Канонизация «вместо»?
6 июля 2018 Юрий Эльберт
Недавняя реплика министра образования Ольги Васильевой о возможности канонизации патриарха Сергия (Страгородского) всколыхнула в интернете старые споры…
Аргументы в пользу канонизации нередко выглядят так: «он же святой, разве не очевидно?» О да, мне тоже симпатично его умное лицо в очках. «Он богослов!» Верно, впрочем как богословы прославились и о. Сергий Булгаков, и В. Н. Лосский, и о. Киприан (Керн). «Он не мог поступить иначе».
Канонизация не тождественна святости. Иногда говорят, что цели у канонизации педагогические. Это не совсем так: педагогическими являются скорее критерии, да и то не всегда.
Святость подчас трудноуловима. Мы все святы, когда после возгласа «святая — святым» приступаем к Христовым Тайнам. И тем не менее далеко не каждый будет канонизирован.
Поясню на бытовом примере. Недавно мне попалась на глаза книга о феномене анорексии у девушек-моделей. Они долго, старательно ломают пищевые привычки, борются со своим естеством, заставляя себя голодать. Но однажды наступает момент, когда организм, перестроившись на биохимическом уровне, более не просит пищи. Модельные агентства в восторге от худобы девицы, не замечая, что это давно не воля, не природные данные, а болезнь. Меняется и психика, формируется сверхценная идея, отождествляющая худобу и совершенство в красоте. Наконец какой-то орган, обычно сердце, не выдерживает перегрузок, и человек умирает.
А теперь представим, что голодает не модель, а монахиня в средневековом монастыре, решившая «ради Христа» умертвить свою плоть до состояния совершенства. Даже слов менять не нужно, те же восклицания о совершенстве. Тем более теми же будут психические и биохимические процессы.
Состояние этой монахини — святость? Или прелесть и безумие?
Церковь может выбрать любой из ответов. Если соборно будет признана святость, как тут поспорить? А если святость не признана, конечно можно обвинить несчастную в ереси.
Таким образом, канонизация — решение об общем прославлении. Констатация факта, что вся церковная полнота готова славить человека как особого угодника Божия и молитвенно обращаться к нему.
Готова ли наша поместная церковь, и зарубежная, и традиционно российская ее части, к единогласному прославлению патриарха Сергия?
***
В детстве мы любили слушать сказки на ночь и радостно перебивали родителей, когда наперёд угадывали сюжетный ход. На сражение с чудом-юдом должно было непременно выйти три брата. Старший был силен и храбр, но погибал, одолевало юдо и среднего, и только младший производил какой-нибудь фокус, доставал, скажем, меч-кладенец, тем самым одерживая победу. Всё оканчивалось пирком да свадебкой, по усам текло пиво, а на посошок все принимались жевать какого-то «добрана» (так детскими ушами воспринимался архаизм «добра наживать»).
В этот мифологический шаблон можно поместить и историю Русской Церкви в ХХ веке. «Отнял Господь за грехи у Святой Руси царя — святого государя Николая Александровича. Но Владычица не оставила Своего удела, Сама приняла скипетр и державу царства Русского, о чем свидетельствует чудо с иконой Державная. Но чтобы не попускать своему народу оставаться без пастыря, Господь жребием указал на святителя Тихона — и тот был избран Патриархом Всероссийским. Был он великим молитвенником и миссионером, но начала одолевать его сила безбожная. Обновленцев подкупленных выставила, покушавшихся на святое — юлианский календарь, славянский язык и единобрачие клира. Подорвали они здравие старшего святителя мытарствами тюремными, и почил он. Но о чудо! Вместо Тихона воздвигнут был иной глава Церкви — Пётр. Пуще прежнего обозлилось иго безбожное и в темницу упекло его. Тогда восстал младший брат — святитель Сергий. Задумал он победить иго хитростью (дальше полупонятной скороговоркой про Декларацию)… Не погубил тем самым ига, но сам на краю пропасти устоял. Ох и тяжело было стоять ему на самом краешке, но ждал он своего часа. И грянул час. Надвинулось на землю Русскую иго фашистское, иноземное. Обратился тогда владыка Сергий ко всему народу русскому. Очнулся народ, словно богатырь ото сна. Вместе с богодарованным вождём Иосифом Сталиным вознёс над гитлеровской нелюдью карающий меч. Сам вождь, когда-то постигавший богословские науки в семинарии, приказал всюду храмы открывать да собор вселенский созвать хотел. Святителя среди ночи принял, автомобиль послал за ним блестящий. Отпраздновали потом день Победы, стали жить-поживать… Всё усвоили, ребятки? Запишите темы для самостоятельного изучения: «процесс над митрополитом Вениамином об изъятии церковных ценностей», «священномученик Серафим (Чичагов) и страдальцы Бутовские», и если очень кому надо, у кого останется время — «Карловацкий раскол». Последнего вопроса на экзамене не будет».
С мифом очень сложно спорить. Понятно же, что сказка ложь да в ней намёк, а на что именно намёк, насколько он понятен — здесь легко увязнуть в деталях. Но из этого мифа напрашивается очевидный вывод: историю вершили титаны, стоявшие во главе страны и Церкви.
Не так ли и в школе: история России изучается в основном как история священного города Москвы, прежде всего Кремля? А про Урал или про Орёл вспоминают разве что в связи с военными битвами, строительством заводов и дорог. «Малой» историей занимаются краеведы — пожилые чудаки, выуживающие из пыльных архивов какие-то частные факты, и публикующие их потом за свой счет в книжках тиражом 50 экземпляров. В нашей огромной стране так было всегда: с одной стороны, власть из далекой столицы вроде бы поддерживала музеи, именуемые краеведческими; с другой — реально двигали краеведение достаточно случайные для провинции люди — ссыльные, эвакуированные, геологи, медики, комсомольцы, приехавшие на целину.
Когда-то на грани веков в освобожденной Русской Церкви прошла волна канонизаций. В основном к лику святых причислялись те священники и активные миряне, что сгинули в кровавой неразберихе Гражданской войны — пострадали в 1918–21 годах. Также был канонизирован митрополит Вениамин и его присные в связи с событиями 1920-х, а из жертв террора 1930-х — новомученики и исповедники Бутовские во главе с митрополитом Серафимом (Чичаговым). После этого процесс канонизаций вдруг замедлился, почти остановился, особенно в провинции.
Что же показывал краеведческий барометр? На многочисленных конференциях, в сборниках и журналах краеведы делились множеством историй людей, страдавших за имя Христово. Однако большинство из них для канонизации не годится. Один подозревается в сотрудничестве с НКВД (да разве патриарх Сергий не сотрудничал!) Другой служил на обновленческом приходе — да разве митрополит Сергий не был связан с обновленцами! Был, но принёс покаяние, а на провинциальных отцов такой справки нет. Ещё сложнее с мирянами. Если человек не числился непосредственно в двадцатке тихоновской общины, как доказать, что он не раскольник? Да и куда было ему деваться, если ближайшая тихоновская община могла находиться за 500 километров. Вся Сибирь находилась в руках обновленцев, а на Урале дело осложнялось еще и наличием «григориан» — юрисдикции под руководством вл. Григория (Яцковского) в Екатеринбурге. Что и говорить о загранице.
Да, всё это были воины Христовы, прекрасные и смелые люди, но в очереди на канонизацию им придётся расступиться, чтобы пропустить одного вл. Сергия. Если его канонизировать, то получится, что не ВМЕСТЕ с ними, а ВМЕСТО них.
***
В чем же суть обвинений в «сергианстве», и почему так упорны его противники?
Во время оно Поместный собор законно избрал Патриархом Всероссийским святителя Тихона (Белавина). Святитель Тихон, согласно постановлениям собора, мог назначить себе местоблюстителей. В результате, после козней советской власти местоблюстителем сделался владыка Петр (Полянский), но скоро в заключении оказался и он, назначив заместителей. Наконец единственным заместителем, сумевшим собрать Синод, остался владыка Сергий (Страгородский).
Какими правами обладает местоблюститель? Для сравнения: после кончины патриарха Пимена, до выборов Алексия II, местоблюстителем патриаршего престола был вл. Филарет (Денисенко). Считаем ли мы его Патриархом Московским и Всея Руси? Разумеется, нет. Кто мог бы быть заместителем местоблюстителя? Какой-нибудь киевский иеромонах, носивший за Филаретом папку. Имеет ли право заместитель местоблюстителя в архиерейском сане запрещать кого-то за пределами собственной епархии? Вопрос к историкам церковных канонов.
Митрополит Сергий мог собрать синод из канонических архиереев, который конечно не имел бы кворума, но мог, скажем, обратиться с окружным посланием. Таким посланием и была Декларация, «требовавшая» от зарубежных пастырей подписки о политической лояльности и угрожавшая запретами в противном случае. На каком основании? Потому «карловчане» только плечами и пожали. Но запреты последовали в действительности, точнее они становились расколами.
Если разрезать яблоко пополам, какая из частей будет материнской, а какая отпавшей? Допустим, ни одна из половин не поражена гнильцой ереси, не чувствует вины, а нож и вовсе не спрашивал воли яблока. А в Церкви? Та часть, где остается Патриарх (если только он не уклонился в ересь, осужденную Вселенским собором, то есть не влип в несторианство или монофизитство), автоматически права, другая же называется раскольницей. Неужели, если Патриарх — лишь первый среди равных архиереев, так — правильно?
Сегодня в истории Церкви принято считать на основании нескольких цитат, что НКВД всегда, до конца 1930-х годов был заинтересован только в дроблении Русской Православной Церкви на всё более мелкие части. Логика подсказывает обратное: чекистам нужны были управляемые структуры. Вот с обновленцами вышло не очень хорошо: они сами начали дробиться, передрались из-за пустяков и амбиций. А вл. Сергий мог создать «управляемую» структуру, которую признали бы сторонники канонов и патриаршего наследия. Да еще и подписки с некоторых заграничных клириков собрать. Тучков же мыслил, вероятно, не церковными канонами, а большевистскими принципами: захватить центр, печать — и дело сделано.
Что же легализовал владыка Сергий? Управленческую структуру. Напомним, что каждый приход в те времена был независимой организацией, точнее «двадцаткой», получившей право отправлять религиозные нужды. Бывали в нашем городе и двадцатки, уходившие в полную автокефалию.
Что было бы, если бы легализация произошла не в 1927, а в 1941? Привело ли бы это к трагедиям, в которых христиан сгинуло бы больше, чем в жерле гекатомбы 1937-го? Вопрос риторический, история не знает сослагательного наклонения.
В каких храмах оглашалось знаменитое послание митрополита Сергия от 22 июня 1941 года? В моем родном городе, да и области — ни в каких. Каноничных приходов здесь просто не было.
Меня всегда занимала и такая деталь: почему той легендарной ночью 1943 года архиереи попросили у Сталина одним из первых — разрешить издание Журнала Московской Патриархии? Кто будет его читать? К какой аудитории обращена его миссия? Какие богословы, кроме представителей дореволюционной школы да немногих парижан будут в нем печататься? Но скоро догадка пришла: журнал нужен, чтобы легально публиковать постановления и указы. В «Известиях» делать это как-то неловко. Указ, посланный лично почтой, может и не дойти. А так пожалуйста, текст доступен всем желающим, в том числе зарубежникам, не признающим власти избранного в СССР Патриарха. И конечно «правда о религии в СССР» (упомянем название известной книги) — эта «правда» занимала на страницах журнала не последнее место.
Да, владыка Сергий узурпировал церковную власть. В том числе для того, чтобы способствовать сталинской власти в использовании Церкви в качестве пешки, например, в ближневосточной геополитике.
Возможно ли было иначе? Нужно ли? Вопрос кажется риторическим. Тем не менее по нему нужно прийти к согласию разным составляющим современной Русской Православной Церкви, без чего прославление патриарха Сергия не сможет произойти «едиными усты и единым сердцем».
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340
С помощью PayPal
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
