Ахилла

Эпиграф

«Люди делают страшный рывок из объятий сатанинских, люди тянутся к Богу. И Бог открывает им Свои отеческие объятия. Как было бы хорошо, если бы они по-детски смогли припасть ко всему, что дает Господь и Церковь Своим чадам, начали бы учиться в Церкви заново мыслить, заново чувствовать, заново жить.

Но нет! Великий ухажер — диавол — на самом пороге Церкви похищает у большинства из них смиренное сознание того, кто он и зачем сюда пришел. И человек не входит, а „вваливается“ в Церковь со всем тем, что есть и было в нем от прожитой жизни, и в таком состоянии сразу начинает судить и рядить, что в Церкви правильно, а что и изменить пора. Он „уже знает, что такое благодать и как она выглядит“, еще не начав быть православным христианином, он становится судией и учителем. Так снова Господь изгоняется им из своего сердца.

И где? Прямо в Церкви. А человек этого уже и не почувствует, ведь он находится в Церкви, ведь он пролистал уже все книги, и ему уже пора и священный сан принимать, а ей уже пора одеваться в монашеские одежды.

Но, дорогие мои, они примут и священный сан, они примут монашество, но все это уже без Бога, водимые той же силой, что вела их в жизни до прихода в Церковь и что так ловко обманула их и теперь. А дальше жди и других исключительных, возможных только на почве искаженной веры явлений. Без труда, без борьбы и без крестных страданий воспринятое — без жизни, христианство только по имени, а значит, и без Бога, и явит различные обольщения в видениях и откровениях».

Архимандрит Иоанн (Крестьянкин)

Часть 1

…Уже подходя к этому дому, мне было ясно, что живут тут стопроцентно церковные люди. В открытое окно хорошо был виден святой угол с горящей лампадой и множеством икон. С мамой мы уже обговорили детали об уроках, и я шла приступать к делу.

Итак, при ближайшем рассмотрении это была типичная грузинская семья, где все были на своем месте. Папа — Деметре, мама — Лизико, дети по нисходящей: Гела, Лука, Саба, Васо, Кетеван. Время от времени на сцене, то бишь в комнате, где мы занимались, возникали дедушки и бабушки с обоих сторон. Там их был полный комплект. То есть разводами нигде не пахло и не планировалось.

Общались мы исключительно в лучших грузинских традициях. А именно так:

— Здравствуйте! Как вы поживаете?

— А вы?

— С Божьей помощью.

— И мы также.

Дети были один лучше другого, все вежливые, воспитанные и доброжелательные.

Стоило мне приступить к уроку, Лизико тут же появлялась с кофе, булочками или пирогами собственного изготовления.

Словом, было все очень хорошо и благолепно.

Родители, узнав о моем широком спектре услуг (тут тебе и английский с русским вприкуску, и математика, и физика с химией на десерт), сразу же забили мне три дня в неделю.

— Лучше пусть с вами сидят, чем будут во дворе болтаться. А так хоть что-то в голову залетит.

Но практика показала, что их финансовые возможности не совпадают с их благими желаниями. (Впрочем, такие нескладушки с элементарной арифметикой бывали не только с ними.) Сказать прямо о своей материальной несостоятельности было им как-то не с руки, и потому они не скупились на причины пропусков.

— Сегодня не приходите, мы в гости идем.

— На той неделе мы заняты, всей семьей причащаться едем. Готовиться надо.

Эти отмазки заранее были еще вполне терпимы. Но иногда звонок ловил меня в пути:

— К нам неожиданно гости пришли, сегодня никак не сможем. Стол один.

Сократила я им часы и перешла на режим звонков перед выходом. Но и тут без сюрпризов не обошлось.

Звоню. После реверансов, описанных выше, спрашиваю:

— Сегодня точно будут два урока у старших или нет?

— Да точно. Мы дома, приходите.

Я — ноги в руки и бегом нести свет знаний в отдельно взятую ячейку общества.

Провела один час, спрашиваю, а другой брат когда сядет. Мне отвечают:

— Только что мамао (батюшка, священник) позвонил, и папа всех на вечернюю службу повез.

— А какая необходимость была для мамао в присутствии семилетнего ребенка? Службу б не смог провести? Дома остаться никак нельзя было?

Ясно, что это был вопрос в никуда.

Папа жил активной церковной жизнью, благо, он не работал, и у него была масса свободного времени, кое тратил исключительно на душеспасительные мероприятия. Как где какое шествие или престольный праздник, так он запихивал все семейство в машину и ехал по адресу, срывая детей со школы.

Старший сын — надежда семьи, — часто извинялся, что опять не сделал мое задание:

— Мас, мы вчера весь день в церкви были, потом я заснул и не успел написать.

Я несколько раз высказывала недовольство маме. Она извинялась, обещала принять меры, но через урок все повторялось по старому сценарию. В итоге я словила папу, когда он был дома, отдыхая от трудов праведных на ниве спасения, и сказала, что сын халтурит.

Папа навис тушей над столом, многозначительно посмотрел в глаза отпрыску и сказал веско:

— Ты запомни!

Гела, рослый семиклассник, начал рыдать в голос. Папа уже вышел, метнув многообещающий взгляд на ослушника.

Я не ожидала такого эффекта и спросила в чем дело. Оказалось, что у папы имеется для таких случаев специальный кнут, который очень часто пускается в дело. Естественно, я понеслась к папе на кухню и заверила, что беру слова назад и вообще у нас все «ok» и сын его будущий Эйнштейн с Лобачевским вкупе.

Папа не слыхал про Лобачевского, хотя по легенде был такой же технарь, как я, но обещал «за мое уважение» не побить нарушителя спокойствия.

Потом я выловила отдельно Лизико и спросила, неужели настолько все так серьезно и грустно. И услышала:

— Ох, подумаешь, большое дело, даст ему пару раз. Все на пользу. А почему вы думаете, у нас дети такие тише воды ниже травы. Не то что у других…

Часть 2

Я продолжала общаться с Лизико и ее детьми. Папу видели редко, так как он то развозил по каким-то делам каких-то бесконечных матушек, помогал в монастыре, участвовал в чьих-то похоронах, словом, обильно совершал добрые дела. Появлялся он к вечеру проконтролировать домашних. Денежные вопросы решала Лизико, точнее, ее одинокий дядя из-за рубежа, который высылал все заработанное на родину.

Папа, приходя домой, отдыхая от мотания по городу, постил на фейсбуке изречения святых, высказывания патриарха, фото монастырей и обличения масонов и Сороса. Словом, работал на всех фронтах. Таких страничек много я видела. И теперь, вспоминая некоторые нюансы этой семьи, иногда думаю, что скрывается за подобным фасадом.

Я поинтересовалась, как познакомились супруги, которые живут в столь завидном единомыслии в наше бурное время.

— Деметре ошибся номером, и так мы познакомились, я уже заканчивала институт, он тоже. Мы встретились пару раз. Я ему очень понравилась, и он меня украл. Я сразу забеременела. Мои хотели взять меня назад, но передо мной стоял выбор: делать аборт или оставить ребенка.

— Но почему именно такой выбор? Можно было уйти с ребенком, если вас что-то не устраивало.

— Он бы не дал мне житья, не оставил бы своего ребенка. Деметре хороший отец. Для него семья — смысл жизни. Я уже собрала чемодан, убежала к своим, но потом пришлось вернуться, так как он приехал за мной, а мне не хотелось скандала. Мы венчались, и мне надо терпеть.

Я не стала допытываться, что именно терпеть, и уткнулась в разбор домашнего задания.

Как-то поравнялась с машиной Деметре на дороге, когда шла на урок. Он вежливо остановил свой опель и поинтересовался:

— Как успехи у моего Гелы? Не ленится? Вы скажите, если что. А как Саба? Хорошо ли читает? Когда он сможет утренние молитвы сам читать?

Я заверила, что все у всех изумительно. (Так как само угроза «сказать папе» действовала успешно.)

— А мы с ребятами, — он кивнул на тройку мужиков на заднем сидении, — по делам едем.

Вид у пассажиров был решительный.

Деметре помахал рукой, и они поехали дальше, обдав меня клубами дыма.

Лизико встретила меня с заплаканными глазами. Я доложила про встречу на дороге.

Она отмахнулась, как от надоедливого источника шума:

— Это они голубых с палками поехали разгонять. Сегодня же 17 мая (17 мая 2013 года был разгон демонстрации сексменьшинств на проспекте Руставели). А мне так нервы потрепал, я и рада, что из дома уехал. На пустом месте психует. Все проверяет: телефон, смс-ки в мобильном, интернет тем более. Кому сказать, не поверят. Я, взрослая женщина, не имею права ни почту открыть, ни свой фейсбук иметь. Объясняю ему, кто клюнет на женщину с пятью детьми. Не понимает. Глаза закатывает. Бледнеет, трясется. Вон, на нервах опять окно поломал. Когда починит, неизвестно. Это у них, у (она назвала сванскую фамилию) все такие. Мой свекор так же за свекровью бегает и шпионит. Пенсионеры давно, но страсти кипят. А мой еще хочет, чтоб я шестого родила. С этими не знаю, что делать…

— А вы мамао пожалуйтесь. Пусть ему мозги прочистит, — предложила я.

— Да жаловалась уже несколько раз. Вызовет его к себе, говорит, говорит. На неделю хватает. Потом опять за старое. Натура такая, что поделаешь.

Потом пропустила к столу с учебниками.

— Идите, занимайтесь, извините, что вылила на вас все. Он меня даже к подругам не пускает. Не имею права из дома выйти. Только с ним.

Я посочувствовала и села к книгам.

Часть 3

Неофитский период я давно миновала и к разными сверхъестественным явлениям отношусь очень осторожно. Но все же супругам удалось втравить меня в одну нежно-розовую кашу под кодовым названием «Во славу Божью».

С первых же дней знакомства выяснилось, что у семьи есть знакомая матушка — настоятельница одного районного монастыря. Матушка эта, несмотря на молодость, была, если строго по рассказу супругов, наделена дарами духовными. (Причем подвергать сомнению слова матушек или батюшек там не выходило от слова совсем. Супруги воспринимали это как наезд на Церковь Христову.)

— Она как помолится, все наши дела вперед идут, — с восторгом рассказывала, захлебываясь, многодетная мама. — К ней с разными болезнями обращаются, и люди исцеляются. Даже шизофрению лечит, а бесплодие тем более. Только надо талисман, ею сделанный, носить и все.

Такой подход к делу меня немного смутил. Знаемые мной священники никакими талисманами не занимались и результаты молитв своих оставляли на волю Божью. Гарантий заранее никто не давал.

— У вас же сыном проблема, — тут же предложила Лизико, — давайте матушке талисман закажем, и ваш мальчик заговорит. Всего-то надо 10 лар. Копеечное дело и тем более во славу Божью. Матушка на эти деньги кельи монастырские строит. Если у вас нет, я сама за вас положу.

Я молча тут же выложила искомую десятку.

— Лишь бы начал, я десять раз по десять выложу, — говорю. — Ему три с половиной, «мама» не может сказать.

Хозяйка тут же набрала матушкин мобильный и вкратце обрисовала мою беду. Потом заверила, что через неделю «авгароз» будет готов и матушка обещает, что все будет хорошо.

Через неделю я получила свой заказ — крошечный мешочек с медным крестиком. Велено было, чтоб ребенок носил, не снимая.

— А что там внутри? — полюбопытствовала я.

— Там молитва специальная. Но раскрывать нельзя. И вам надо такой же авгароз носить, чтоб благодать сработала.

Я молча выложила еще десятку. Кто их, монахов, разберет, что к чему. Тем более, что «во славу Божью».

Носить эти матерчатые мешочки была целая морока. Крестик из меди гнулся во все стороны, цеплял одежду и царапал кожу. Кроме того, он запутывался за крестильный крест и свивался с ним в морские узлы.

Тут я еще рассказала своей подруге, которая никак не могла родить, про матушку-чудотворицу. В итоге ей тоже заказали таинственный авгароз, сдобренный обещанием, что она скоро непременно родит.

Время шло. Мой сын смог сказать долгожданное «мама» через полтора года. Я была счастлива и не копалась в механике благодати. Просто время пришло ему заговорить или матушкины молитвы сыграли здесь свою решающую роль — сказать определенно не могу. Подруга моя так и не родила.

Как-то мне хозяйка протянула самодельную иконку Николая Чудотворца. На квадратике из ДСП была наклеена бумажка из календаря с изображением святого. Наверху ленточками были прикреплены крошечные глиняные кувшинчики.

— Это матушка вам дарит свое благословение.

Я поблагодарила и приложилась к иконе.

Следом последовало пояснение значимости подарка:

— Это чудотворная икона. Если написать желание на бумажке, скатать в трубочки и положить в кувшинчики, то все исполнится.

— Прям-таки все-все? — хмыкнула я скептически.

— А вы веруйте! Мы написали, закатали и засунули. Уже сбылось!

Я не нашлась, что ответить на такое заявление. Вера — дело тонкое и спорить, подводить научно-техническую базу — последнее дело.

— Только у матушки просьба к вам, — немного замялась Лизико.

— Чем могу, помогу, — говорю.

— Сфотографируйте ее и напишите у себя на фейсбуке, чтоб ее русские паломники купили. Цена 10 лар. Во славу Божью.

— Поставить на фейсбук не проблема. Я никому в рекламе не отказываю, — говорю. — Но кто даст 10 лар за кусок ДСП и бумажку из календаря? Софринские иконы намного качественней, и вид товарный. Лучше б матушка пчелами занялась. Все же мед, по-моему, лучше раскупят. А это больше похоже…

На меня уже смотрели как на врага народа, и я воздержалась от сравнений.

— Ой, как так можно?! Раз матушка благословила, вы поставьте и молитесь, чтоб продалось, — заволновалась Элисо. — Это ж для монастыря.

— Да, я в курсе, «во славу Божью». Поставлю обязательно.

Сказано — сделано. Я сфотографировала и поставила просимое на фб с указанием цены и мобильного матушки.

Толку реального из этого не вышло. Но было несколько насмешливых комментов как раз от российских верующих.

Так и осталась у меня нерешенным вопросом эта история: на что рассчитывала та матушка, решив таким образом поправить финансовые дела монастыря.

Наверное, так никогда и не узнаю. Оно и к лучшему. Ибо «знание умножает печаль». Для себя я лишний раз убедилась, что рассуждение — это высшая добродетель.

Часть 4

Я продолжала ходить на уроки, когда удавалось выловить кого-то из детей на предмет занятий. По ходу дела общалась с родителями. Оба они были намного младше меня, и некоторые их выводы, связанные с верой, мне казались слишком наивными, но любые иронические вопросы наталкивались на непонимание и нежелание самим что-то анализировать.

А у меня не было желания вдаваться в споры. Итог был ясен заранее.

Тем более, что все отрицательное или непонятное супруги дружно скидывали на темные силы и действия масонов, которые просто спали и видели уничтожить Грузию.

Деметре был поглощен «борьбой». Отслеживал на фейсбуке и телевидении малейшую инфу про антицерковные настроения в обществе и кидался на защиту христианских ценностей. Хорошо, если это носило заранее спланированный характер.

— …Завтра не приходите, — объявила как-то Лизико. — Нас не будет. Мы на акцию едем.

— А что такое?

— Как что?! — она возмутилась моей неинформированностью. — Папа Римский должен приехать.

— Ну и что?

— Мы в аэропорт едем с плакатами. С нашим мамао. Будем кричать, чтоб убирался вон отсюда.

— Так его ж патриарх сам пригласил.

— Это масоны хотят погубить православие в Грузии!

(Лизико была намного начитаннее мужа, но, видимо, он ее давно подмял своей железной логикой и рамками. Есть такая хорошая грузинская пословица: если двух быков вместе связать, один у другого либо цвет переймет, либо характер. Кажется, это был именно тот случай.)

— Но Папа Римский уже приезжал сюда лет двадцать назад и ничего страшного не произошло. А этот побудет два дня и дальше полетит. Стоит ли куда-то ехать и жечь бензин? — спрашиваю.

— Вы не понимаете, как это опасно!

— Правда, не понимаю. А ваш мамао, что — секта? Раз он против воли патриарха идет.

Лизико запуталась в своей нелогичности.

— Мы не секта. Мы православные люди. Наш мамао так хорошо на проповеди объяснял, почему нельзя допустить этого антихриста сюда.

— Но ведь по пророчествам антихрист должен быть немного другим.

Лизико замолчала, потом подвела итог.

— Короче, нас не будет. Зря не идите.

— Я поняла.

На другой день по новостям во всех красках показали, как Папа Римский был в гостях у Илии II и услаждался пением схиархимандрита Серафима Бит-Харби. Потом камера перескочила на толпу с транспарантами у аэропорта. Небольшая кучка народа стояла у трассы и что-то нестройно скандировала, типа «Враг не пройдет!» На переднем плане я увидела все семейство Деметре и Лизико с пятью детьми. Их лица пылали решимостью стоять до конца. Через день, как и планировалось заранее, глава католиков отбыл к нашим соседям. Православие в Грузии выдержало и устояло.

Часть 5

Деметре и Лизико были людьми исключительной доброты и отзывчивости. Отец семейства очень часто приводил домой «братьев во Христе» посидеть и обсудить судьбы мира за стаканчиком вина. (От этого часто пропадали мои уроки, но не о них речь.) Он первым кидался на помощь кому-либо из соседей, что я тоже не раз наблюдала, сидя за уроками с его сыновьями. Не успеет бедный человек прийти домой, как ему уже звонят и просят с машиной на выход. Опять надо кого-то куда-то везти. Лизико в свою очередь рассказывала, как постоянно собирает вещи для монастыря, и мне пихала детские вещи после своих сыновей.

— …Возьмите, они как новые, и качество хорошее. Я плохое не дам, — и протягивала увесистый пакет.

— На днях мы деньги для мамао нашего собрали с Божьей помощью на джип. Весь приход наскреб. Как ему без джипа? Никак нельзя.

— Вчера матушкам я обувь свою отдала, а то им, бедным, совсем ходить не в чем. Матушка-игуменья разрывается. Вся в трудах. И стройка у них большая, деньги очень нужны. Мой муж ездит туда, помогает, но не так быстро дело идет. А тут еще темные силы пакости делают. Сами знаете, как это бывает.

Я слушала этот перечень и нисколько не сомневалась в искренности рассказчицы. Супруги были типичные Божьи люди. Таких я встречала много и не удивлялась некоторым нелогичностям.

…К июню собралась приехать моя невестка из Киева, и мне нужна была машина, чтоб ее встретить в 11 вечера. Решила сделать доброе дело — обратилась к Лизико.

— Может меня Деметре повезти на вокзал и там немного подождать? Я десятку дам. Как раз заработает.

Лизико переменилась в лице:

— Что вы, что вы! Он вас так повезет. Ничего не возьмет.

— Я не хочу «так».

— Он ни с кого денег не берет. Зачем с вас должен взять?

— Так у меня есть деньги. Кстати, а почему он не таксует? Вы же говорите, что у вас долги.

— Он, он… стесняется. Не может через себя переступить.

— ??? Так многие таксуют. Что здесь такого?

— Ну вот такой он… дебильный… — Лизико опасливо оглянулась на входную дверь. — У него и руки золотые. Все может, и ремонты делать, и сантехнику.

— Ну и? Это же всегда нужно.

— Он… через себя не переступит. Через принципы… Уже сколько лет не работает. Если бы не мой дядя, не знаю, как бы мы жили… И так он весь больной, на лекарствах. Если с ним что-то случится, мне просто страшно подумать, что будет с моими детьми. Я сама никак ничего не могу найти. Целый день готовлю, убираю и даже не видно. Столько народа в одном месте собрано.

— Понятное дело. А может вам уроками заняться?

— А что, это идея! — оживилась Лизико. — Жаль, я, как вы, математики не знаю. А вот языки — пожалуйста. Вы мне направляйте лишних.

— Без проблем, — говорю.

Лизико тут же спохватилась:

— Но вот проблема, Деметре очень ревнивый. Не выпустит меня по ученикам бегать, как вы. А кто ко мне домой придет? Все хотят, чтобы к ним ходили.

Я успокоила ее, что с Божьей помощью найдутся и такие клиенты. Хотя бы пара-тройка экстремалов. И подала идею:

— Вы еще матушку-игуменью попросите молиться. Сами говорили, что она великая молитвенница.

Короче, Лизико решила действовать. Но сперва надо было умолить главу семьи.

Часть 6

Итак, супруги во всех делах являли собой редкое единомыслие, будь то вопросы воспитания детей, мировосприятия, христианских ценностей, кто в доме главный, а кто так, на подхвате. Естественно, очень четко все у них было и в догматических вопросах.

Супруги держали все посты. Это было видно по меню, которое мне часто предлагали отведать. Детей младших еще держали на послаблении, а старшему отец выговаривал, что надо поститься соответственно. Без всяких хинкали и хачапури. Гела тормозил и жаловался мне, что постоянно хочет есть и считает дни до Пасхи. Но кнут висел в кухне на видном месте, и вдаваться в гастрономические предпочтения было чревато. (Само орудие педагогического воздействия я не видела, но результаты впечатляли.)

Я сочувствовала подростку со здоровым аппетитом, но с критикой не лезла. Семья причащалась каждую неделю неукоснительно, и любое отлынивание кончалось скандалом.

Лизико потихоньку жаловалась мне — изливала душу:

— Так иногда хочется хоть одно воскресенье в 7 утра не вставать, отоспаться, ведь все на мне, но ведь такой крик поднимет, будет мою маму вспоминать.

Я опять-таки сострадала и вздыхала.

Зато в теории царил между супругами полный консенсус. Лизико с жаром выдавала мне избитое:

— Только одна наша вера истинная, все другие сразу в ад пойдут.

(Меня всегда удивляло, как люди, исповедующие Бога любви, так легко и просто посылают всех иных на вечные муки, не задумываясь. Противоречить было заранее глупо, ибо «кто не с нами, тот против нас».)

— Экуменизм очень опасен, так как это угроза нашей церкви.

— Католики спят и видят нас захватить и поменять наши таинства, которых семь.

Стоило мне задать ей какой-нибудь каверзный вопрос, Лизико терялась и путалась в показаниях. Это, видимо, как Деметре ей вдолбил, а шаг влево, шаг вправо не предусматривался.

Если я поднимала внутрицерковные щекотливые темы насчет джипов и других многоговорящих за себя фактов, то Лизико моментально занимала позу страуса.

— Не вижу, не знаю, не осуждаю, сама грешная — многогрешная. Зачем мне об этом думать.

Все это мне было до боли знакомо. Сама такое же выдавала относительно недавно.

Лизико тем временем докладывала обо мне своей матушке-игуменье и о моем сыне. Потом передала резолюцию:

— Вам надо с мужем помириться. Матушка спросила причину развода.

Я перечислила скороговоркой версию моего голубя сизокрылого:

— Говорит: «Не пил, не бил, не изменял!» И правда — так и было.

Лизико была в шоке:

— Тогда вы очень грешите, что не миритесь. Потому, наверное, и ребенок болеет. Я что терплю, вы и представить не можете.

Я коварно привела факт из ее же окружения:

— Вон у соседей ваших аутист. А они в браке живут. Нестыковочка.

Лизико отбила и этот лукавый прилог:

— А это воля Божья, что он такой. Ну и что, что родители вместе. Нашими ли грешными очами видеть истину.

— Золотые слова, — говорю. Спорить дальше мне расхотелось…

Часть 7

Внезапно наши занятия прервались. Я пришла в обговоренное время, но произошла катастрофа.

Захожу и вижу перепуганную, заплаканную Лизико:

— Ой, извините, пожалуйста. Деметре Гелу к врачу повез срочно.

— А что случилось?

— Он выпивший был. Гела что-то не то сказал, и он его ногой так ударил, что руку поломал. Потом Деметре остыл, схватил его в охапку и в травматологию повез — гипс накладывать. Я не успела вам позвонить, предупредить…

— Что вы, о чем разговор. Пусть поправляется…

Я посмотрела на нее, и как-то само вырвалось:

— А вам самой не попало?

Она кивнула и отвернулась:

— Бывает…

Потом заплакала:

— Не знаю, как жить дальше. Гела уже большой, все понимает. Говорит: «Давай, уйдем отсюда!» — а идти некуда. К моим родителям — места нет с такой оравой. Да и как я без мужа буду. Четверо сыновей… Только его рыка и боятся… Он все рассчитал. Заставлял меня рожать, знал, что я никуда от него не денусь… А если уйду, он же из меня инвалида сделает. Потом что я буду делать, даже если посадят его. Он же бывший наркоман… Ему плевать.

— Мамао скажите. Пусть примет меры. Или той игуменье. Должен же быть какой-то выход.

— Нету тут выхода… Сто раз думала… Мой крест. Сама выбрала. Не смогла тогда аборт сделать, вот и маюсь. Он-то знает, что никакая другая его фокусы не потерпит…

— А его родители не могут как-то надавить на него?

Лизико горько улыбнулась моей наивности:

— Он их сын. А я невестка…

Это мне тоже было знакомо, и просчитала вслух следующий шаг:

— А квартира на них оформлена, конечно. То есть вас с детьми могут выкинуть на улицу и — общий привет? Так?

— Да.

Я сказала избитую фразу, навязшую в зубах:

— Ну, помоги, Господи.

И пошла на другой урок, думая дорогой:

«Слава Тебе, Господи, что пронес это мимо меня. Я б не выдержала».

Часть 8

Спустя месяц Геле сняли гипс, и мы возобновили занятия.

— Как ты, Гела? — спросила я пострадавшего.

— Спасибо, мас (сокращенное обращение к учителю), по милости Божьей, — и улыбнулся очаровательной открытой улыбкой. Он уже был с меня ростом и обещал превратиться в высокого крепыша.

«До чего ж золотой парень, — подумала я, — ни словом не обмолвился про инцидент. Я бы месяц пухла от злости. Вот у кого надо учиться незлобию».

Мы погрузились в математику. За стенкой папа тоже сел за уроки с младшими сыновьями. Время от времени до меня долетало приглушенное:

— Ровно пиши, Саба.

Наверное, потеет над прописями, где все должно быть идеально ровно.

Тупой характерный звук. Всхлипы.

— Чу. Чтоб твоего звука не слышал. Гела занимается.

Тишина. Сопение.

— Нормально пиши, я кому сказал!

— Я пишу.

— Опять криво! Заново писать будешь!

Звук выдираемого листа. Следом какой-то тычок. Наверное, подзатыльник.

— Переписывай!

Всхлипы. Дрожащий голос Сабы.

— Я переписыва-аа-ю.

— Быстро и красиво пиши. А то добавлю.

Через какое-то время в комнате возник зареванный Саба и позвал другого брата — восьмилетнего Луку. Тот сгреб свои книги и пошел сдавать выученное. Лизико в это время крутилась на кухне и была счастлива, что отец занят с детьми. Хотя, надо отдать должное, Деметре периодически проверял у детей уроки. Пофигистом его никак нельзя было назвать.

Я продолжала объяснять геометрию и просматривала физику. Из другой комнаты доносилось приглушенное бубнение. Лука бойко тарабанил длиннющий стих. Из всех братьев он был самый лучший в учебе, по крайней мере, усваивал все очень быстро. Гела был тугодум в точных науках, но прекрасно писал сочинения и зубрил даты. Саба был копия Гела. Остальные двое ходили еще в садик, и их способности я не могла оценить.

Дальше все было тоже относительно гладко. Наверное, показывал отцу письменные. Потом за дверью что-то произошло, завязку я пропустила, так как сама до хрипоты объясняла Геле какую-то задачу. А он все никак не мог вникнуть. Потом я уловила звук пощечины, сдавленные всхлипы, которые грозили перерасти в рев, и приглушенный голос отца:

— Рот закрой! Ты мужчина! Чу, я сказал. Садись и пиши расписку.

У меня при слове «расписка» уши свернулись и развернулись. Такого мне не приходилось слышать за долгую практику. Видимо, это было изобретение Деметре.

Папаша тем временем диктовал:

— Я, Лука (запятую поставь, неуч) обещаю, что если нарушу слово, то мужественно выдержу наказание. Точку поставь, подпись и дату. Ты должен отвечать за свои поступки!

Из-за двери доносились всхлипы.

— Теперь свободен. И игрушки уберите, чтоб чисто было.

Потом дверь скрипнула. Появился грузинский Макаренко и вежливо спросил:

— Как у вас дела?

— Восхитительно, — зачастила я. — Немного сложный материал. Но Гела выучит.

— Я надеюсь, — промолвил папа-кремень. Потом обратился ко мне: — Не хотите ли соус попробовать? Лизико вам сейчас принесет.

— Нет, большое спасибо. Я уже закончила. Тороплюсь к другим.

Мы распрощались. Милый семейный вечер плавно переходил в ночь. На улице уже давно горели огни фонарей.

Часть 9

…На этот раз Лизико встретила меня в приподнятом настроении.

— Господь нечаянную радость послал молитвами матушки! Двое учеников у меня появились! Домой будут приходить. Деметре не против.

Я, естественно, поздравила и пожелала приумножения клиентов.

Лизико продолжала пересказывать новости за две недели:

— Пока вас не было, у нас тут столько чего произошло. Если б не матушка, пропали бы мы! Помните, я вам звонила и отменила уроки. Сабе плохо стало, пришлось аппендицит вырезать. Потом кровотечение началось уже во время операции. Деметре тут же матушке позвонил, а она — в несколько монастырей сразу же. Все стали на молитву, и врачи откачали моего мальчика. А то чуть не умер.

В ее глазах блестели слезы.

— Чудо, настоящее чудо, Господь даровал по общей молитве. А вы еще в матушке нашей сомневаетесь! — сказала она обидчиво.

— Я ее никогда не видела и просто воздерживаюсь от выводов. А то, конечно, хорошо, что хорошо кончилось.

— А сейчас у нас новая проблема, — продолжала Лизико озабоченно. — Скорби не оставляют нас. Деметре машину разбил и с патрульным поругался. Огромный штраф прислали, и машину чинить надо. На месяца два мы тогда от уроков откажемся. Мой дядя не сможет столько платить.

— Воля ваша. Потом позвоните, как сочтете нужным, — говорю.

И дернула ж меня нелегкая предположить:

— С одной стороны, что ни делается, все к лучшему. Может, оставшись без машины, ваш муж работать начнет или почаще дома будет. Все же вам полегче будет.

Лизико разочарованно протянула:

— Эээ, ничего вы не поняли. Вы только представьте, что он здесь устроит, если целый, — она выделила последнее слово, — целый день будет торчать дома. Я ж на стенку полезу. Так он хоть при деле, матушкам помогает, нашему мамао что-то делает, энергию тратит… Он, когда от наркотиков исцелился, без реального дела не может, свихнется. Или нас тут по углам гонять будет. Молиться надо, чтоб мой дядя побыстрее деньги наскреб. Богу ведь всех жалко.

Я согласилась с последним утверждением и вспомнила в деталях тот самый тихий семейный вечерок со сдачей уроков.

— Да, срочно надо деньги найти на машину. Иначе труба.

Мы попрощались до лучших времен, когда финансы снова дадут о себе знать.

Часть 10

…Лизико позвонила как раз за неделю перед переходными экзаменами.

— Как вы поживаете? Мы так по вас соскучились. Наконец-то с долгами рассчитались, с Божьей помощью. Ждем вас хоть завтра. Там еще и химию, и физику надо сдавать. Кошмар какой-то. Кучу билетов Геле задали, а он, вы же знаете, смотрит и ничего не понимает. Деметре отдельно психует.

— На что ж психовать? Естественно, что ваш мальчик ничего не понимает после трехмесячного промежутка.

— Короче, приходите, переставьте что-нибудь, умоляю, иначе он не сдаст.

Я пообещала быть как штык, но чудес не гарантировала.

Как только я появилась, на меня с порога обрушился водопад новостей. Лизико порхала от радости.

— …Вчера мы квартиру освятили. Был наш мамао и десять стихаросани. Стол накрыли, посидели хорошо. Разошлись за полночь. Деметре сказал, что специально это к экзаменам Гелы приурочил. Говорят, благодать на мозги хорошо действует. Вы чувствуете, как у нас стало хорошо?

Я оглянулась, силясь заметить перемены, но ничего особенного не заметила. Выпуталась в принятом здесь стиле:

— Мне бы свои грехи видеть и чувствовать. Где уж благодать разглядеть.

Лизико удовлетворенно кивнула и поторопила старшего:

— Гела, садись скорей и слушай внимательно! Помни, что папа сказал!

Гела закивал, что будет само внимание.

Лизико осенила нас широким крестом и закрыла дверь, шикнув на младших:

— Чтоб ни звука мне!

Я думала о Лизико. По любому ей улыбка больше подходит, чем слезы. Хорошо, что держится, другая бы давно заработала невроз или тяжелую депрессию. А эта верой держится.

Мы плодотворно отзанимались час, разобрали несколько билетов.

Выходя из дома, я застряла в прихожей — надо было обговорить, когда еще прийти. Тут явился отец-герой. Он поздоровался и сразу перешел к волнующему его вопросу:

— Вы слышали, что в школы министерство образования пытается внести учебники по сексуальному просвещению?

— Нет, как-то мимо прошло.

— Мы контролируем этот вопрос. Если что, будем устраивать акции у министерства. Нас, активистов, много. Грузия в опасности. У меня четверо сыновей, я не позволю сделать из них голубых. Надо бороться. … — и понес в своем стиле без запятых про масонов, фонд Сороса, сексменьшинства, экуменизм, борьбу либералов против Церкви, чипы, антихриста и т.д.

Я вежливо его слушала, иногда кивала, временами вставляла междометия в эту горячую речь. Сама же думала:

«Все-таки, при деле мужик, в борьбе за свои идеалы. Другой бы просто глушил пиво на бирже каждый день и спился бы потихоньку. А этот, как огурчик, полон энергии…»

***

…Не знаю, как сдал Гела экзамены. Больше они мне не звонили. Наше пятилетнее общение закончилось.

Оно и к лучшему, заниматься бессистемно, скачками — сизифов труд с малым результатом. А причиной не той оценки можно всегда заявить репетитора.

Иллюстрация: та самая «чудотворная» икона свят. Николая

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: