Ксюша Голинченко и женский абьюз: рассказывает Гиорги Малания

24 июля 2019 Ахилла

От редакции:

Скандальная история семьи Голинченко приобретает все новые краски, поворачиваясь неожиданными сторонами. Мы выслушали историю Ксении Голинченко, рассказанную ею самой, слышали опровержения Красноярской епархии, к сожалению, не услышали голоса ее бывшего мужа — будущего епископа Игнатия Голинченко, которого Ксения обвинила в абьюзе.

Но мы смогли выйти на еще одного свидетеля, познакомиться с тем самым «другом», с которым Ксения Голинченко обсуждала свои семейные дела в переписке и имя которого она замазала на скриншотах. И вот теперь этот «друг» выступает под своим именем.

Гиорги Малания — журналист, левый общественный деятель, живет в Екатеринбурге, творческий псевдоним — Гоген Арго. Гиорги показал нам ситуацию несколько с иной стороны, послушаем его.

Гиорги Малания

(Материал 16+, на скриншотах присутствует обсценная лексика — прим. ред.)

***

С Ксенией Голинченко я знаком с 2013 года, нас связывало многое: два года дружбы, и два — более близких отношений. Её бывшего супруга о. Игнатия я также лично знал ещё как отца Фёдора.

Собственно, я и есть тот самый близкий друг Ксении и один из немногих, кого она около пяти лет назад посвятила в свои семейные проблемы, которые теперь решила придать огласке. И ту переписку, скрины которой она также обнародовала, она вела со мной. Считая абсолютно справедливой реакцию общественности на весть о том, что епископом целой епархии РПЦ может стать человек с таким бэкграундом, я всё же хочу выразить солидарность с теми, кто видит в этом поступке Ксении попытку отравить жизнь бывшему супругу. Всё потому, что, зная достаточно хорошо эту девушку, я не имею ни малейшего основания верить в искренность её «благочестивых» побуждений.

Начну с того, что всё то долгое время после того, как Ксения покинула своего мужа, она не просто не пыталась предать огласке их совместное прошлое, но и, очевидно, не имела никаких претензий к о. Фёдору. Даже будучи уже в отношениях со мной (которые начались спустя несколько месяцев после её решения развестись с мужем), она регулярно общалась с бывшим мужем по телефону. Более того, не гнушалась даже пользоваться материальной поддержкой о. Фёдора для собственных нужд в периоды особых финансовых затруднений. Деньги от него она, естественно, брала взаймы. Словом, не было ни намёка на послебрачную вражду Ксении и Фёдора.

Оттого и не удивительно, что для него самого решение бывшей супруги открыть их совместное прошлое стало неожиданным. Она утверждает, что «нельзя ценой унижения и насилия по отношению к другому человеку просто так уйти от ответственности и продолжать строить карьеру, тем более называя себя верующим. Это лицемерие. Это обман для всех, кто так или иначе доверяет ему (о. Игнатию — прим. автора) самое сокровенное». То есть пока о. Игнатий был просто священником, занимал, на минуточку, отнюдь не низкий пост в Красноярской епархии, а значит, и имел свою паству, Ксению это не беспокоило? Почему именно весть о назначении его епископом послужила для неё поводом задним числом предать огласке их совместный бэкграунд?

Более того, сама госпожа Голинченко, при всём её «благочестивом» намерении давным-давно не только не является верующей и воцерковлённой, но и не скрывает своего отвращения к православию. Причём, такая тенденция прослеживалась за ней ещё в бытность супругой о. Фёдора, когда она нередко прямо признавалась мне: «Я неверующая». Но Бог с ней, это её личное дело.

Я мог бы хоть на 5% поверить в искренность побуждений Ксении, если бы всего полгода назад она не попыталась подобным, очень похожим, образом отравить жизнь мне — её бывшему молодому человеку, до которого, казалось, ей не было дела всё это время. И — какое совпадение — этому также предшествовали некоторые позитивные перемены, произошедшие тогда в моей жизни.

Спустя год после разрыва с Ксенией у меня начались отношения со студенткой регентского отделения Московской духовной академии, которая по злой иронии судьбы оказалась хорошо знакома с Ксюшиной московской подругой. Та, узнав об этом, стала, якобы из безобидного любопытства, расспрашивать мою новую избранницу о наших отношениях и дальнейших планах.

Точно в тот же самый период я обнаружил, что Ксения стала мониторить мои соцсети, в частности, сториз в моём инстаграме, куда она за всё время после нашего разрыва не заходила совсем. И вот опять совпадение (не думаю): всего через несколько дней моя избранница получает анонимное сообщение во «Вконтакте», предостерегающее её от отношений со мной по той причине, что я якобы скрываю свой психический диагноз. Автор письма при этом назвался моим бывшим другом и духовным наставником. «Аноним» излагал некоторые факты, которые известны только моим самым близким, — то есть единицам — людей, в том числе Ксении. Более того, единственный в православной среде человек, к которому я когда-либо обращался, как говорилось в письме, «за духовным советом» и доверял самое сокровенное, является священник N. В остальном же, на 99%, письмо содержало абсолютную клевету, достойную голливудского сюжета. Моя девушка, поначалу не поверив во всё прочитанное, всё же решила проверить сведения и, зафрендившись к Ксении во «Вконтакте», спросила её мнения на этот счёт. И та, как якобы сторонний человек, всё «подтвердила». Итог: длившимся полгода тёплым и трепетным отношениям конец.

После того, как пакость, учинённая мне госпожой Голинченко увенчалась успехом, я пригрозил ей через ту самую её подругу-сплетницу уголовной ответственностью за распространение клеветы и порочащих сведений, а также вмешательство в частную жизнь. Ответ не заставил себя долго ждать: вскоре мне позвонила Ксения вместе со своим нынешним молодым человеком. Оба они угрожали мне расправой, то и дело пытаясь побольнее задеть, унизить. Поскольку первый разговор был для меня неожиданным, я его не записывал, а вот следующий мой разговор, уже с одной Ксенией, был записан на диктофон (аудио с угрозами и хамскими репликами Ксении Голинченко есть в редакции — прим. «Ахиллы»). Там также присутствовали прямые угрозы физической расправой, кроме того, бывшая девушка предупреждала меня о «нескольких приятных сюрпризах».

Главная беда, на мой взгляд, заключается в том, что Ксения, пытаясь казаться жертвой абьюза, сама является… абьюзером. (Да-да, женский абьюз существует.) Ещё до наших отношений, когда я уже знал об её семейной проблеме, она признавалась мне, что рукоприкладство со стороны мужа во многом сама провоцировала, то есть, грубо говоря, доводила его до точки.

То же самое, по её же словам, ей говорила мать о. Фёдора, на глазах которой происходили некоторые ссоры супружеской пары. Я тогда воспринимал такие аргументы как естественный для Ксюшиного положения стокгольмский синдром. Но со временем я убедился, что эта девушка действительно обладает способностью вывести любого, даже очень спокойного и уравновешенного человека, из себя посредством морального унижения и эмоциональных манипуляций. И если поначалу долгое время мы умели быстро выходить из любой конфликтной ситуации, а у меня не возникало ни малейшего желания в любой ситуации замахнуться на свою, как я её называл, стерву, то на последних стадиях отношений были моменты, когда я её просто ненавидел и проявлял минутную слабость.

В первый раз поводом стали её гнилые, оскорбительные слова обо мне и моей «*баной семье». Последняя же, пиковая, ситуация произошла за несколько дней до нашего разрыва, когда я уличил Ксению во флирте с другим парнем в соцсети (впоследствии он стал её новым избранником), а когда спросил у неё за это, то получил в ответ ту же порцию морального унижения.

Нет, я не оправдываю ни себя, ни о. Игнатия, ни в целом рукоприкладство в отношении женщин. Я исхожу из того, что вообще никого нельзя ни бить, ни морально унижать, вне зависимости от половой принадлежности. И я лично долго, включая продолжительное время после разрыва с Ксенией, корил себя за эти единичные, но всё же имевшие место случаи, когда я дал слабину. Совесть продолжала мучить меня даже после того, как она меня простила. Тем более, в отличие от её брака с о. Фёдором, случаев избиений в наших отношениях не было. «Был обиден сам факт», — объясняла она мне свои чувства в те минуты, когда по слабости моей получала «леща».

И, возможно, я бы вообще молчал обо всём этом, если бы от особенностей Ксюшиного характера страдали только близкие ей люди. Её токсичность и хамское отношение распространялось также на «пенсюков» в транспорте, которым она хамила, не стесняясь в нецензурных выражениях; мужчину, справедливо сделавшего ей замечание за нагло занятую его очередь перед кассой; собственную мать, чьё сердце разрывалось от безуспешных попыток наладить отношения с травмированной непростым детством дочерью. Перепадало также самому беззащитному по сравнению с Ксенией существу — нашему общему, совместно заведённому, коту Бартону. Последний, будучи ещё годовалым малышом, много шалил, из-за чего то и дело, в зависимости от настроения Ксении, подвергался побоям с её стороны, а один раз, когда я отсутствовал в Екатеринбурге, был избит даже до потери сознания.

Гиорги, Ксения и кот Бартон

И уж куда больше характеризует характер Ксении её тенденция к злобному, иной раз даже жестокому, троллингу в соцсетях (см. скрины), где в ход идут не только оскорбления в адрес собеседников, но и проклятия, уж никак не сочетаемые с показным благочестием, которое наша «невинная жертва» демонстрирует в своих публичных заявлениях против своего экс-супруга.

(Sovmur Hard — это аккаунт Ксении Голинченко, комментарии в группе, созданной чайлдхейтерами/детоненавистниками — прим. ред.)

Не стоит думать, что все эти слова являются попыткой с моей стороны демонизировать нашу «невинную жертву», обратив сложившуюся ситуацию против неё и в пользу о. Игнатия. Призывая не спешить с выводами о «благих» побуждениях Ксении Голинченко, я считаю, что она заслуживает не презрения, а сочувствия, но не как «жертва абьюза», а как психологически травмированная личность. Может быть, именно деструктивный брак с о. Фёдором морально дожал её, и без того искалеченную непростым детством. А может быть, и вовсе все излагаемые ею факты «абьюза» со стороны мужа изначально были преувеличены, если не полностью выдуманы. Поистине, винить здесь некого.

Также надеюсь на разумные действия со стороны Красноярской епархии и в целом церковного начальства о. Игнатия. Учитывая то, насколько далеко зашла вся эта история, на мой взгляд, будет честно вынести её на церковный суд. Впрочем, ввиду отсутствия каких-либо доказательств дел давно минувших дней, мне сложно представить, чтобы кто-то вышел победителем из этой ситуации.

Фото предоставлены автором

Читайте также:

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)


Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: