военных конфликтов преодолевалось образом сестер милосердия, оказывавших помощь всем участникам войны, новые символы не появились. Идее миротворчества противостоит идеология «комбатанта», определяющая и поведение женщин, отправлявшихся в зоны военных действий в качестве участниц.

Парадокс постсоветской действительности состоит в том, что значительный миротворческий потенциал, бывший следствием травм, нанесенных ВОВ, не был реализован в женских общественных движениях. Память войны, сохраняющаяся в пределах трех поколений, еще проявляется в опросах, где россияне заявляют о себе как противниках войны, но ее время стремительно подходит к концу, уступая место идеологии триумфа.

Е.В. Белякова, Москва, Институт Российской истории РАН

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: