Ахилла

14 ноября 1918 года на свет появился мальчик, которому суждено будет сначала стать советским святым, мучеником, а в конце ХХ века — мемом, в ряду с такими малоприятными и страшными личностями как Иван Грозный, поп Гапон, Распутин и Чикатило. Символом доносительства, предательства стал убитый ребенок — ровесник расстрелянного в год его рождения Алеши Романова.

Текст читает автор:

Тут сошлись и въевшаяся в менталитет привычка к навешиванию ярлыков, и страсть осуждать, не разобравшись, и чрезмерное доверие «читателя газет, глотателя пустот» официальной информации советских СМИ. И не обязательно СМИ — вот в наши уже годы некоторые церковные деятели убеждают, что следственные дела пострадавших от террора верующих и священнослужителей нужно рассматривать под микроскопом, и если в деле есть информация о том, что человек подписал признательные показания или назвал какие-то имена, то почитания он не достоин. Неважно, что подпись могла быть сфальсифицирована, неважно, что человек мог назвать имена тех, кто уже был арестован — новомученики должны иметь не только удостоверение от патриархии, но, прежде всего, — «чистое» следственное дело из архива НКВД.

Зверски зарезанный мальчик, по мнению практически любого россиянина, стал иудой ХХ века за то, что донес на отца. А что случилось с отцом? Как-то про отца обычно не вспоминают. Отец, Трофим Морозов, был приговорен к 10 годам лагерей, и умер на строительстве Беломорско-Балтийского канала. А по другой версии — уже через три года вернулся в родную деревню — отпустили досрочно за примерное поведение, и с орденом за ударный труд на строительстве.

За последние десятилетия вышли сотни публикаций в СМИ, которые камня на камне не оставляют от официальной версии событий; не говоря уже о книге Юрия Дружникова об истории Павла Морозова, которая ходила в самиздате, впервые была опубликована в 1988 году в Лондоне, а потом вышла в России, дополненная новыми материалами. А миф и ныне там — то есть в головах. Просто правда мало кому интересна, увы.

Как-то в екатеринбургском парке им. Павлика Морозова, недалеко от своего дома, я познакомилась с 80-летней женщиной, которая чуть не заплакала, когда мы заговорили о мальчике из деревни Герасимовка. Она вспоминала, как была свидетельницей сноса памятника Павлику в начале 90-х, и очень переживала, что несчастного зарезанного ребенка везде называют предателем: «Вот я человек неверующий, нехристь, а слышать этого не могу, так жалко мальчика».

Что знают россияне о Павлике Морозове? Родившиеся не ранее начала 80-х, пожалуй, что и ничего, кроме того, что это был советский мальчик-герой, который на самом деле никакой не герой, а донес на собственного отца. Те, кто дольше учился в советской школе, помнят немного больше. Но обычно только то, что в начале 30-х годов пионер Павлик Морозов сообщил в ОГПУ, что его отец-кулак прячет зерно, и за это озверевшие враги советской власти убили его и его маленького брата.

После этого мальчика внесли в советские «святцы», его именем стали называть улицы, библиотеки, парки, ставить ему памятники и слагать о нем поэмы и песни. При этом, когда в конце 80-х писатель Юрий Дружников стал «копать» историю пионера-героя глубже, выяснилось, что в официальных источниках страшная путаница — в возрасте героя, в фамилиях участников событий, в их последовательности.

Сейчас известно, что дед и отец Павлика Морозова приехали в Герасимовку Тавдинского района Уральской области (сейчас это Свердловская область) из села Вереполье Витебской губернии в 1910 году. Павел родился 14 ноября 1918 года и был старшим из пятерых детей в семье.

Что же на самом деле произошло в селе Герасимовка? Если суммировать то, что в книгах и интервью излагали исследователи, в том числе директор музея в Герасимовке Нина Купрацевич, много лет посвятившая изысканиям о семье Морозовых, история выглядит так.

Пионером мальчик не был и быть не мог — пионерский отряд появился в деревне лишь через несколько лет после гибели Павлика Морозова и его брата Феди.

Отец Павла, Трофим кулаком не был — он был председателем сельсовета. Обвиняли его не в укрывательстве зерна, а в коррупции, как бы мы сегодня сказали. Он незаконно выдавал раскулаченным крестьянам и их семьям — спецпереселенцам, сосланным в Герасимовку, справки о регистрации, без которых они не имели права покинуть деревню. Уголовное дело было возбуждено после задержания на вокзале в Тавде двух крестьян с поддельными справками.

Знать о делах отца Павел не мог: отец с семьей не жил, ушел к односельчанке. Хотя это позволяет строить предположения о том, что донос был вызван обидой на отца. Пашка — в деревне его звали именно так, а не рафинированно-интеллигентским именем Павлик — остался за старшего в семье с четырьмя детьми. По мнению Юрия Дружникова, мать, Татьяна, подучила сына донести, чтобы отомстить отцу: он избивал жену, а потом бросил жену и детей и ничем им не помогал. По другой версии, никакого доноса на отца Павел не писал, а просто по ходу дознания подтвердил факты, которые и так всем были известны. Татьяна Морозова пришла на заседание суда с детьми. Скорее всего, судьи могли задать старшему, Павлу, вопрос об отце. Но его ответ явно не походил на ту обличительную речь, которую ему позже приписала пропаганда: по свидетельству сельчан, парень сильно заикался, и употреблял много белорусских диалектизмов.

Полгода спустя после суда Павлик с девятилетним братом Федей пошли в лес за ягодами и не вернулись. Были найдены их тела со следами насильственной смерти.

Похватали и обвинили тех, кто под руку подвернулся и не мог дать алиби, — то ли 8, то ли даже 10 человек. Осудили четверых — деда Павла и Феди по отцу — 81-летнего старика Сергея Морозова и его жену Ксению, слабого умом двоюродного брата мальчиков 19-летнего Данилу, а также считавшегося кулаком Арсения Кулуканова.

Своя версия у Нины Купрацевич: она считает, что все четверо обвиняемых были расстреляны безвинно, а детей могли убить спрятавшиеся в лесах сбежавшие из поселений раскулаченные — из страха, что ребята выдадут их местонахождение.

По версии же Юрия Дружникова, Павлика и его брата убил агент ОГПУ с целью проведения потом показательного суда над убийцами и пропаганды коллективизации и необходимости раскулачивания.

Версия излишне конспирологическая, хотя и не лишенная смысла: появились и совершенно реальные дети-доносчики, то ли вдохновленные примером Павлика Морозова, то ли учителями и пионервожатыми в школе, то ли советской прессой. Например, в марте 1934 года «Пионерская правда» опубликовала письмо в ОГПУ пионерки Оли Балыкиной, проживавшей с отцом и матерью в деревне Отрада Спасского района Татарской АССР:

«Довожу до сведения органов ОГПУ, что в деревне Отрада творятся безобразия. Воровали и воруют колхозное добро. Например, мой отец Григорий Семенович вместе с Кузнецовым, бригадиром первой бригады, и сродником, кулаком Фирсовым В.Ф., во время молотьбы и возки хлеба в город Спасск воровали колхозный хлеб».

Часто бывало и так, что несчастные дети — жертвы промывки мозгов — бывали биты, а порой и убиты в отместку за доносы и для предупреждения подражателей, однако мемом ничье имя не стало, да и известно о них только узким специалистам.

Именно после убийства и показательного процесса над обвиняемыми бурно начала расцветать мифология о мальчике, ради торжества социалистической законности давшем показания на родного отца — врага советской власти. Мифология, идеологически выгодная и будто нарочно заточенная под политические репрессии 30-х, когда дети под давлением не только карательных органов, но и общественного мнения отрекались от родственников — «врагов народа».

Вы, что ж, хотите обелить образ предателя, — спросит кто-то, — в то время, как наших детей сегодня опять призывают стучать, на этот раз — выслеживая «экстремистов» в соцсетях? — Да, хочу. Никакие образы не нужны нормальным людям для того, чтобы не стучать и не предавать родных, да и вообще ближних. А поминать всуе имя мученически погибшего мальчика, виновного лишь в обиде на бросившего семью отца, превратить его в идеологический штамп, только с обратным знаком — дело не достойное ни христиан, ни просто трезвомыслящих людей.

Из протокола подъема трупов:

«6 сентября было заявлено Морозовой Татьяной что у нее потерявшись 2 мальчика Морозовых Павел 14 лет и Федор 9 лет которых при облаве обнаружили от деревни Герасимовки на расстояние 1 километра у рожице под сергиной от дороги Морозова Павла 10 метров каковой лежал головой в восточную сторону на голову был одет мешок в правой в левой руке между указательного и большого пальца разрезана мякоть и нанесен смертельный удар ножом в брюхо в правую половицу куда вышли кишки в торой удар нанесен ножом в грудь около сердце Под каковым находились рассыпаны ягоды клюквы…»

«Да пойми, что реально было только две вещи: я родился. И меня убили в лесу, где мы с Федькой собирали клюкву, чтоб на зиму варенье сварить. Меня убили, а я очень хотел жить. Если честно», — говорит Павлик с того света девочке Тане, задумавшей отомстить отцу, в пьесе Нины Белецкой «Павлик — мой Бог». Просто вспомните, когда очередной раз захотите написать про «павликов морозовых».

Иллюстрация: Сверженный памятник Павлу Морозову, Москва, детский парк на Дружиниковской улице, предположительно 1991 г. Фото: Павел Горшков/pastvu.com

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: