Обеспечить возрождение. Часть 3
20 января 2018 Carina Topolina
Предыдущие части читайте тут.
***
Там, за дьяконской дверью, возился седенький маленький старичок. Он знал отца Георгия, потому что его иерейский сорокоуст проходил именно здесь. Это было как будто очень давно… Странно.
— Здравствуй, дядя Толя… — сказал он, благословляя седины, пропахшие ладаном. И сразу ему полегчало. Теперь дядя Толя поднялся с колен — он утюжил газету, сложенную в несколько раз на полу, — выводил воск со старенького ковра в алтаре.
Медленно и аккуратно делал своё дело дядя Толя. Отец Георгий раздражался на него во время сорокоуста, но теперь старичок казался ему родным и милым человеком.
— Как ты, батя? — проскрипел тот, светло улыбаясь, и тут же выключил старый утюг, которым возил по газете.
— Да ничего… Приготовь всё для литии, хочу помянуть отца…
Они включили электроплитку и положили на нее уголек.
Отец Георгий смотрел на него… Пошел дымок. А перед его глазами опять поплыла грустная и тревожная синева страшного вечера, когда все жгли костры, и сквозь этот дым он бежал навстречу страшному разговору со своим отцом.
Он оскорбился тогда, увидев его пьяным. Почему он оказался не готов к этому разговору? Почему скрывал от него столько лет?
На глазах у привычно суровой супруги отец неуклюже повернулся, доставая из кармана ключ от своей комнаты. Он сходил туда и пришел обратно. Подошёл к сыну.
— Сядь.
Гоша сел в старое, глубокое кресло. Отец наклонился над ним, дыша алкогольными парами. В руке он держал небольшое фото, которое поднес к лицу сына, задев его щеку.
— Пааап!
Гоше стало так противно. И жаль отца.
Тетя Валя резко повернулась и вышла. Отец сунул фото ему в руки…
***
На чёрно-белой фотографии с оторванным уголком была изображена девочка в школьной форме с лентой через плечо и букетом цветов. Выпускница.
— Я не понял… Кто это?
— Это твоя мама…
Он вгляделся в снимок. Мама?
С детства он не знал этого слова-имени.
На него смотрели знакомые глаза… Где он мог их видеть?
Ему стало не по себе. Зеркало у них в доме было старое и мутное. Он лучше знал свое лицо наощупь… и просто не осознал, что девочка с фото смотрела на него его же глазами.
Черные волосы были забраны в два хвоста с бантами, черные брови двумя красивыми линиями очерчивали глаза. Тут он понял:
«Мы похожи… нос — точно… только у меня более горбатый…» — он ощупал своё лицо.
Ему не хотелось больше видеть это фото. Тогда он встал и подошел к отцу, чтобы вернуть фотографию. Тот, покачиваясь, пошел в свою комнату, а тетя Валя была на кухне. Как будто ничего и не было.
На следующий день он собрался и ушёл из дома. Он отправился в город к старшим братьям.
Кое-что ему удалось узнать уже там.
Но ощущение близости чёрной ямы, в которую его вот-вот столкнет неведомая безжалостная рука — росло с каждым днём.
И вот он остался совсем, совсем один… «Моя родная, ты одна у меня, — подумал отец Георгий о жене. — Я должен позвонить сегодня домой, пока я в городе».
***
Он молился на литии и опять плакал. Но у него всё же не получалось простить родителей. Никогда не получалось. Вот и сейчас — просто было жаль себя и Дуню.
Более того, мысль о том, что он не будет, как его родители — вновь придавала ему сил. Поэтому он больше не корил себя за грех осуждения.
«Сейчас мне нужно вернуться домой… а потом я успокоюсь, и всё встанет на свои места».
Он стоял с кадилом в руке, и душистый дым окружил его теплым облаком.
— Батюшка, — вдруг окликнул его женский голос.
— Да, я вас слушаю, — отозвался он, не глядя на говорившую.
— Мне нужно… за здравие и за упокой… свечки как поставить?
— Эх, — вздохнул отец Георгий. Разве в свечах дело? Но в руках у неё уже готов пучок. Он начал отвечать.
Как невнятно и картаво звучала его речь с заученными фразами!
— Спасибо, батюшка… у меня сын вот… — продолжила она, выслушав пояснение, — в Москву поехал, там поступать будет… И мама ушла в прошлом году… а я всё никак не могу запомнить, как поминать правильно… простите меня…
— Всё хорошо, — строго сказал отец Георгий.
А сам подумал: «Сын? Поступать?» Но прихожанка не выглядела мамой большого мальчика. Теперь он посмотрел на неё. Правда, мельком.
— Батюшка, мне бы вот дом… квартиру, то есть, освятить… Никогда не СВЕТИЛИ.
— Хм, — улыбнулся отец Георгий. — Если только прямо сейчас, потом я уеду.
— Хорошо, батюшка.
— Вызовите такси, можно из свечного ящика, а я пока подготовлю всё.
Сказано — сделано. В свечном бабульки разрешили мадам позвонить, хотя были недовольны. Но отец Георгий не думал об этом.
Он пошёл алтарь взять кандию для треб, кропильце, требник, кадило, ладан. Дядя Толя помог.
— Я всё верну после освящения. Мне потом в деревню надо…
Это услышала заказчица требы.
— А откуда вы, батюшка? Извините, что спрашиваю…
Они вышли из храма. Такси уже подъехало. Они сели в «Волгу».
— Это не секрет, я в Михайловском храме сейчас настоятель. Ну, как в храме, хе-хе… Там пока разруха. Но, с Божьей помощью…
Таксист сочувственно покачал головой, повернулся и посмотрел на отца Георгия, с интересом.
— А я бы вот очень хотела помочь Церкви! — вдохновенно заговорила женщина. — И папа, знаете… никогда Бога не забывал… И Господь — Он нам всегда-всегда помогает… Это так чувствуется, необыкновенно!
Батюшка не представлял, куда они едут. Но уже понял, что деньги там водятся.
«Вот моя последняя возможность вернуться к Дуне поскорее», — подумал он и снова ощутил дрожь. Откуда такие мысли?
— У вас, батюшка, усталость… и истощение… — услышал он реплику хозяйки квартиры.
Да, наверно, так и есть.
Они вышли из машины. Перед ними стоял четырехэтажный старинный дом с просторным подъездом. Громадные двери, высоченные потолки. Закружилась голова.
— Вы уж не побрезгайте. Я хочу угостить вас… если можно.
— Давайте сначала дело, — сухо ответил священник. Он волновался.
Вот уже отец Георгий рисует кресты на обоях карандашом — на все четыре стороны.
Хозяйка смотрит на него, и он чувствует, что вот сейчас — не выглядит жалким.
— После освящения в доме нельзя пить, курить, ругаться матом… — нараспев заговорил он.
— Ясно, батюшка… Конечно! — улыбается хозяйка.
***
Хозяйка смотрит на стену и ручкой срисовывает крест со стены в блокнот с котенком на обложке.
— Ой, бестолковая… Батюшка, давайте вы лучше.
Она отдала блокнотик отцу Георгию. Поверх её крестика он начертил свой. Похожий на него — тонкий, красивый…
Внизу написал: о здравии Надежды, Степана. Вырвал листочек и вернул блокнот на трельяж, где стояли флаконы с духами, лежали бусы, косметика и прочие мелочи.
Степан Алексеевич — отец Надежды. Директор самого большого в городе завода.
Это видно по обстановке. Тут отец Георгий снова устыдился — и своего вида, и дурно пахнущих ног, в носках, которые ему даже некому было зашить. Потная ступня прилипла к ковру через дырку.
Он уже весь вспотел под рясой, и ему хотелось провалиться сквозь пол под землю. Но Надежда Степановна словно не замечала ничего этого.
Тогда он принялся разжигать уголь на кухне над газовой горелкой. Пошёл дым, и ему стало сразу как-то спокойнее.
«А то весь дом от меня провоняет…» — подумал он сокрушенно.
Наконец уголь был готов. Он достал из кармана коробок. Это был обычный коробок от спичек, а в нём — ладан.
Плита чуточку испачкалась углем, священник этот уголь взял маленькими щипчиками. Раньше они были для сахара — старинные такие, а теперь черные от угля. Валялись они у него обычно в кармане рясы или подрясника. Отец Георгий переложил уголь в кадило, сверху аккуратно пристроил кусочки ладана.
— Стойте и дуйте легонечко, — сказал он и, ничтоже сумняшеся, вручил кадило хозяйке. Она оторопела.
— Как?
— Да держите за це́почку сверху, и всё! Надо несколько минут… Можно я пока от вас жене позвоню? — осмелел он.
— Конечно, батюшка, всё, что нужно… — вокруг неё образовалось душистое облачко.
К счастью, Дуня оказалась дома и недалеко. Но трубку взяла её мама. Пришлось ему построже прикрикнуть: «Мам Тонь, Дуню мне позовите скорее!»
Он оглянулся. Надежда Степановна дула в кадильце нежно, словно на новорожденное дитя, желая его утешить. И тут он услышал голос жены.
— Родная, привет! Слышно?! Я на требе в городе, от хозяйки тебе звоню.
— Здравствуй, Гошенька… отец Георгий…
— Да перестань уже! Солнышко, я постараюсь приехать, как только смогу…
— Что владыка говорит?
— Какая разница, милая моя… Там глухо… чего он скажет-то… И так понятно.
Дуня шмыгнула носом в трубку.
— Что же делать? Так и жить отдельно? О, Господи…
Ей нужно было учиться, а денег, чтобы переехать сюда и жить здесь, посещая приход наездами — не хватит… Да и работы там много, на приходе.
— Прекрати, я сказал… Богу служить — это тебе не шутки…
— Да я понимаю…
— Я тебе сказал — всё решу. Поняла?
— Ага, — всхлипнула она.
Он ненавидел себя всё сильнее. Ему хотелось разбить себе голову кадилом или об стенку с разбега.
Когда он положил трубку, словно рухнуло что-то внутри. Отступать было некуда. Либо он вернется к ней — либо конец их ещё не начавшемуся браку.
Вот и настигла его расплата за желание сделаться особенным. Пойти служить в сане с 20 лет во что бы то ни стало, 2 года семинарии, скоропалительная женитьба… Всё, всё ради того, чтоб резко взмыть в небо с пепелища, которое осталось от его детства. В том, что так сложилась его судьба — виноваты его родители.
Опять те же мысли! Он вздрогнул и перекрестился.
«Нет, я не буду как они… я буду верен словам старца и своим священническим обетам», — опять промелькнуло в голове.
Он служил требу уверенно и бодро. Внутри всё дрожало от резкой перемены настроения. «Сейчас получу хоть немного денег и поеду к Дуне… дальше решим. Даже владыке не скажу», — думал он, распевая: «Спаси Гооосподи люди Твоя!..»
Продолжение следует
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340
С помощью PayPal
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
