Ахилла

Шарль-Морис Талейран большинством воспринимается как идеальный образец предателя. И в самом деле – этот человек смог занимать одну и ту же должность в Кабинете министров при четырех разных режимах, а общий стаж его государственной службы составляет почти полвека – цифра и сейчас более чем почтенная, не говоря уже о позапрошлом столетии.

Князь Талейран прожил долгую жизнь, и в течение 84 лет было немало моментов, в которые казалось, что эта жизнь может завершиться внезапно. В детстве младший сын знатного, но не очень богатого отца повредил ногу – и с тех пор военная карьера была для него закрыта. Пришлось пойти по стопам не отца, но дяди, и Талейран выбрал духовную карьеру.

В 26 знатный, красивый и циничный прелат получает первую значимую должность в своей жизни: он становится официальным представителем интересов французской церкви при французском монархе. В 34 он становится епископом Отенским, и кажется, что кардинальская шапка и даже папская тиара – уже достижимы; но – по должности он избран в Генеральные штаты, а их созыв обернулся в 1789 году четырнадцатым июля.

В течение заседаний первого революционного французского парламента епископ Отенский становится одним из главных его членов – он участвует в составлении знаменитой «Декларации прав человека и гражданина», он составляет проект введения во Франции системы национального всеобщего образования (впоследствии она будет воплощена в жизнь), он даже служит праздничную мессу 14 июля 1790 года, за что отлучается от церкви папой.

Казалось бы, политическая карьера епископу-народнику обеспечена, но Талейран чувствует, что что-то идет не туда. Да, он будет дипломатическим агентом Франции в Лондоне – и не увенчаются его усилия мирным договором, но начало войны будет отсрочено (его первая дипломатическая победа), но ему страшно быть в Париже.

Летом 1792 Дантон разрешает епископу Отенскому выезд из страны. Почему человек, спустя считанное количество дней ставший во главе сентябрьской резни, выпустил этого циничного, рафинированного, умного аристократа на волю, почему он оставил ему жизнь? Ответа на этот вопрос нет. Но уже в конце 1792 Талейран живет в Англии – правда, этот британский период продлился недолго – в 1794 в качестве дружеской услуги Питт-младший признает действительность на территории Соединенного Королевства ордера на арест беглеца.

В 40 лет Шарль-Морис Талейран, отлученный епископ Отенский, остается «у разбитого корыта» — он изгнан из Европы и зарабатывает на жизнь комиссионером в Америке. В этом возрасте было принято умирать – а он непрерывно бомбардирует письмами свою старинную приятельницу m-me de Stahl (равно как и многих других) и требует любой ценой добиться его исключения из списка «уехавших» (наличие имени в этом списке ставило его обладателя вне закона) и позволения вернуться на родину. В 1796 он получает разрешение, приезжает во Францию, и год спустя становится министром иностранных дел Республики.

На этом посту Талейран остается в течение десятилетия – и какого десятилетия! За это время государственный строй во Франции сменился дважды. Но и при Директории, и при Первом консуле, и при императоре внешними сношениями ведал этот немолодой, не очень красивый, оскорбительно умный и циничный человек. Именно тогда в современном мире впервые появилась консульская служба – служба защиты граждан государства в иных землях. Бывший изгнанник прекрасно понимал, каково это – очутиться за тридевять земель от дома, в чужой стране, без всякой надежды на помощь. И если кто-то сейчас идет за границей РФ в консульство за справкой о возвращении на родину, или истребовании архивных документов, было бы нелишне помнить, кто первым в мире создал такую службу.

В 1807 князь Беневентский уходит из министерства, оставаясь при этом членом имперского Государственного совета. За это десятилетие он одержал немало дипломатических побед, заставив, помимо прочего, сесть с ним за стол переговоров папу римского. Отлучение было снято – правда, и сан епископа Талейран потерял, удовольствовавшись княжеским титулом на папских землях.

После отставки князь начинает интриговать, входя в сношения с иностранцами. Опытный министр видит, что император ведет страну в пропасть, и пытается ему помешать – в том числе и путем передачи данных потенциальному противнику за вознаграждение. У него не получится – и после проигрыша русской кампании он откажется от предложения императора вернуться к делам, сославшись на преклонный возраст (в 1813 князю Талейрану без малого 60). Впрочем, преклонный возраст не помешает ему через год возглавить Сенат Парижа, который и вручит императору Александру ключи от города.

Венский конгресс, в ходе которого князь Талейран был полномочным представителем Франции, и 200 лет спустя может являться примером филигранной дипломатии. Талейран, представляя побежденную страну, столица которой оккупирована, добился не только сохранения Франции в границах 1792 (а не 1789) года, но и отмены какой бы то ни было контрибуции – и не его вина, что «100 дней» внесли некоторые коррективы в решения конгресса.

В 1815 он был отправлен в отставку Людовиком XVIII (говорят, что именно тогда он произнес знаменитое о Бурбонах: «Они ничего не забыли и ничему не научились»), но после падения монархии в 1830 году король Людовик-Филипп снова пригласил немолодого дипломата на государственную службу – как и 40 лет назад, князь Талейран отправлялся в Соединенное Королевство, чтобы определить границы нового государства, Бельгии, так, чтобы на континенте не возникло войны.

Говорят, что перед отъездом в Лондон к князю подошел молодой роялист и обвинил его в том, что князь – серийный предатель, меняющий господ. Говорят также, что этот роялист сокрушался – дескать, преклонный возраст дипломата не позволяет ему быть дуэлянтом, а то бы он его вызвал. И более того – говорят, что старый князь посмотрел на юношу и произнес: «Вы говорите, что я предал короля? Я никогда не служил ни королю, ни республике, ни императору – я служил Франции».

И здесь мы видим революционное для XIX столетия определение патриотизма, уходящее, тем не менее, своими корнями в республиканский Рим. Dulce et decorum est pro patria mori («сладка и прекрасна за родину смерть» (Гораций)), а никак не pro principe («за лидера»). Возрождение республиканского принципа, когда важен не феодал-суверен, а нация и Отечество, было по-настоящему революционным. Верность требовалось соблюдать не персоне в короне, а нации.

Деятельность князя Талейрана – это прекрасный пример истинного патриотизма:

Служить стране – но не государству.

Защищать сограждан – но не режим.

Четко отделять первое от второго, а третье – от четвертого.

Главное наследие знаменитого министра – это не создание консульской службы, и не написание проекта всеобщего образования в масштабах нации. Главное наследие великого дипломата – это возвращение слову «патриотизм» его изначального значения.

Принцип национального патриотизма, понимание того, что правящий режим – это не нация, а страна – это совсем не государство, не раз применялся за последнее столетие при оценке тех или иных исторических событий. Так, настоящим патриотом Франции все-таки считается генерал де Голль, а не маршал Петен, а настоящим патриотом Германии признается полковник фон Штауффенберг, а не генерал-фельдмаршал Кейтель.

***

И здесь я позволю себе обратиться к тому, что побудило меня написать эту историческую миниатюру – а таким триггером послужила колонка редактора «Ахиллы».

Это – не спор, это – скорее, дополнение и расширение материала об «обиде на Церковь». Мистическая Церковь Христова никогда не равнялась и не будет равняться РПЦ МП, и надо быть совсем альтернативно одаренным, чтобы этого не понять. И она действительно будет стоять вовеки – вне зависимости от степени истления белковой массы, носившей ранее имя патриарха Московского, митрополита Пелопонесского или хранителя 282 мощевиков.

Так же и родина (которая у каждого из нас своя, мы все родились в разных местах) всегда будет в сердце болью, любовью и сентиментальностью – вне зависимости от того, какой идиот там правит.

И если я как автор публикую здесь те или иные материалы, не в самом приглядном виде показывающие структуры РПЦ МП – это не потому, что я ненавижу или не люблю вечную, и никем и ничем не одолимую Церковь Христову, или кем-то обижен. Все гораздо проще и грустнее – я в меру своих сил стараюсь предостеречь ближних от тех ухабов, которые мой хребет осознал на себе в полную мощь. Как умею – если что не так, «не стреляйте в пианиста».

***

Любите Родину, а не правительство.

Защищайте ближнего, а не церковного чиновника.

Молитесь Тому, Кто будет вас судить на Страшном Суде, а не кому-либо иному («старцу», «владыке» и далее по списку).

Это просто – если попробовать.

И это – правильно. Как мне кажется.