Ахилла

I

За время учебы в семинарии много раз приходилось видеть, как предаются огню книги и рукописи. И это были не «костры инквизиции», отнюдь не в нетерпимости было дело, все происходило гораздо прозаичней, без пафоса.

У наших православных принято, что при всяком храме есть некое костровище или бочка, служащая для сжигания твердых «священных» отходов (не будем здесь подробно останавливаться на принципах сегрегации предметов священных и культовых от профанных). Самостоятельная утилизация в огне священномусора на церковной территории объясняется тем, что он ни в коем случае не должен быть «попираем». Тут можно добавить наблюдение, что вечная боязнь выбросить нечто сакральное в обычный мусор, то есть на попрание, сильно невротизирует благочестивых верующих, и без того зачастую перманентно накручивающих себе чувство вины по любому поводу и без повода. Сколько таких картин сразу возникает перед глазами: вот в алтаре семинарист с пустых бутылок из-под кагора, перед тем как выбросить, соскабливает с этикетки изображенные кресты на куполах; вот другой «через немогу» съедает заплесневевшую просфору, так как стыдно выбрасывать, сознавая вину, что не досмотрел, поэтому предпочитает вот так давиться, искупая свою вину пред очами Мелочного Злопамятного Карающего Небесного Надзирателя. В дальнейшем такая скрупулезность в ритуальных мелочах часто улетучивается банально от нехватки времени. Также кому-то потом удается вырасти из этих примитивных хтонических представлений о Творце, но далеко не всем.

II

Многажды доводилось наблюдать, словно яркую иллюстрацию к евангельским словам об оцеживающих комаров и поглощающих верблюдов, как те, кто, боясь на йоту отступить от Закона и выбросить какую-нибудь никчемную церковную газетенку (по причине упоминаний там Священного Божьего Имени), при этом совершенно бездумно, бездушно уничтожали, предавая огню, книги и документы, имеющие несомненную ценность. Не столько материальную, сколько духовную, историческую; говоря иносказательно — уничтожали память. Сколько было сожжено при последующем архиерее редких книг, оставшихся от покойного архиепископа А., как ненужный хлам, зря занимающий место в епархиальном управлении. Грустно было на это смотреть, хотелось спасти хоть немногое, хоть что-то. В православных талмудах вроде бы не упоминается среди грехов уничтожение памяти, предание забвению, но легче от этого не становилось. Главное ж послушание, сказали сжечь — иди и исполняй, не впадая в греховное мудрование. Конечно, если меня спросить: зачем мне хранить у себя, помимо спасенных от огня книг, например, такую макулатуру, как открытки с поздравлениями А. от духовенства и прочих архиереев, то я затруднюсь внятно ответить. Действительно, практической пользы никакой, но все же мне так спокойней, раз уж была сохранена частичка от общей картины памяти об интересном человеке.

III

Как можно понять из вышесказанного, сожжение бумаг происходило обычно либо из благочестиво-ритуальных побуждений, либо это было просто прагматическим избавлением от лишнего балласта. Но приведу для полноты картины случай с более интересным мотивом.

Когда в 2010 году из Москвы пришло решение отозвать архиерея и назначить нового, то вновь на полную мощь заполыхала бочка, поглощая в огне владычные бумаги и документы за неполное десятилетие управления епархией. Выглядело сие действо не очень благочестиво, напоминало скорее уничтожение улик, сокрытие следов преступлений или эпизод из военных действий, когда при оставлении позиций уничтожается то, что ни в коем случае не должно достаться врагу.

Как сказал знакомый священник: «А документы всякие у нас вообще не любят хранить. Уничтожаются всякие метрические книги, записи кто и когда служил. Фотографии старых служб, служащих священников. Все уничтожается либо старым настоятелем, либо новым пришедшим».

Видели и знаем, как хранители духовноскрепных преемств и исторической памяти на словах, в реале сами ее бесстыдно уничтожают.

С амвона вещают, дескать, во время оно на Святой Руси было величие и изобилие, Третий Рим, а вот при предыдущем настоятеле/архиерее была мерзость запустения и вообще у предшественника все бегали в набедренных повязках с каменными топорами.

Публично заявляют о возрождении традиций, например, о возрождении N-ской иконописной традиции (это же легко, так как кто ж будет проверять, как с этим обстоит дело в реале), и при этом у себя под носом втихаря уничтожаем всякую память о недавних предшественниках.

IV

Из подобных случаев больше всего в память врезался эпизод из самого начала семинарского жития.

Я еще только поступил на первый курс и проучился всего пару недель.

В один прекрасный день несколько семинаристов получили задание от ключаря собора вынести и утилизировать хлам из собора, залежавшийся в служебных помещениях вдоль лестницы на колокольню.

Когда коробки с кипами бумаг были вынесены на хоздвор и стали предаваться огню, я обратил внимание на содержание бумаг. В бочку летели епархиальные документы 40-х и начала 50-х годов, когда город Пермь носил имя товарища Молотова. На многих документах стояла подпись архиепископа Александра (Толстопятова), которого хотели признать исповедником и канонизировать (а воз и ныне там, все осталось на словах). И это все уничтожалось. Документы, письма, фотографии духовенства. У меня случился, мягко говоря, когнитивный диссонанс.

— Вы вообще понимаете, что мы сейчас делаем? — пытался достучаться новичок до разума старших товарищей. В ответ услышал шаблонные благоглупости про послушание превыше поста и молитвы, что начальству виднее и прочее, сводящееся к тому, что надо лишь исполнять порученное и не выделываться.

Стало понятно, что разговор ушел в тупик, старшекурсники не хотят усложнять себе жизнь и выходить из зоны комфорта. Не столько потому, что дуболомы, а проще прикинуться исполнительным дураком и свалить с себя ответственность. Тем более именно это и насаждалось сверху.

Но я проявил непослушание, греховное своеволие, «дух противления», как любило выражаться наше начальство, и поддался наущению диавольскому. А может, и наоборот — послушался голоса разума. Это уж как посмотреть. У разных людей, одинаково причисляющих себя к христианской религии, понятия о добре и зле не просто отличаются, но и доходят до диаметрально противоположных…

V

Когда исполнительные товарищи задолбались жечь архивные бумаги, то им пришло в голову решение побыстрее закруглиться, схалтурив. Оставшиеся ящики тупо закинули в мусорные баки. К моей радости. Я еще до наступления темноты продолжал перебирать документы, откладывая хотя бы самое ценное.

Потом оказался во всем грешен, то есть кругом виноват. Во-первых, без благословения пропустил вечернюю самоподготовку (это когда через несколько часов после конца учебных занятий всех снова загоняют в классы за парты), но это еще пустяки: самое ужасное, что я посмел выносить сор из избы.

Поясню. Озаботившись дальнейшей судьбой своей выборки из документов (несколько пакетов бумаг и фотографий), я решил проконсультироваться с нашим тогдашним преподавателем по краеведению М.Н. (на тот момент он был директором Государственного общественно-политического архива Пермского края), куда бы пристроить документы: в архив или же еще куда-либо в хорошие руки передать.

В общем, я вольно-невольно выставил перед светским человеком наше начальство не в лучшем свете. Как и следует ожидать, по голове меня не погладили. В лучших традициях пахрестьянске разоблачили вредителя. Правда, в итоге бумаги я передал церковному историку-краеведу протоиерею А., у которого хватало мозгов понимать, что это не просто макулатура.

И тут понеслось. Начальство, переобуваясь в прыжке, повернулось на 180 градусов, и как ни в чем не бывало начало теперь меня нахваливать за спасение ценных исторических документов. Но это ж насколько надо быть тупым, чтобы на такое купиться. Позорный дешевый цирк, плохо прикрытое лицемерие. Сменили они гнев на милость, понимаете ли.

VI

Так вот, сначала облаяли, потом вроде как признали заслуги и восстановили справедливость. Да ладно, не прикидывайтесь: вы уже уловили для себя, что за этой персоной нужно внимательней следить. Человек, склонный к самостоятельным решениям, потенциально опасен для системы, где «я начальник — ты дурак», где приказы не обсуждаются.

Это сейчас те чувства отгорели, давно все это отпустил и живу абсолютно светской (то есть нецерковной, по аналогии со словом «штатский» у военных; это не про «высший свет»), внешне безрелигиозной жизнью, но тогда было тяжело и больно допускать мысль, что в этой Системе (которая идентифицирует себя Церковью Христовой) ты какой-то лишний. Ну да и ладно, сам я не ахти какой образец совершенства. Но чем дальше, тем виднее становилось, что блестящая позолотой, но леденящая холодом беспощадная Система выдавливать из себя живых и думающих, тех, кого не смогла обезличить и заставить молчать. Да и не то, чтобы нам только, но и, как это прекрасно показано в «Великом Инквизиторе», самому Иисусу Христу говорится устами Первосвященника:

— Зачем Ты пришел мешать нам?

«Нередко мои противники, завистники, „доброжелатели“ воспринимали мою уверенность в себе при изложении аргументов как высокомерие, мои обоснованные вопросы — как дерзость, мою критическую позицию — как гипертрофированный эгоцентризм, а мою здравую убежденность — как недостаток смирения. Как часто мне приходилось слышать высокомерные призывы к смирению.

Но смирение не имеет ничего общего с угодничеством, раболепием, трусостью. Смирение не означает, что человек тут же должен пасть на колени, если ему возражает начальство. Смирение — это самоограничение, но не самобичевание и самозабвение. Смирение подразумевает мужество, а мужество предполагает отсутствие робости перед открытыми конфликтами и страха перед неизбежными травмами у себя и у других».

Ганс Кюнг «Во что я верю»

Заключение

Написанное выше стороннему наблюдателю может показаться очередным банальным очернением РПЦ и обелением себя любимого. Конечно же, РПЦ и без меня уже пнули все кому не лень. Конечно, проще всего выставить себя хорошим именно на таком фоне, столь богатом на дураков и лицемерных фарисеев. Но здесь через это вынужденное противопоставление пытаюсь показать, как в тех условиях, в той атмосфере формировались важные для меня принципы в жизни, которые впоследствии и привели к размежеванию с Системой и отдалению от тех кругов, где под смирением понимают слепое повиновение и раболепство.

И дистанцировавшись от РПЦ, вырвавшись из одной паутины, понимаешь, что жизнь требует каждый день делать свой выбор и принимать заново решение: будешь ли ты покорным холуем, даже не осознающим проделываемых над твоим сознанием манипуляций? Только теперь это будет называться не «смиренным послушником», как в церковной корпоративной лексике, а всякими более общими понятиями типа верноподданичества, под которыми госидеология понимать будет то же холуйство и вечную покорность. Ведь и другие церкви, корпорации и государственные вертикали прививают подвластным людям те же установки, только под несколько другим соусом.

Но как и в тот день, 18 лет назад, когда мои товарищи действовали словно деревянные солдаты Урфина Джюса, так и сейчас подобное поведение вызывает отторжение. Можно было бы сильно облегчить жизнь, будучи полезным дурачком. Но прикидываться тошно.

Фото из архива автора

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

ЮMoney: 410013762179717

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: