Ахилла

Введение

С одной стороны, это ответ на комментарии на мою статью «Вопросы к православному христианству. Грехопадение, спасение и что дальше?», с другой — попытка дать ответы на эти вопросы так, как мне это видится сейчас, по прошествии определенного времени вне религии.

Сначала я пишу о том, что православная догматика в современном виде и представление о любящем Боге несовместимы, в качестве главной причины указывая засилье тотального буквализма в церкви. Затем объясняю, почему церковь и отдельные верующие не могут и не хотят уйти от этого буквализма, а в самом конце предлагаю вариант решения этой непростой проблемы.

Несовместимость догматики и любви Бога

Сразу перейду к сути: неправильные предпосылки, на которых основана христианская религия, совершенно закономерно ведут к неправильным выводам и последствиям. В первой статье я пытался донести мысль о том, что сами исходные положения (понятия греха, вины человека, спасения и т.д.) неправильны, потому что толкуются большинством верующих буквально. Поэтому любой ответ, который апеллирует к этим же понятиям, запускает порочный круг определения через постоянное повторение одного и того же.

Любовь Бога к человеку не может выражаться в том, что Он кидает нас в этот мир с огромной высоты, а потом решает, кому дать парашют, а кому нет. Проблема в том, что православная догматика и любовь Бога несочетаемы, хотя нас пытаются убедить в обратном и пугают, что если вы не согласны, то остаются только другие «страшные» варианты: или что Бога нет, или что Он нас не любит. То есть в православии любовь Бога всегда подается с дополнительными услугами в виде исходных предпосылок о грехе и спасении, что, по моему мнению, обесценивает само понятие любви.

Я предлагаю стать все-таки на сторону того, что Бог любит человека, и уже с этой точки зрения посмотреть на некоторые вопросы христианской догматики и практики. Причем сделать это без повального отрицания всех религиозных обрядов, обычаев, традиций, учения и т.д. Если догматы и любовь Бога несовместимы, для меня это не значит отрицание всего, что было и есть в религии. Можно просто пойти глубже.

Проблемы буквализма

Главная причина несовместимости в буквальном понимании религиозных писаний, догматов и практик. Что я имею в виду под буквальным пониманием? Вот некоторые примеры.

Конкретно для православия характерно буквальное понимание таинств, особенно причастия. Именно вокруг евхаристии выстроена сама концепция спасения, что в самой вульгарной форме, принимаемой большинством православных, звучит как «причащайся, и Бог тебя спасет». О других вариантах понимания я писал в первой статье, но, повторяю, сути это не меняет.

Вообще практическая сфера наиболее подвержена буквализму, точнее, она на 100% из него состоит. Православным настолько важно, что живой Бог приходил на землю и есть среди них, что им очень надо, чтобы все это выражалось очень материально. Отсюда насыщенность священным: просфоры, святая вода, свечи, ладан, иконы, богослужебные принадлежности, облачения, масло, мощи, пространство храма, прихрамовая территория, Святая Русь, в конце концов. Общение с Богом происходит на физическом уровне: целование икон, ношение крестика, помазание елеем, принятие Христа внутрь через причастие, целование руки священника, которая касалась чаши, принятие благословения, поклоны, прикладывание к мощам. Сюда же можно отнести буквальное понимание постов, сексуальных и социальных запретов, которое досталось от бесчисленных соборов, выдававших бесконечные правила и каноны, так что в итоге они противоречат друг другу.

И это только поверхность, которая характерна для среднего прихожанина и обычного священника. Если опуститься на уровень народно-религиозного сознания, то там кроме буквального понимания нет вообще ничего. Крещение понимается как акт защиты от темных сил, когда в крещении каждому дается ангел-хранитель, который отныне будет его защищать. Бесконечные бессмысленные требы совершаются именно в угоду народу, все эти молебны, освящение квартир, отпевания, освящение машин («освящается колесница сия во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа»). Кстати, почитал чин освящения колесницы для точной цитаты в предыдущем предложении, и в молитве освящения все оказалось еще круче: «ниспосли благословение Твое на колесницу сию и Ангела Твоего к ней пристави». То есть священник таким образом распоряжается ангелами, и у каждой освященной машины появляется свой ангел.

В принципе, подобная буквалистская позиция имеет право на существование, почему нет. Не уверен, что всем нужно заниматься богословием или изучать догматику. Кому-то действительно хватает освящения колесниц и святой воды, кому-то хватает постоянного участия в таинствах и «блюдения себя» без задавания каких-либо вопросов.

Но кажется, что если мы поднимемся на уровень выше, на уровень богословия, толкования писания, то подобный буквализм должен исчезнуть. Однако церковная система настолько им пронизана, что освободиться от него совершенно не представляется возможным.

Самое главное, о чем стоит упомянуть, это то, что буквальное понимание писания приводит к буквальному пониманию того, что человек на самом деле виноват «по праву рождения», он пропитывается греховной природой и начинает совершать «грехи», которые закрывают его от единства с Богом, и людям нужно это единство восстанавливать (или строить заново) через Христа и далее по тексту.

Буквализм присутствовал в христианстве с самого начала. Не зря пишут, что в каком-то смысле христианство — это изобретение апостола Павла. Послания Павла — первые христианские писания, и для них как раз характерен уход от буквализма, а евангелия появились позже. Если бы в канон Нового завета вошли только евангелия, то с очень высокой долей вероятности расцвел бы такой буквализм, который бы дал фору мусульманскому на много очков вперед. Это можно видеть по тому, в какой пропорции позднейшие истории об Иисусе в апокрифах наполняются чудесными событиями.

На первый взгляд странно, что церковь, которая сегодня всеми силами пытается открещиваться от апокрифических писаний, продолжает праздновать рождество Пресвятой Богородицы, введение во храм Пресвятой Богородицы или почитает ее родителей Иоакима и Анну, хотя все это взято из сказочного протоевангелия Иакова. Но эта сказочность нарастает и в канонических евангелиях с объяснимой закономерностью: чем позднее написано евангелие, тем больше там чудесных и невозможных исторических событий. Начинается все вполне мирно с самого раннего евангелия от Марка, где Иисус появляется в момент проповеди Иоанна, но авторы евангелий от Матфея и Луки уже не могут удержаться, начинают с мифического детства мессии, и на сцене появляются совсем уж волшебные персонажи в виде волхвов у Матфея и архангела Гавриила во время благовещения у Луки, а дальше все идет по нарастающей, и доходит до того, что в самом позднем евангелии от Иоанна Иисус уже даже выгоняет торговцев из храма, что невозможно, и уже за это можно было получить суровый приговор, однако авторов евангелий не интересует такая вещь, как историческая достоверность. И если бы не апостол Павел с его метафорическими толкованиями жизни Христа, то христианство с самого начала превратилось бы во что-то наподобие мистического восточного культа, типа культа Митры, которых было великое множество в I-м веке на территории Римской империи.

Подобных примеров очень много, но остановлюсь на самом главном и ключевом моменте: стремление к буквальному пониманию также отразилось на толковании жизни Иисуса. В нагрузку от ветхозаветного сознания христианство получило обязательное представление о необходимости заместительной жертвы, откуда пошли представления об искуплении человечества Христом. Это необратимо повлекло за собой укрепление представлений о грехе и вине человечества, которые с тех пор намертво впечатались в догматику.

Буквализм пронизывает всю церковную систему от низа и до верха. Кроме того, в любой религии есть одна особенность — даже самые простые вещи превращаются в ритуальные, а значит очень важные и святые, за которые и убивать можно (достаточно вспомнить споры со старообрядцами).

В религии присутствует тяга к кристаллизации. Когда Иисус пришел в иудейское общество, там уже было кристаллизовано абсолютно все, и он это разбивал. Но, видимо, это одно из свойств религии — превращать живое в мертвое (зато красивое и даже сверкающее).

Последствия буквального понимания

Последствий очень много. Приведу самые важные и очевидные.

О главном последствии я уже сказал — это несовместимость ключевой для меня вести евангелия (любви Бога к человеку) и догматики. Тут верующему предлагают выбирать между Богом и религией, и при этом постулируют, что путь к Богу лежит только через религию.

Другая цена, которую приходится платить — это отказ от здравого смысла и критического мышления. Приходится заставлять себя верить непонятно во что, в то, что не выдерживает никакой критики, и копаться в богословских тонкостях, чтобы подогнать очередную теодицею и совместить несовместимое, вместо того чтобы заняться чем-то полезным. В конечном итоге религиозные представления вырождаются в идеологию, когда важна уже не истина, а отстаивание определенной точки зрения любой ценой. Потому что если я эту точку зрения не отстою, то мой мир может разрушиться, а это очень-очень страшно.

Буквальное понимание метафоры греха и спасения, а также пришествия Христа — это тупик. Эти представления работают до какого-то момента для архаичного сознания, дают ему цель и смысл существования, объясняют мироздание. Древнему человеку было спокойнее от того, что плоская земля держалась на трех китах, в этом для него была идея стабильности, устойчивости и безопасности. И это не повод для осуждения. Но если мы хотим на орбиту запустить спутник, представления о китах и плоской земле нам не помогут. Точно так же представления о том, что я грешен и все время своими грехами распинаю Христа, который для меня пришел в этот мир, не способствуют налаживанию моих личных взаимоотношений с Богом, а ведут только к невротизации верующих, которые воспринимают эти идеи буквально. Опять же, подобные идеи вполне работали для людей с архаичным и средневековым сознанием, но в современных условиях даже в плоскую землю верить, наверное, полезнее, чем в грехопадение.

Буквальное понимание закрывает пути для дальнейшего развития подлинного богообщения, которое, как и любое настоящее общение, заключается не в принуждении (понуждении) себя, а в свободе и творчестве. Буквализм превращает церковь из лечебницы в хоспис. В конце концов христиане на определенном этапе настолько сосредоточились на болезни, настолько пропитали ей себя и окружающее пространство, что в итоге болезнь приобрела тотальный характер, так что настоящее исцеление перенеслось в загробный мир, и единственное, что осталось делать в этом «грешном» мире — это медленно умирать, надеясь получить «прощение Бога» (которое совершенно не гарантировано). О том, что это ведет к понимаю Бога как сумасшедшего тирана-психопата, я уже писал ранее.

Последнее, о чем я хотел бы упомянуть в последствиях буквализма — это извращенное представление о Боге. С одной стороны, мы имеем «беспомощного» Бога, который с самого начала не может сделать «все нормально»: первые люди у него косячат, треть ангелов не слушается и отпадает, самый близкий к нему ангел Денница становится его противником, то есть дословно сатаной. Согласитесь, картинка так себе, и всесилием тут и не пахнет. С другой стороны, все же утверждается, что Бог всесилен, все происходит по Его воле, он все может и всем управляет. Совершенно закономерно, что если он всем управляет, то и несет за это ответственность. Бесконечные попытки все это примирить можно прочитать у отцов и богословов, хотя целостной и внятной картины нет ни у кого.

Благодаря буквализму на уровне обыденного сознания эта антиномия получает отягчающее обстоятельство: личностность Бога понимается буквально, и тогда у верующего возникает сильнейшая скрытая обида на другую личность, которая, вроде, всем управляет, а не может сделать нормально. А так как высказывать все это нельзя, возникает еще один отличный дополнительный повод для постоянной невротизации верующего, который рискует задумываться об этих вопросах.

В связи с этим нельзя не вспомнить парадокс всемогущества: может ли Бог создать камень, который не сможет поднять? Христианская догматика уверенно и абсурдно отвечает, что в этом мире всесильный Бог может творить такие штуки, потому что первые люди настолько нагрешили, что спасти хотя бы некоторых можно только пришествием на землю и смертью Христа, да и то это не стопроцентный вариант.

Причины. Почему в церкви держатся за буквализм?

Ну хорошо, если такие неприятные последствия буквального понимания очевидны, то впору задуматься, неужели нельзя по-другому? Почему от всего этого нельзя просто отказаться? Однако, если этого направления держатся на протяжении тысячелетий, для этого есть достаточно веские причины, которые я рассматриваю ниже.

1. Необходимость «сильной» религиозной концепции.

Изначально христианство зародилось в высококонкурентной среде. Иудаизм был религией избранных, и, как я уже писал, все было выкристаллизовано и вписаться туда было достаточно тяжело. Остальные народы римской империи исповедовали самые разнообразные формы язычества, от мистических восточных культов до государственной религии с обожествлением императора, и для распространения необходимо было что-то действительно неординарное. Кроме того, следует учесть, что неординарного также требовало то, что первые христиане переняли буквальное понимание избранности у иудеев. С одной стороны, это была некая защита от инородных влияний, с другой, подтверждение избранности требует соответствующих доказательств, создание некоторой «сильной» концепции, а в этом конкретном случае концепции «богооткровенной» религии.

С течением времени религия стала настолько базироваться именно на этой «сильной» концепции, что разрушение концепции приводит в итоге к падению самой религии, потому что основными становятся не изначальные идеи основателя религии (принятие, свобода, любовь), а именно те идеи, которые подтверждают эту самую «сильную» концепцию: богодухновенность писания, буквальное понимание чудес, которые подтверждали бы божественность Христа, создание свода чудес, подтверждающих «торжество православия» над «еретиками». Обратите внимание на то, что в богословских спорах первого тысячелетия именно усиление буквализма наиболее верно приводило к победе в спорах с гностиками, арианами, иконоборцами, а дальше мусульманами и т.д.

На сегодняшний день церковь считает, что вторичные выгоды несуразной догматики сильнее, чем честность в этом вопросе. Церковь как институт особенно сильно держится за упомянутую мной «сильную» концепцию, и вполне возможно, что отказ от этой концепции приведет к потере единства церкви как целостной организации и дальнейшему развитию по протестантскому пути. При выборе между честностью и единством выбирается единство, что вообще характерно для нашей страны. Я сам лично придерживался этой же точки зрения в течение многих лет, пока не понял, что если, отвергая честность и выбирая единство, я отвергаю любовь Бога, то лично мне такое единство не нужно.

2. Страх потери Христа.

В ответах на комментарии к моей первой статье меня обвиняли в гордыне, недостаточной начитанности, низком уровне знаний, неискреннем словоблудии, в том, что я читал не то и не тех, в недостаточной духовности, а также в утилитарном отношении к Богу за то, что я задал вопрос «зачем нужно христианство». Я благодарен одному из своих критиков за отдельный пост в фейсбуке, в котором утверждается, что все вопросы к догматике отпадают, если появляется личность Христа, которую можно (и нужно) любить. Чудесный ответ в стиле высказывания Достоевского «если Христос — не истина, то лучше — со Христом». В каком-то смысле это прекрасная позиция, но, по моему мнению, вера в личность Христа — совсем не повод выключать логику и соглашаться на то, что в религиозной «истине» все оказывается шито белыми нитками.

Тут преинтереснейший момент, который я сам только недавно осознал. Мне кажется, что страх отсутствия греха, вины и тому подобных вещей, прописанных в учении, связан с тем, что тогда автоматически отпадает потребность в спасении и искуплении. А тогда и Христос не нужен, и кажется, что вы его потеряете.

Есть люди, для которых христианство действительно явилось проводником ко Христу. Они очарованы его личностью, его учением, они искренне хотят следовать за ним и быть его учениками. И вот это действительно интересно, потому что эти люди думают, что если Христос не нужен им как ветхозаветный искупитель, который должен быть принесен в жертву (Богу/дьяволу/людям), то он не нужен совершенно. Но потеря абсолютной «религиозной необходимости» в нем не означает потери Христа в вашей жизни. Это значит, что у вас убавится эгоистичных мотивов следовать за ним, а значит, уменьшится степень созависимости и принуждения.

Прекрасно, что сейчас есть аппараты ИВЛ, которые спасают жизни людей, но когда мы сравниваем основателя христианской религии с этим аппаратом и до тошноты заставляем себя верить в его неизбежную необходимость в нашей жизни, то совершаем ошибку, потому что тут совершенно теряется свобода. Сложно говорить о настоящей любви человека к аппарату ИВЛ или аппарата ИВЛ к человеку. А вот если эта навязанная необходимость в спасении исчезает, только тогда, мне кажется, можно выстроить подлинные отношения.

Отношения с Христом как небесным Судьей тоже так себе вариант. Потому что с одной стороны он вроде и брат, а с другой — у него фига в кармане, потому что он будет тебя «судить».

3. Складывание ответственности, нежелание думать и что-то менять.

Это где-то может быть и детской позицией, а где-то подростковым нонконформизмом. Тут буквализм возникает из-за неспособности преодолеть когнитивный диссонанс между тем, что говорится в религии и писании и реальной жизнью. Когда маленький ребенок не хочет слушать то, что ему говорят, он закрывает уши и начинает что-то напевать. Если ревностно верующим задать вопрос «может ли священное писание ошибаться?», им всегда легче ответить, что не может, и твердить про богодухновенность евангелистов и непогрешимость вселенских соборов. Часто намного проще не разрушать свое представление о мире, принять одну сторону и поставить на этом точку. Легче сбросить с себя ответственность, сказать, что писание и предание священны. Отсутствие необходимости думать на самом деле освобождает много душевных и интеллектуальных сил.

Никого не могу осуждать за эту позицию, она вполне имеет право на существование. Но тогда православие через некоторое время может превратиться просто в некое гетто а ля община амишей или в новых старообрядцев.

Кроме того, как я уже писал, нахождение в ситуации неразрешенного когнитивного диссонанса, особенно в таком важном вопросе, как духовность и религия, приводит к невротизации. Поистине, познание умножает скорбь. Для здоровья действительно полезней вообще о подобных вещах не думать.

Также буквализм имеет социально-психологические выгоды: благодаря ему я могу ощущать себя не таким, как все, принадлежать общине избранных или противостоять всему окружающему миру, если у меня есть потребность быть нонконформистом. Это избранность и инаковость, которая часто привлекает в церкви. Кто-то может ее называть красивым словом «неотмирность».

***

Нельзя сказать, чтобы эту проблему буквализма в церкви не осознавали. На протяжении веков христианские богословы пытались все привести в систему, но из-за невозможности отказаться от буквального понимания растолковали непонятные места этой системы с помощью «богословских костылей». С одной стороны, это признание собственной слабости, а с другой — то, что мешает увидеть суть религии. Если у мусульман сказано, что священное писание спущено с неба на определенном диалекте арабского языка, и если ты его не знаешь, то ты его не поймешь, или что нужно определенное количество раз делать намаз и все, то тут понятно, что особо сильно с толкованиями не разыграешься, и упираешься в самую суть — буквализм. Христианский же буквализм как будто ускользает от нас за бесконечными волшебными житийными историями, преданиями, толкованиями, писаниями отцов, толкованиями писаний отцов, академическими работами современных богословов и т.д. Если сильно этим не интересоваться, создается впечатление, что кто-то там уже все объяснил, ведь столько умных слов написано. Но это совершенно не так. Возможно, просто страшно признать, что объяснения нет, и нужно двигаться в совершенно другом направлении.

Вариант выхода из проблемы

Выход, как мне кажется, состоит в том, чтобы понимать метафору как метафору и смотреть вглубь.

Вообще стоит задуматься, а в чем смысл «окончательного» откровения, данного раз и навсегда, к которому ничего ни прибавить, ни убавить? Получается, что любящий Бог просто дал некоторые указания (заповеди Моисея + блаженства), показал направление (хотя мог бы с самого начала всех спасти) и устранился. Такой смешной вопрос: если так уж важно то, чтобы люди спасались в церкви и «познавали» Христа, то почему он не мог оставаться на земле всегда? Его дела какие-то отозвали? Вполне мог бы остаться, и все бы еще как верили. Может, тогда суть того, что Христос был на земле, не в этом? То есть не в том, чтобы сделать людей религиозными существами, а в другом чем-то? Может быть, с человеком не все так плохо? Может быть, у человечества есть надежда? В конце концов, может быть, Бог действительно любит человека?

Фигура Христа в евангелиях однозначно революционная и антирелигиозная. Он принимал каждого человека и общался со всеми: правоверные иудеи, самаряне, граждане Римской империи, рыбаки, нечестные налоговики, проститутки и обычные люди. Интересно, что самой жесткой критике подверглись именно религиозные лидеры, которые закрывают путь к Богу и хотящим войти не дают.

Для меня благая весть Христа не в том, что я червь и прах, а в том, что человек призван в этот мир из любви. Из любви, которая действительно все принимает. Может быть, Христос пришел не для того, чтобы организовать некий религиозный институт, а для чего-то другого? Чтобы показать эту самую любовь? Чтобы показать настоящее принятие? Может быть, основание церкви — это как раз символ единства и принятия? И все, что в ней происходит, это не просто ритуальная магия, а символы более глубоких вещей?

Что, если вообще все в мире идет, как надо? Что, если с миром все нормально, а не нормально с моим восприятием этого мира? Потому что если я держусь идей греха и вины, в любом случае получается, что в этом мире есть что-то неправильное, и религия мне указывает, что конкретно неправильно: это я, мои желания, наклонности и стремления, которые в основном «греховны». А если я не принимаю самого себя, то я просто не могу принять все, что вне меня. Это известная духовная истина: я воспринимаю все внешнее только через внутреннее, и отрицание себя ведет к отрицанию всего остального.

Деление на «правильное» и «неправильное» в христианстве выражается в делении всего на черное и белое, плохое и хорошее, мирское и священное. Опять же буквальное восприятие этой идеи приводит к тому, что для большинства верующих окружающий мир неприемлем («мир во зле лежит») потому, что все хорошее сосредоточено в Боге, и пока какой-то предмет «не в Боге», например, пока машина не освящена, значит, этот предмет плохой или опасный, может таить зло.

Из этой дуальности есть только один «религиозный» выход: если мы серьезно принимаем, что все должно быть «освящено» Богом, тогда единственный логичный выход — это подминание всего под себя, необходимо сделать абсолютно все священным и изгнать или уничтожить все несвященное. В этом суть тоталитарности религии. Именно поэтому любая буквалистская религиозная система (православие в том числе) пытается проникнуть во все сферы и все подмять под себя. Когда обычные люди задаются вопросом «почему церковь лезет во все — в головы, в постель, в школы, в законы, в политику, в государство?», ответ в том, что для настоящего религиозного человека пролезть во все и как-то это «освятить» — это единственный выход хоть как-то примириться с этим миром. В противном случае ему приходится отрицать все, что не является «священным» с его точки зрения.

В последней части кинотрилогии Матрицы символ религии — это агент Смит, который становится абсолютно каждым человеком в матрице. Аналогичным образом по-настоящему религиозно озабоченный человек не может не пытаться проникнуть везде. Это логическая необходимость, вытекающая из буквального понимания деления вселенной на мирское и священное.

Другой выход из этой дуальности нерелигиозный. Это отказ от деления мира на черное и белое, целостное восприятие. В этом случае предлагается сделать выбор в сторону принятия и принять то, что есть, не цепляясь за то, чего нет (а в данном случае нет содержания у моих идей о «правильности»).

Мне по-другому взглянуть на фигуру Христа уже с настоящей моей точки зрения помогли книги Экхарта Толле. Потому что с определенного момента я перестал видеть какой-либо смысл в религии и во всем, что с ней связано, пока не прочитал его работы «Сила настоящего» и «Новая земля», в которых я увидел новую глубину того, о чем говорил Христос, и что он делал.

Заключение

Все проблемы, последствия и причины буквализма, описанные здесь, могут относиться ко всем религиям.

Буквальное понимание метафоры вполне неплохо, если оно помогает. До какого-то уровня это работает, но при попытке двинуться чуть дальше (в том числе во взаимоотношениях с Богом), получается несуразица. Важно помнить, что буквализм очень узок и закрывает вход многим людям, влечет за собой пагубные последствия для дальнейшего развития и религиозной системы в целом и отдельного человека.

Сейчас мы не понимаем буквально то, что было написано в Ветхом завете, не исполняем указания книг Второзакония и Левит, причем это не выполнялось уже во времена Христа. Тогда с разным уровнем успеха этим пытались заниматься фарисеи и другие иудейские секты, но результата особо не было. Очевидно, что наличие двух заветов свидетельствует о возможности развития и духовности и религиозности. И очень странно слышать, что все должно остановиться и застыть на уровне первого века или на уровне эпохи вселенских соборов.

В ту эпоху идеи о свободе, принятии и любви выражались именно таким чудесно-буквалистским образом, именно в таком виде люди могли их воспринять и только так до них можно было все это донести. Но проходит время, человеческое восприятие меняется, и буквальное понимание мифов и волшебных историй и попытка построить какую-то стройную и непротиворечивую систему на их основе больше не работают. Можно отмахиваться и говорить, что это вопрос веры, но тогда чем эта вера лучше веры в плоскую землю или летающего макаронного монстра? Я думаю, что христианство намного глубже, и чтобы войти в эту глубину нужна смелость посмотреть на все новым взглядом.

Я согласен с тем, что отцы называли духовную жизнь «наукой». Только если бы мы до сих пор верили в землю на китах, человечество не достигло бы такого прогресса. Как и обычная наука, духовная наука также требует смелости, духа исследования и эксперимента, задавания вопросов и движения вперед, а не застревания навсегда в прошлом.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: