Ахилла

Из книги писателя Билла Брайсона (род. 1951) «Краткая история быта и частной жизни».

В отличие от нынешнего времени, медицина в XIX веке была поразительно неэффективной и крайне неприятной. Врачи могли справиться лишь с малым количеством недугов. Зачастую их лечение только усугубляло состояние больного. Больше всего везло тем, кто не обращался за помощью к докторам и выздоравливал без их вмешательства.

Самыми несчастными были те пациенты, которым требовалась операция. За несколько веков до появления анестетиков испытывались разные методы снижения боли. Одним из них было кровопускание: в задачу врача входило обескровить пациента настолько, чтобы он потерял сознание. Некоторые доктора вводили в прямую кишку раствор табака (наверное, это на некоторое время и в самом деле отвлекало пациента). Самым распространенным средством были опиаты, главным образом в виде опийной настойки, однако даже самые большие дозы не могли заглушить сильную боль.

Ампутация конечности обычно длилась меньше минуты, так что самая мучительная боль была не слишком долгой, но затем врач должен был перевязать сосуды и зашить рану, и это тоже надо было выдержать. Приходилось работать быстро. В 1658 году Сэмюэлу Пипсу удалили камень в почках; хирургу понадобилось всего пятьдесят секунд, чтобы добраться до почки, найти и вырезать камень размером с теннисный мяч (имеется в виду теннисный мяч XVII века, который был намного меньше современного, но все же не совсем уж крошечный). Пипсу здорово повезло, как отмечает Лайза Пикард, потому что в тот день хирург оперировал его первым и его инструменты были относительно чистыми. Несмотря на быстроту операции, для выздоровления Пипсу понадобилось больше месяца.

Сейчас трудно понять, как пациенты выносили дикую боль при более сложных операциях. В 1806 году писательница Фанни Берни, жившая в Париже, почувствовала боль в правой груди, которая постепенно стала такой невыносимой, что она уже не могла поднимать руку. Медики диагностировали рак груди и назначили мастэктомию. Операцию должен был делать знаменитый военный хирург Жан-Доминик Ларрей, слава которого основывалась не только на его мастерстве и множестве спасенных человеческих жизней, но и на его молниеносной скорости. Позже он прославился тем, что в 1812 году, после Бородинского сражения, выполнил двести ампутаций за двадцать четыре часа.

Берни испытала чудовищные мучения, а затем на удивление спокойно их описала. Почти таким же болезненным, как сама операция, было ее ожидание. Шли дни, тревога все усиливалась, и вдобавок утром назначенного дня Берни узнала, что хирурги задерживаются на несколько часов. Она записала в своем дневнике:

«Я ходила взад-вперед до тех пор, пока у меня не осталось никаких эмоций и я не превратилась в тупое апатичное существо, ничего не чувствующее и ни о чем не думающее, — в таком состоянии я оставалась до тех пор, пока часы не пробили три».

В этот момент она услышала, как к ее дому быстро подъехали четыре кареты. Спустя несколько мгновений в комнату вошло семеро серьезных мужчин в черном. Берни дали выпить успокоительное — она не пишет, что именно, но обычно в таких случаях употребляли вино, смешанное с лауданумом. Кровать передвинули в центр комнаты; чтобы не испачкать хороший матрас и простыни, кровать заранее застелили старым бельем. Берни пишет:

«Тут меня начала бить сильная дрожь. Я испытывала не столько страх перед болью, сколько ужас и отвращение при виде всех этих приготовлений… Я села на кровать; мистер Дюбуа уложил меня на матрас и накрыл мне лицо батистовым носовым платком. Однако платок был прозрачным, и я увидела через него, что кровать окружили семеро мужчин и медсестра. На вопрос, надо ли меня держать, я ответила отказом, но когда сквозь батист блеснула полированная сталь, я закрыла глаза…

Узнав, что они собираются отрезать мне всю грудь, я ощутила неописуемый ужас. Когда нож вошел в мою плоть, я закричала, и кричала с перерывами на протяжении всей операции. Хорошо, что этот крик уже не стоит у меня в ушах. Боль была чудовищной.

Когда я опять почувствовала инструмент, описывающий дугу в моем теле (плоть упорно сопротивлялась скальпелю хирурга), я подумала, что умираю. Я постаралась больше не открывать глаза».

Но операция продолжалась. Берни чувствовала и слышала, как скальпель скребет по кости и как хирурги удаляют больную ткань. Вся процедура длилась семнадцать с половиной минут, а потом пациентка выздоравливала в течение нескольких месяцев. Но операция спасла ей жизнь. Она прожила еще двадцать девять лет, и рак больше не давал о себе знать.

Неудивительно, что люди иногда, страшась боли и докторов, занимались самолечением. Губернатор Моррис, один из тех, кто подписал Декларацию независимости, умер, проталкивая в свой пенис китовый ус, чтобы таким способом прочистить закупоренный мочеточник.

В 1840-х появились анестетики, но они, как правило, не избавляли от болей, а лишь оттягивали их на послеоперационный период. Кроме того, анестетики способствовали росту числа хирургических процедур, так что боли и страданий тоже только прибавилось.

Хирурги по-прежнему не мыли рук и не стерилизовали свои инструменты, поэтому многие пациенты, выжившие после операций, умирали в муках из-за различных инфекций, которые объединялись понятием «заражение крови». Когда в 1881 году стреляли в президента Джеймса А. Гарфилда, его в конце концов убила не пуля, а врачи, которые, ощупывая рану, занесли инфекцию грязными руками.

Даже без хирургического вмешательства люди умирали довольно часто и по разным причинам. Так, в 1758 году в Лондоне в списке умерших было зарегистрировано 17 576 имен и более 80 причин смерти. Большинство умерло от оспы, лихорадки, чахотки или просто «от старости», однако упоминались и менее распространенные причины смерти:

«подавился салом» — 1

чесотка — 2

«замерз до смерти» — 2

эрготизм — 4

летаргия — 4

ангина — 5

глисты — 6

самоубийство — 30

сифилис — 46

лунатизм — 72

утопление — 109

гангрена — 154

«от зубов» — 644

Каким образом «от зубов» погибло столько народу, похоже, навсегда останется тайной. Списки умерших в Бостоне примерно за тот же период показывают, что причины смерти могут быть еще более неожиданными: «выпил холодной воды», «застой жидкости», «нервная лихорадка», «испуг».

Интересно, что многие виды смерти, которые, как нам интуитивно кажется, должны быть представлены в ту эпоху достаточно широко, на самом деле встречаются редко. Из 17 600 человек, умерших в Лондоне в 1758 году, лишь четырнадцать были казнены, пятеро убиты и четверо умерли голодной смертью.

Учитывая краткую продолжительность жизни и высокую смертность, браки в доиндустриальную эпоху длились в среднем всего десять лет, потом один из супругов умирал. Часто считается, что если люди умирали молодыми, то они рано создавали семью, чтобы не упустить отпущенные им короткие годы жизни. На самом деле это не так. Во-первых, люди по-прежнему полагали, что нормальный срок жизни — это библейские три десятка лет и еще десять. Впрочем, до сорока доживали немногие. Во-вторых, шекспировских Ромео и Джульетту все же нельзя считать стандартной парой. Да, Джульетте было всего тринадцать, Ромео — чуть больше, но вымышленные персонажи — это не доказательство. К тому же в поэме Артура Брука, на основе которой Шекспир создал свою пьесу, героям было по шестнадцать лет. Почему Шекспир занизил их возраст, неизвестно, как и мотивы многих других поступков Шекспира. Во всяком случае, столь юный средний возраст вступления в брак не поддерживается реальными документальными свидетельствами.

В 1960-х историк из Стэнфордского университета Питер Ласлетт тщательно исследовал британские записи актов бракосочетания и обнаружил, что в прошлом люди создавали семьи не слишком рано. Так, например, в период с 1619 по 1660 год 85 % женщин выходили замуж в возрасте девятнадцати лет и старше; всего одной из тысячи было тринадцать лет и меньше. Средний возраст невесты составлял двадцать три года и семь месяцев, а средний возраст жениха — около двадцати восьми лет, что не слишком отличается от сегодняшних показателей.

Сам Уильям Шекспир женился в восемнадцать лет, что было необычно, а его жене Анне на тот момент уже исполнилось двадцать шесть лет. Ранние браки по большей части были формальностью, декларацией будущих намерений, а вовсе не лицензией, дающей право сразу прыгнуть в постель.

В то время было много вдов и вдовцов, которые часто заново вступали в брак вскоре после тяжелой утраты. Для женщин это было зачастую обусловлено экономической необходимостью. Мужчины же хотели, чтобы о них кто-то заботился. Коротко говоря, создание новых семей, как правило, основывалось не только на эмоциях, но и на практических соображениях.

В 1688 году в одной деревне, изученной Ласлеттом, было семьдесят два женатых мужчины, тридцать из которых были женаты во второй раз, трое — в третий раз, трое — в четвертый раз и один — в пятый, все в результате смерти жен. Всего примерно в четверти случаев люди заключали браки повторно; эти пропорции оставались неизменными до начала XX века.

Когда смертность была столь высокой, траур был важной частью большинства жизней. Особыми знатоками траура были, конечно, люди викторианской эпохи. Еще никогда люди не были так привязаны к смерти и не придумывали столько разных способов скорби.

Главным практиком была сама королева Виктория. После того как в декабре 1861 года умер ее любимый супруг принц Альберт, часы в его спальне были навсегда остановлены на минуте его смерти и показывали 22:50, однако по распоряжению королевы его комнату продолжали обслуживать, как будто он отсутствовал временно, а не упокоился навсегда в мавзолее недалеко от дома. Лакей каждый день выкладывал его одежду; в должное время в комнату приносили мыло, полотенца и горячую воду, а затем уносили.

Во всех социальных слоях существовали строгие и утомительно подробные правила траура, учитывающие все возможные отношения с покойным. К примеру, если усопший был дядей по мужу или жене, его следовало оплакивать в течение двух месяцев при условии, что супруга пережила усопшего, или всего один месяц, если он был неженатым либо вдовцом. Все происходило в соответствии с установленными канонами. Человек мог даже никогда не встречаться с тем, кого оплакивал. Если мужчина был женат, овдовел, а затем женился во второй раз — вполне обычная ситуация — и скончался кто-то из близких родственников его первой жены, то вторая жена должна была тоже носить траур.

В зависимости от родственных отношений строго оговаривалось, сколько времени и каким образом носить траурные одежды. Вдовы, затянутые в удушающие черные одежды, должны были дополнительно повязывать черные креповые ленты. Креп, разновидность гофрированного шелка, царапался и шуршал. Если на него попадали капли дождя, то на ткани оставались белесые пятна. В свою очередь, сам креп пачкал одежду и тело. Эти пятна не отстирывались и с трудом смывались с кожи. Количество крепа, который следовало носить в знак траура, четко регламентировалось. По тому, сколько креповых лент повязано на рукава женщины, можно было сразу сказать, как давно она потеряла мужа. Спустя два года после утраты вдова переходила во вторую фазу, известную как «полутраур»; теперь ей разрешалось носить серую или бледно-лиловую одежду.

Слугам требовалось оплакивать своих умерших господ, а когда умирал монарх, в стране наступал национальный траур. Когда в 1901 году умерла королева Виктория, люди растерялись. С того момента, как умер последний король, прошло больше шестидесяти лет, и в обществе забыли, какой траур полагается в данном случае.

Иногда создается впечатление, что у викторианцев не было других забот, кроме как тревожиться по поводу смерти. В том числе они боялись быть похороненными заживо — этой фобии посвящен рассказ Эдгара Аллана По «Преждевременное погребение», написанный в 1844 году.

Каталепсия — паралич, жертва которого выглядит мертвой, но на самом деле находится в полном сознании, — стала модной болезнью тех дней. Газеты и популярные журналы изобиловали историями о людях, переживших такое состояние. Один хорошо известный случай произошел с Элеанорой Маркем из северной части штата Нью-Йорк; ее чуть не похоронили в июле 1894 года, когда в самый ответственный момент из ее гроба донеслись тревожные звуки. Крышка поднялась, и мисс Марчем возопила:

— О боже, вы хороните меня живьем!

Своим спасителям она сказала:

— Все то время, что вы занимались подготовкой к моим похоронам, я была в сознании. Ужас моего положения не описать словами. Я слышала все, что происходит вокруг, даже шепот за дверью.

Она силилась крикнуть, но не могла издать ни звука.

Согласно одному отчету, из 1200 тел, по той или иной причине эксгумированных в Нью-Йорке в период с 1860 по 1880 год, у шести были обнаружены признаки того, что они шевелились в гробу.

В Лондоне, когда натуралист Фрэнк Бакленд пошел взглянуть на гроб анатома Джона Хантера в церкви Святого Мартина, «что в Полях», он увидел три гроба, покойники в которых явно пытались выбраться наружу. В народе ходили бесчисленные рассказы про преждевременные похороны. Корреспондент популярного журнала «Заметки и запросы» в 1858 году написал следующее:

«Богатый мануфактурщик Оппельтумер около пятнадцати лет назад в Райхенберге в Австрии; его вдова и дети построили на кладбище склеп. Вдова умерла около месяца назад, и ее должны были положить в ту же могилу; но когда землю разрыли, чтобы это сделать, гроб ее мужа оказался открыт и пуст, а в углу склепа был обнаружен сидящий скелет!»

По меньшей мере в течение одного поколения подобные истории появлялись даже в серьезных периодических изданиях. У многих людей развилась так называемая тафофобия: они боялись быть погребенными заживо. Романист Уилки Коллинз каждую ночь оставлял на своем прикроватном столике записку с указаниями: что надо делать в случае, если его найдут в состоянии, похожем на смерть, и какие действия следует произвести, чтобы убедиться в том, что он действительно умер.

Другие даже оставляли распоряжения перед погребением отрезать им голову или вынуть сердце. Один автор предложил выдерживать покойников в морге в течение нескольких дней, дабы убедиться в том, что они действительно умерли, а не просто обрели неподвижность. Еще один предприимчивый человек спроектировал устройство, которое позволяло (если вы вдруг проснулись в гробу) потянуть за шнурок, который открывал дыхательную трубку и подавал воздух внутрь, одновременно с этим начинал звонить колокольчик и над поверхностью земли начинал развеваться флажок.

В 1899 году в Британии была учреждена Ассоциация по предотвращению преждевременных похорон, а в следующем году сформировалось и аналогичное американское общество. Оба общества составили ряд тестов, которые следовало выполнить лечащим врачам, прежде чем объявить о смерти пациента, — например, надо было приложить к коже горячее железо и посмотреть, появятся ли волдыри. Некоторые из этих тестов были даже включены в учебный план медицинских колледжей.

Разграбление могил было еще одним частым явлением, так как в XIX веке потребность в трупах была велика. В одном только Лондоне имелось 23 медицинских и анатомических колледжа, и каждый нуждался в непрерывных поставках материала для анатомического театра. До принятия Анатомического акта в 1832 году для экспериментов и препарирования можно было использовать только тела казненных преступников, а казни в Англии случались гораздо реже, чем обычно думают.

В 1831-м (обычный год) в Англии были приговорены к смерти 1600 человек, но только 52 были казнены. Поэтому спрос на трупы значительно превышал предложение. Разграбление могил сделалось весьма доходным делом, тем более что кража мертвого тела считалась, по странной прихоти закона, мелким уголовным преступлением. В то время, когда зарплата рабочего в один фунт стерлингов в неделю считалась хорошей, за свежий труп давали от 8–10 до 20 фунтов, и это почти ничем не грозило, во всяком случае поначалу. Но следовало похищать из могилы только труп и не трогать саван и гроб, чтобы не попасть под более серьезную статью уголовного кодекса.

Рынком правил не только патологический интерес к препарированию. При отсутствии анестетиков хирурги должны были тщательно изучить человеческое тело. Невозможно спокойно исследовать органы и артерии, когда пациент вопит от боли и истекает кровью. Приходилось действовать быстро, а скорость зависела от того, насколько хорошо врач знаком с анатомией, поэтому практика на трупах была крайне важна. Холодильников еще не было, и тела быстро портились, так что хирургам постоянно требовались свежие поступления.

Для того чтобы предотвратить разграбление могил, люди часто предпочитали не расставаться с усопшими близкими до тех пор, пока их тела не начинали разлагаться и вследствие этого не теряли свою ценность. «Отчет о санитарных условиях жизни рабочего класса Великобритании» Эдвина Чадвика полон отвратительных и шокирующих подробностей. Чадвик отмечает, что в некоторых районах страны родственники держали покойников в своих гостиных в течение недели или даже дольше, дожидаясь, когда признаки разложения станут явными. Нередко личинки червей падали на ковер, и среди них играли дети. Само собой, запах стоял невыносимый.

Кладбища тоже принимали меры безопасности, нанимая вооруженных ночных охранников. Это сильно затруднило промысел похитителей тел, и некоторые из них предпочли заняться убийствами. Самыми скандально известными из убийц — поставщиков трупов были Уильям Берк и Уильям Хэйр, ирландские иммигранты в Эдинбурге, которые меньше чем за год, начиная с ноября 1827 года, убили по меньшей мере пятнадцать человек.

Их метод был жесток и крайне эффективен. Они знакомились со скучающими бездельниками, поили их, а затем душили. Коренастый Берк садился жертве на грудь, а Хэйр затыкал ей рот и нос. Труп они сразу же передавали профессору Роберту Ноксу, который платил за каждого свежего, еще теплого покойника от 7 до 14 фунтов стерлингов. Нокс наверняка понимал, что дело неладно, но не задавал лишних вопросов двум ирландским алкоголикам, непрерывно снабжавших его трупами мужчин, умерших при неясных обстоятельствах.

Когда дело открылось, Нокс был подвергнут общественному осуждению, но под суд его не отдали и вообще никак не наказали. Хэйр избежал повешения, дав показания против своего сообщника. Но это оказалось даже лишним, так как Берк и так полностью признал свою вину и вскоре был повешен. Его тело тоже доставили в анатомический колледж для препарирования; фрагменты его кожи обработали кислотой и выдубили и в течение нескольких лет раздавали важным посетителям тюрьмы в качестве сувениров.

Хэйр же провел в тюрьме всего пару месяцев, потом вышел на свободу, но жизнь его не сложилась. Он устроился работать на печи для обжига извести; рабочие опознали известного убийцу и макнули его лицом в негашеную известь. Он навсегда потерял зрение и стал нищим бродягой. Ходили слухи, что он вернулся в Ирландию, что он уехал в Америку, но достоверно про него (и про то, где он похоронен) ничего не известно.

Подобные истории были одной из причин, подтолкнувших общество к поиску альтернативного способа избавления от мертвых тел. Таким способом стала кремация. Движение за популяризацию кремации не имеет ничего общего с религией или какими-либо духовными исканиями. Это был сугубо практический метод: от большого количества покойников можно теперь было избавиться гигиенично, эффективно и не слишком загрязняя окружающую среду.

Сэр Генри Томпсон, основатель Общества поддержки кремации в Англии, в 1874 году продемонстрировал в Уокинге возможности своих печей, кремировав лошадь. Демонстрация прошла безупречно, но вызвала шумный протест у тех, кого возмутила сама идея сжигания туши лошади (или любого другого тела).

Тем временем некий капитан Ханем из Дорсета построил собственный крематорий и с его помощью в нарушение всех существующих законов избавился от тел умерших жены и матери. Другие англичане, опасаясь судебного преследования, отправляли своих покойников в те страны, где кремация была разрешена. Писатель и политик Чарльз Уэнтуорт Дилк в 1874 году отвез тело своей умершей в родах жены в Дрезден, где ее кремировали.

Одним из первых сторонников кремации был Огастес Питт-Риверс, один из ведущих археологов XIX века, который не только сам пожелал быть кремированным, но и настаивал на кремации своей жены, несмотря на ее постоянные возражения. «Черт возьми, женщина, тебя сожгут!» — орал он, когда она робко пыталась завести разговор на эту тему. Питт-Риверс умер в 1900 году и был кремирован, хотя это еще не было официально разрешено законом. Миссис Питт-Риверс пережила мужа и в конце концов была погребена в земле в соответствии со своей волей.

В Британии особенно долго сопротивлялись кремации. Многие считали подобное уничтожение мертвого тела аморальным актом. Другие приводили практические соображения: если было совершено убийство, то в печи вместе с жертвой будут сожжены и все улики. Кроме того, движение в поддержку кремации несколько дискредитировал тот факт, что один из главных его активистов был сумасшедшим. Его звали Уильям Прайс, он работал врачом в валлийской деревне и отличался крайней эксцентричностью. Прайс был друидом, вегетарианцем и воинствующим чартистом; он принципиально не носил носков и отказывался притрагиваться к монетам. В восемьдесят с лишним лет он сделал ребенка своей экономке и назвал сына Иисусом Христом.

В начале 1884 года ребенок умер, и Прайс решил устроить погребальный костер на своем земельном участке. Когда односельчане увидели огонь и пришли посмотреть, что же это такое горит, они увидели Прайса, одетого в наряды друида, танцующего вокруг костра и поющего странные песни. Возмущенные и встревоженные, они решили остановить эту дикость. Прайс выхватил наполовину обгоревшее тело сына из огня и убежал в дом, где спрятал труп в коробке под кроватью. Через несколько дней Прайса арестовали, однако судья отпустил Прайса на свободу, решив, что он не совершил ничего противозаконного, так как мальчик фактически не был кремирован. Стоит ли говорить, что этот эпизод еще больше ожесточил противников кремации.

В Британии ее формально узаконили лишь в 1902 году. Как раз в это время умер наш мистер Маршем, но он предпочел, чтобы его погребли по старым канонам.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: