О милосердии в эпоху нелюбви
2 августа 2023 Ахилла
Из тг-канала священника Иоанна Бурдина:
Первые христиане были исполнены чувства ответственности друг за друга.
Только в таких условиях и могла возникнуть ситуация, когда люди продавали дома и имения и приносили деньги к ногам апостолов, чтобы воплотить в реальности идею христианской любви: христианин не может быть счастлив, когда его брат несчастен. Он не может радоваться рядом с плачущим. И захлебываться роскошью, когда другие христиане живут в нищете.
В основе этого чувства ответственности лежит сострадание — высшая форма христианской любви.
Она может проявляться в мелочах. Так, об английском поэте и художнике Уильяме Моррисе, искренне верующем, говорили, что он никогда не смотрел на пьяного человека без чувства своей ответственности за него.
Она может носить и более серьезный характер, как в случае Сэмюэля Джонсона, о котором я уже писал. Он наполнил свой дом теми, кого принято было называть «отбросами общества», и, оправдываясь, говорил, что кроме него о них некому позаботиться.
Таким был и доктор Федор Петрович Гааз, успешный московский врач, загубивший свою карьеру ради заботы о каторжниках и потративший на них все свои сбережения. Так что хоронить его пришлось за казенный счет.
Истинному христианину невыносимо иметь лишнее, когда у других нет необходимого (это может относиться не только к вещам и деньгам, но и покою, уюту, духовному комфорту). И именно это, кстати, подчеркивает то, что христианство выше идеи нации и народа. Сострадание и милосердие не являются отличительной чертой какой-либо нации. Это признак родства не по крови, но по духу. Признак принадлежности к особой «расе» — народу Божьему.
Ищущие «чистоты крови» склонны превозносить себя над всеми прочими. «Чистота духа» невозможна без чувства равенства: чтобы сострадать другому, ты должен видеть в нем самого себя.
Именно чувство сострадания и пытаются уничтожить любые «строители Царства Божия на земле», какими бы идеями они ни руководствовались — «арийской расы», «нацизма», «коммунистического интернационала», «Святой Руси» и т.п. Они могут быть прямо человеконенавистническими, а могут прикрываться лживой заботой о человечестве. Ради фальшивого сострадания к абстрактной группе людей требовать ненависти к конкретному человеку или людям.
Александр Солженицын в «Архипелаге» обратил внимание, как большевики вытравливали чувство милосердия в русском народе (тем же самым, если верить «Черной книге коммунизма» занимались коммунисты в Китае и Камбодже). Еще при Федоре Петровиче Гаазе люди встречали каторжные этапы, чтобы поделиться с осужденными вещами и хлебом. При коммунистах за такой «акт милосердия» можно было оказаться на одних нарах с осужденными.
Сибиряки, в основной массе своей, помогали беглецам с царской каторги, принимая их «как Христа». В 30-е и 40-е те же сибиряки вылавливали беглецов и сдавали их конвою на издевательства и смерть.
Писатель Александр Архангельский передавал рассказ Теодора Шанина, основателя Московской высшей школы социальных и экономических наук. Когда в начале июня 1941 г. его вместе с другими осужденными отправляли на поезде в Сибирь, он видел на перроне женщину-крестьянку, которая крестила вагоны с заключенными. Это единственное, что она могла для них сделать. Даже спустя 70 лет он плакал, когда рассказывал об этом.
Сострадание — это то, что соединяет людей лучше любой национальной или религиозной идеи. Поэтому оно опаснее любого оружия и в «царстве мира сего» именно сострадание первым подлежит беспощадному уничтожению.
Это точно подметил Джордж Оруэлл в романе «1984»: его герой только тогда становится «достойным членом нового мира», когда сам без принуждения и от всего сердца сможет выкрикнуть:
«Мне плевать, что вы сделаете с ней! Пусть крысы разгрызут ей лицо, объедят ее до костей. Только не со мной!»
Мы видим, как нечто подобное происходит с нашим обществом и нашей культурой. «Сейчас разрушается духовная основа русской культуры — умение сострадать, — говорит Александр Архангельский. — И не случайно это разрушение затронуло церковь. Христианство всегда было основой русской духовной культуры — культуры сострадания».
В первые века после Воскресения христиане, не страшась смерти, исповедали свою веру в Иисуса Христа. Полагаю, что сейчас тоже самое делает каждый человек, который словом или делом проявляет милосердие и сострадание к тем, кого общество и государство приговорили к ненависти. Это такое же христианское свидетельство, как и прямая проповедь Иисуса Христа.
«Милосердие и сострадание — вот чем мы можем уподобиться Богу, — говорит св. Иоанн Златоуст, — а когда мы не имеем этого, то не имеем ничего. Не сказал Господь: если станете поститься, то будет подобны Отцу вашему. Не сказал: если станете соблюдать девство или станете молиться, то будете подобны Отцу вашему. Будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд (Лк. 6, 36). Это — дело Божие. Если же ты не имеешь этого, то что же имеешь? Милости хочу, — говорит Он, — а не жертвы».
Христианская Церковь по сути двуприродна: она представляет собой богочеловеческий организм. И человеческая сторона Церкви прямо зависит от нас, ведь Церковь — это все мы.
И поэтому ни один из тех, кто считает себя христианином, не может отказываться от ответственности за зло, происходящее в мире: когда вокруг не осталось ничего, кроме ненависти и равнодушия, нашел ли я в себе мужество, чтобы свидетельствовать о любви?
Иллюстрация Елены Самокиш-Судковской к книге Анатолия Кони «Федор Петрович Гааз. Биографический очерк». Санкт-Петербург, 1904