Ответь за слово
27 февраля 2019 Йозеф Яблоновский
Последние несколько недель в интернете бурлила полемика о том, прав грубиян-священник или нет. Для меня само наличие рассуждений на данную тему выглядит абсурдно. Грубость не может стать вежливостью, кто бы ее ни сказал. Ее можно сравнить с острой приправой — в каких-то блюдах она совершенно не уместна, в каких-то допустима, но в мизерных дозах. Более подробно, с различными «если», рассуждать я не вижу смысла.
Одной из причин существования выступлений, подобных ткачевским, и оправдания их людьми, на мой взгляд, является то, что многие люди забыли, что за слова иногда нужно отвечать. Кто спросит с модного священника? Ну, разве что спонсор или «священноначальник», но им до этого ли? Или кто спросит с хамоватых «ортодоксов», если даже собственное духовное руководство приучает их к демагогии?
С одним из моих хороших знакомых случилась такая история. Он работал на заводе в городке из далекой провинции. Сам он из Молдавии, но приехал на заработки в центр России. Однажды, он играл с новыми знакомыми в карты. Среди игроков были люди с «химии», то есть более свободные заключенные, и те, кто уже освободился. Как-то раз мой приятель в сердцах сказал грубое слово в адрес одного из игроков. Этот человек молча отложил карты и показал свою ладонь. Поперек ладони, от большого пальца до мизинца, проходил глубокий шрам. Он рассказал, что в свое время также во время игры оскорбил человека. Тот молча достал нож и ударил его. Сказавший грубость успел только поймать рукой лезвие ножа, чтобы ему не распороли живот. И произошло это несмотря на то, что они были старыми знакомыми и даже вместе отсидели срок в одном и том же лагере. Мой приятель, услышав эти слова, поспешил извиниться и загладить свою вину.
Приведя в пример эту историю, я не собираюсь заниматься пропагандой тюремных обычаев и традиций. Конечно, в том мире нет никакой «шансонной» лирики, это черный, страшный мир. Один из моих знакомых, сидевший по «хорошей» статье, поэтому находившийся в достаточно терпимых условиях, выйдя на волю, за ворота, потерял сознание от ощущения долгожданной свободы. Наверное, нет ни одного человека, прошедшего тюрьму, которого бы она не надломила или не сломала.
Рассмотренный выше случай является одной из крайностей в отношениях между людьми. В среде культурных людей есть свои способы реагирования на невоспитанность или грубость — спокойно возразить оппоненту, прервать диалог или прекратить общение. Но ряд выступлений священнослужителей говорит о том, что они уже далеко не в обществе воспитанных людей, они как раз впали в крайность. То, что для анализа современной православной проповеди приходится прибегать к таким мрачным сравнениям, говорит не о моем жизненном опыте или якобы специфичных интересах, а о сохраняющейся в продолжении нескольких лет характерной атмосфере вокруг церковной проповеди.
Я сам являюсь вспыльчивым человеком. Но я не отрицаю наличие у себя этого качества и не считаю, что оно повсеместно допустимо. Зная за собой такие черты характера, я стараюсь избегать обязанностей руководителя, а также публичной деятельности, чтобы предупредить потенциальные конфликты. Когда все-таки приходится исполнять такие обязанности, я стараюсь следить за собой так, словно я нахожусь не со взрослыми людьми, а рядом с детьми. Лучше я буду выглядеть не авторитетным, суетливым и мягким, чем я незаслуженно сделаю больно человеку. Иногда в таких случаях я беру на себя больше, чем предлагаю другим, чтобы делать основную работу одному. Случалось так, что я не сдерживался, был эмоциональным в спорных, неоднозначных ситуациях. Но затем я старался извиниться, поскольку чувствовал себя неправым. Благодаря этому мне удалось сохранить свои зубы, неплохое здоровье и приятельские отношения с некоторыми людьми. Еще в школе я понял, что если человек не понимает по-хорошему, всегда есть тот, кто спросит его за совершенный поступок — человек или группа людей. Если не по-хорошему, то рано или поздно придется понять по-плохому. Сейчас же я думаю, что «спрашивает» еще и жизнь.
Конечно, главные «православные» грубияны живут в таких условиях, в которых их невозможно «попросить» ответить за сказанное или сделанное. Их мир безопасен, уютен и ими же управляем. Рабочий со сжатыми от возмущения кулаками не сможет их наказать за оскорбление своей доверчивой жены. Сантехник не сможет нанять юриста, чтобы добиться компенсации за словесное унижение. Такие священники и архиереи ездят не в трамвае, а в собственной машине, живут не в соседнем подъезде, а в частном доме или в элитной многоэтажке с охраной. В крайнем случае, денег на покрытие скандала у них тоже хватит. Если бы у меня была возможность, я бы направил против таких «священнослужителей» их излюбленное оружие — 148 статью УК РФ, в которой говорится о тех самых чувствах верующих. Они ведь оскорбили «чувства» и мои, и многих других людей. Я мог бы это обосновать, хоть с точки зрения богословия, хоть со стороны закона. И дело не только в «оскорблении». А в том, что именно с устных наставлений и призывов начинаются многие преступления, в том числе и бытовые. Но сегодня я не верю, что следствие сможет привлечь «официального» верующего к ответственности.
Если же помимо рассуждений на темы культуры речи и правил диалога вспомнить про женщину, задавшую вопрос, хочется заплакать от обиды. Она — не «среднестатистический православный», она — чья-то дочь, чей-то ребенок. Ее когда-то любили, лелеяли, радовались ее движениям, словам. Ведь если ребенок стал взрослым, значит, о нем заботились, переживали, иначе он не смог бы выжить в первые месяцы после рождения. Со временем у этого ребенка начал по крупицам формироваться внутренний, уникальный мир. Постепенно ребенок стал взрослым человеком. И по какому праву Ткачев посмел так нахамить ей, неповторимому человеку, ничем не спровоцировавшей такую агрессию? Хотим мы этого или нет, но мы живем по европейским ценностям. Кто-то в полной мере, кто-то только частично. Сейчас нет Домостроя, нет никаких порок жен после бани. К женщине принято относиться более учтиво, чем к представителям сильного пола. Если на улице мужчина повысит голос на женщину, находящиеся неподалеку люди сразу же приготовятся вступиться за нее, не выясняя, в чем дело.
Домашнее насилие — это кошмар, это не норма, даже несмотря на массовость этого явления. Я знал детей, которые в школе рисовали маму с синяком под глазом. Мне хотелось рвать на себе волосы от собственной беспомощности, от невозможности что-то поменять в жизни таких семей. И помимо бытовых ужасов, находящихся совсем рядом, в соседней квартире, в соседнем доме, появляется безмозглый хам и гнусавит, сидя в мягком кресле, оскорбления в адрес неизвестной ему женщины.
Было бы неплохо, если бы однажды очередному «ткачеву» позвонила или написала женщина. С обычным, безобидным вопросом. Например, можно ли есть колбасу в пост, раз уж она без мяса, или стоит ли носить юбку, если она из джинсовой ткани. Стандартные вопросы, под стать церковным проповедям и поучениям. И в ответ оратор стал бы старательно жестикулировать руками, показывая, какие ему известны неприличные жесты, демонстрировать свой спектр эпитетов в адрес женщин, в том числе и той, что задала вопрос.
На следующий день под видеозаписью в интернете появились бы сладостные комментарии, в которых люди благодарили бы «батюшку» за такие приятные унижения. В комментариях началась бы небольшая «священная война» между мазохистами и теми, кто возмущен подобными непристойностями.
А через несколько месяцев этот проповедник внезапно получил бы почетную должность старшего пономаря в колонии общего режима где-нибудь в Забайкальском крае. Потому что женщиной, обратившейся к нему с вопросом, оказалась бы жена одного из столичных депутатов. В такой ситуации быстро нашлось бы, за что привлечь подобного непутевого оратора. После этого популярные православные спикеры не стали бы отвечать в духе «ни рыба ни мясо». Они быстро сочинили бы обличительные или даже гневные заявления в адрес бывшего собрата. А оставшиеся на свободе «смирновы» почесали бы затылок, откопали бы у себя в шкафу учебник за пятый класс «Говори правильно» и проштудировали бы его к своему следующему публичному выступлению.
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)