Ахилла

Мы всегда, постоянно учимся, познаём себя, окружающий мир. Процесс этот беспрерывен, хотя и не всегда осознан нами, особенно во взрослом состоянии. В детстве это более очевидно: нас воспитывают родители, учителя, старшие… В подростковом возрасте мы стараемся от этого убегать… но продолжаем учиться. Возрастать душой и сердцем нам помогают не только постоянные наши наставники, но и случайные люди, знакомства, жизненные обстоятельства. Хотя, конечно, ничего случайного в жизни не бывает. Но это начинаешь осознавать уже гораздо позже, когда видишь плод этой неслучайной встречи или, наоборот, с горечью понимаешь, что плода-то и не смог получить — по неразумению, лености, самолюбию или чёрствости своего сердца.

Бывает, жизненный урок преподаёт нам человек, от которого и не ожидаешь вовсе ничего подобного: ребёнок, например. Или даже животное. Да, это так. Сколько известно историй о том, как верный пёс от тоски умирает на могиле своего хозяина. Или о том, как кошка, увезенная за сотни километров от дома, через некоторое время неведомо какими путями добирается до родного крыльца… У каждого из нас, наверно, есть свой рассказ о верности, преданности домашнего животного, но я всё-таки хочу сейчас говорить о людях, о встречах, которые были для меня уроком.

***

О память сердца! Ты сильней

Рассудка памяти печальной…

К. Батюшков

После окончания университета в Минске я по распределению начала работать в одной из школ города В. Школа моя находилась в черте города, но на самой окраине, в частном секторе, и это уже была почти деревня: деревянные домики, высокие и низкие заборы, узкие улочки, цветники… Только громыхание редкого трамвая, приклонявшего проросшую между рельсами траву, да единственное многоэтажное здание школы напоминали о том, что это всё-таки город.

Я снимала квартиру недалеко от школы и дважды в день проходила несколько извилистых улочек и переулков. Их было много, а у руководителей города, видимо, не хватало фантазии, потому что названия этих улочек были уныло однообразны: 1-я Загородная улица, 2-я Загородная улица, 3-я Загородная улица… 1-й Загородный переулок, 2-й Загородный переулок — и так до бесконечности. В одном дворе с низким забором я часто видела мальчика лет 8–9, сидевшего за небольшим столиком, на котором были разложены книги, игрушки, карандаши. Там же стояла и чашка. Поскольку я никогда не видела, чтобы мальчик находился в другом месте палисадника, бегал или передвигался по двору, я поняла, что он не мог ходить.

Иногда во дворе с ним были дети, но вот странно: я никогда не видела рядом взрослых — родителей или бабушек-дедушек. Возможно, все были на работе. Проходя каждый день мимо, я много раз испытывала желание заговорить с мальчиком, но всегда не решалась. Мне казалось, что таким образом я самовольно вторгаюсь в чужой мир, где меня никто не ждёт. Но однажды мальчик сам заговорил со мной и сразу же удивил меня причиной, побудившей его обратиться ко мне.

— Тётя! — позвал он меня. — У тебя есть дети?

Я подошла к забору:

— Нет ещё. А что?

— Жаль, — сказал мальчик, — может быть, мы подружились бы с ним. Мне нужен друг.

«У нас получается диалог, как у Маленького принца с Лисом», — подумала я. А вслух задала глупый вопрос:

— Ты скучаешь? Но ведь к тебе приходят ребята?

— Я не скучаю. Просто мне нужен друг.

Мальчик произнёс эти слова так серьёзно и так просто, как будто это он был взрослым, а не я. И как будто именно мне нужно было объяснить простую истину: знакомых может быть много, а друг — только один.

Так мы познакомились. Мальчика звали Колей. Но с этого первого нашего разговора и до конца нашего знакомства я так и чувствовала себя перед ним ребёнком, причём очень часто — глупым, говорящим не то и невпопад. Коля в свои 8 лет так тонко чувствовал, так глубоко рассуждал, так точно мог сформулировать свои желания и состояния, так искренен был в своих оценках и выводах, что не я его, а он меня всегда обогащал внутренне. Часто после мимолётного какого-нибудь разговора с ним приходилось мне задумываться или перечитывать какую-то книгу…

Когда я шла утром на работу — Коли во дворе ещё не было, а когда в обеденное время возвращалась — была рада встрече с ним. Странно: он никогда не приглашал меня зайти во двор, а я не просила на это разрешения. Так и разговаривали мы — через низенький забор.

В тот год была очень тёплая осень. Пёстрые астры и георгины, зелень и золото листьев, тонкий и прозрачный воздух — всё создавало радостное настроение.

Однажды я увидела, что Коля сосредоточенно рассматривает что-то на своей ладошке. Заметив меня, он тут же спросил:

— Для чего улитке рожки? Они же такие слабые, ими невозможно защититься! Вот она думает сейчас, что я могу её обидеть, и для защиты выставила рожки.

— Это не рожки, это у неё глаза так расположены…

— Да?..

И он как-то потух, настолько прозаичным показался ему мой ответ.

А я подумала, что, возможно, его заинтересуют детские книги о животных.

— Хочешь, я принесу тебе книжки с рассказами о животных? Ты любишь читать?

— Да-а-а, — задумчиво протянул Коля, всё ещё не сводя глаз с улитки. Потом аккуратно пересадил её с ладошки на стол и сказал:

— Мне нравится, когда о животных рассказывают так же, как о людях: как они чувствуют и думают… Вот как «Холстомер».

Я была изумлена. Я думала ну если не о какой-нибудь «Мухе-Цокотухе» для этого мальчика, то хотя бы о «Каштанке». Но «Холстомер»… В 8 лет…

А Коля сказал:

— Помнишь, как говорит Холстомер о себе: «Когда я родился, я не знал, что такое значит пегий, я думал, что я лошадь».

Честно говоря, этой фразы я не помнила. Но дома сразу же перечитала эту повесть и снова была изумлена: как глубоко и серьёзно мальчик переживал своё состояние, но как философски к этому относился! Какое смирение… ведь ещё ребёнок совсем!

Мне захотелось поддержать его, ободрить, сказать что-то обнадёживающее. Я не догадывалась даже, что он в этом не нуждается — настолько крепок его дух. И, как часто бывало у меня в разговоре с ним, сказала нелепую и стандартную фразу:

— Не грусти, Коля, ты поправишься, всё будет хорошо…

Он серьёзно и спокойно посмотрел на меня. Я чувствовала, что он хотел что-то сказать, но передумал. Мне показалось, что в тот момент он чувствовал себя намного старше меня. Помолчал. А потом заговорил совсем о другом.

…Во второй половине октября резко похолодало, посыпал мелкий колючий дождь. Колин палисадник опустел.

Сколько раз, проходя мимо калитки, я хотела зайти в дом, снова увидеть его серьёзные карие глаза, почувствовать внутреннюю силу этого худенького маленького мальчика, порадовать его чем-нибудь. Но каждый раз внутренние препятствия останавливали меня, всё какое-то маловажное, незначительное: «меня никто не приглашал», «что я скажу?», «будет ли уместным мой приход?» и т. д.

«Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил»… Как же можно было забыть об этом?

Так прошли осень, а затем зима.

Когда наступили тёплые весенние дни, я с нетерпением и радостью смотрела на знакомый палисадник: вот сегодня Коля обязательно должен быть на воздухе! Я размышляла о том, что он, наверно, подрос за зиму. Опасалась, не забыл ли меня… Но его всё не было, двор был пуст. Наконец я не выдержала: открыла калитку, прошла по палисаднику и вошла в дом.

Мне сказали, что Коля умер ещё в декабре…

А через несколько лет, прочитав слова апостола Павла из Послания к Римлянам, я поняла, что эти слова именно обо мне: «Не живёт во мне, т. е. в плоти моей, доброе потому, что желание добра (есть) во мне, но, чтобы сделать оное, того не нахожу. Доброе, которое хочу, не делаю, а злое, которое не хочу, делаю».

Нельзя бояться любви. Нельзя любить и оглядываться с опаской, что кто-то может не понять твоих чувств. Кто-то (не помню) сказал, что дружеское слово примерно то же, что свежая ветка в клюве Ноевой птицы.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

С помощью PayPal

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: