Ахилла

Отрывки из книги «Записки верующего».

***

… к периоду 1919–20 г. относится мой усиленный интерес к вопросу о возрождении Православной Церкви.

Были разоблачены многие неправды официального христианства. Народ стал массами уходить из Церкви.

Духовенство редко решалось поднять голос в защиту Евангелия перед лицом воинствующего атеизма.

Я много размышлял в то время о причинах такого упадка церковной жизни и сосредоточился на вопросе об условиях вступления в церковь, о возрождении отдельной личности, на вопросе о крещении; ходил заниматься в лучшее тогда книгохранилище, в Епархиальном Доме, куда по распоряжению властей были свезены книги религиозного содержания; там же происходил и Церковный Собор в 1917 г.; здесь я изучал вопрос по первоисточникам древнего периода, по творениям Отцов Церкви.

В это время в Москве был голод. Приходилось, например, брать в качестве завтрака маленькую коробочку с конопляным семенем (оставшимся от моей канарейки, которая погибла от холода в квартире). К тому же библиотека не отапливалась. Я приходил в валенках и занимался с разрешения библиотекаря на площадке лестницы, где было немного теплее, благодаря близости жилых помещений.

В квартире у нас также сильно ухудшились условия. Пришлось всей семьей — т. е. четырем человекам, жить в одной комнате; спал я две зимы на столе.

Центральное отопление не действовало. Выстроили маленькую кирпичную печку, которая, благодаря отсутствию специальных дымоходов, сильно дымила. Моя младшая сестра, занимавшаяся нашим хозяйством, стала болеть глазами от дыма и однажды была найдена лежащей без чувств под густой завесой дыма.

Голод усиливался. Не было хлеба. Ели мороженый, почерневший, осклизлый картофель и рожь, которую сами мололи в кофейной мельнице. Сестра иногда отказывалась от своей доли, ради нас, уходивших из дому на работу. Однажды, по прочтении одной лекции в Петровско-Разумовской Сельскохозяйственной Академии я получил разрешение подобрать на огородах Академии оставшиеся овощи. Я копал в земле, отыскивая морковь, репу, отброшенную капусту, и так набрал около пуда. На другой день ударил мороз, и я от напряжения и усталости простудился, так что пришлось пролежать неделю на своем столе. Все же Бог удивительно хранил. Мы были слабы, но не болели. За отсутствием трамвая, по десятку верст делали в день.

Настроение было бодрое. По вечерам мы всей семьей в дополнение ужина пели духовные песнопения (православные и евангельские). Сестра выходила на базар продавать вещи. Ее муж возил их в деревню, для обмена на продукты. Я после лекции где-либо в провинции получал неожиданный драгоценный дар — большой каравай черного ржаного хлеба.

Одежда износилась. Сапоги иногда надевали по очереди. И в этом явилась помощь с неожиданной стороны. В учреждение, где служил шурин, поступила одна пара ботинок с деревянными подошвами. В результате лотереи он их и выиграл.

(…) Итак, как уже сказано, я работал над церковным вопросом. В конце 1919 г. составленный мною доклад был прочитан в присутствии многих верующих друзей, нескольких священников: были также представители баптистской общины В. Г. Павлов, из Армии Спасения и т. п. Основная идея доклада была та, что мы должны вернуться в церковной практике к крещению взрослых, к крещению по вере. Сознательная вера, обращение, возрождение должны предшествовать этому священному акту «обещания Богу доброй совести». Так написано в слове Божием. Так поступали апостолы. Еще в IV столетии такие Отцы Церкви, как Василий Великий, Григорий Богослов и Иоанн Златоуст — хотя они были детьми христиан и даже духовных лиц (как Григорий Богослов) — были крещены после 20 лет.

То же подтверждает современный крещальный чин Православной Церкви, хотя он не совершается, как должно: священник задает крещаемому вопросы: «отрицаешься ли сатаны?», «сочетался ли Христу?», а отвечает на них, вместо крещаемого, крестный отец, который часто это делает полусознательно или даже без всякой веры. Отсюда множество формальных и мертвых членов в Церкви, отсюда и массовые отпадения от Церкви в период революции.

Словом, мы должны вернуться к простому и ясному завету Воскресшего Господа: «Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие всей твари: кто будет веровать и креститься, спасен будет».

Позже я читал этот же доклад в одной из старинных московских церквей, на собрании прихожан. Это было вечером. Настоятель храма сказал несколько слов о том, что вопрос рассматривается с ведома Патриарха, что мы выслушаем доклад в порядке обсуждения спокойно, в духе взаимного мира. Народу было много. Прихожане сидели на скамьях, как обычно во время бесед. Я стоял на возвышении, где помещается хор — и читал свой доклад, держа в руках свечу темного воска. Еще до сих пор у меня хранится эта рукопись, закапанная воском.

После доклада была беседа. Некоторые горячо возражали мне, иные высказывались в пользу доклада.

Один молодой священник в упор спросил меня: «Вы считаете себя членом Церкви? В Церкви вы или нет?» — Я ответил: «Нет, я нахожусь в притворе Церкви». Артистка Художественного театра Б. подошла ко мне, пожала руку и сказала: «Я не согласна с вами… Но я благодарю вас за вашу искренность».

Вскоре еще в одном храме (на Страстной площади) предложено было мне говорить на тему «о возрождении». Я проводил мысль, что возрождение не зависит ни от каких внешних действий — его пережили до и без крещения разбойник на кресте и сотник Корнилий. Меня естественно спросили: «Как же вы смотрите на крещение младенцев?» И я опять изложил тезисы своего доклада.

Затем я пошел с согласия нашей группы с этим докладом к Патриарху. Он был тогда под домашним арестом. Нужно было в приемной записывать в особой книге для посетителей сведения о цели прихода. Я сообщил, что пришел «от группы православных мирян с докладной запиской по вопросу об обновлении Православной Церкви».

Незадолго до этого времени Патриарх изъявил согласие посвятить меня в стихарь для проповеди слова Божия в храмах — и двое видных московских протоиереев, близких к Патриарху, написали ему, согласно его предложению, рекомендательные отзывы обо мне, как это обычно требуется. [Частным образом я уже давно выступал в стихаре в разных храмах в Самаре, Москве, в селах по приглашению местных священников.] Оба написали, не ограничиваясь формальной стороной дела, но усердно убеждая Патриарха в полезности этого акта для дела Христова.

Патриарх ожидал меня в эти дни с данным заявлением. Но теперь я пришел с «докладной запиской». День был не приемный. Патриарх принял «доклад» и через секретаря назначил мне беседу на ближайшей неделе.

В назначенный день я пришел.

Секретарь повел меня наверх. Мы прошли большую залу, с пальмами и художественными картинами в больших золотых рамах. В этом зале Патриарх принял меня в первый раз, когда я хлопотал насчет позволения проповедовать в Богородском соборе.

Теперь Патриарх сидел в малом зале. На нем была лиловая ряса с панагией и белая патриаршая шапка с крестом.

— Ну, реформаторы… — начал он отечески-благодушным тоном.

«Записку вашу я прочитал… Да… Но если б я и был с вами согласен, что же я один могу сделать? Это подлежит власти собора. Вот сегодня я был на Богослужении… Детей было много у св. Причастия. Плач, крик… Вы не думайте… У меня у самого голова болит от них», — шутливо добавил он.

Затем Патриарх привел в пользу крещения младенцев примеры «целых домов», о крещении которых сообщается в Деяниях Апостолов.

— Но ведь детей могло там и не быть… — сказал я. «Ваше Святейшество… мое личное затруднение заключается в том, что я на основании слова Божия признаю себя некрещеным, а в то же время я не имею желания выступать из Православной Церкви. Могу ли я быть крещеным по вере в православной Церкви?»

«Ну, нет. Церковь признает только единое крещение». — «Ваше Святейшество! Как же мне быть? До сих пор я ни от кого не слышал доводов из слова Божия против своих выводов…» — «Ну, идите к анабаптистам, они вас и окрестят», — сказал Патриарх, полушутя.

Уходя, я напомнил ему о намерении посвятить меня в стихарь, и спросил, что он думает об этом в связи с моими нынешними взглядами. (Я считал необходимым предупредить его о последних также ввиду вопроса о стихаре.)

«Да, со стихарем придется обождать… Вопрос, интересующий вас, важен, — сказал Патриарх, возвращаясь к моей записке о крещении. — Работайте далее и готовьте материал для собора».

Фото: патриарх Тихон в Троице-Голенищево, 1921 г.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: