Ахилла

В ранней юности, прочитав детскую Библию, я поняла, что мне очень жалко Каина. Нет, Авеля, понятно, тоже: это не дело, когда кого-то убивают. Но Каина, похоже, никто никогда не любил – ни брат, ни родители. А нелюбовь – страшная вещь. Если что и убивает нас на свете, то именно она.

Это все вот к чему. В школе я возилась с подшефными малышами. Я им прикалывала звездочки в первом классе и повязывала галстуки – в третьем. Как ни странно, малыши меня любили и ходили за мной табуном. Точнее, пионерским отрядом. Когда они перешли в четвертый, я перешла в другую школу. Нет, конечно, поначалу все грустили и скучали — и я, и мои юные ленинцы.

Потом… потом меня настигла Лилька. Вообще-то ее звали по-другому – просто она не просила меня писать о ней рассказы. И это удивительно, что именно она: обычно такие – красивенькие отличницы из богатых семей склонны первыми забывать и учителей, и разных пионервожатых. Лилька уже в первом классе была такой красоткой, что прохожие на улице оборачивались и долго провожали ее глазами. По типажу она, пожалуй, походила на Наталью Белохвостикову – звезду советского экрана. Курчавая, белокурая, с дивными зелеными глазами и очаровательным ртом. При этом единственная и любимая дочка у родителей – тоже, между прочим, красивых, как в кино. Мальчишки, понятно, влюблялись, девчонки мечтали дружить. А Лилька вдруг возмечтала обо мне. И стала звонить, заходить – словом, набиваться в подруги. Нет, я, конечно, тоже была рада ей – особенно поначалу. Но нас разделяло бурное море величиною в целых пять лет! То есть, когда мне стукнуло пятнадцать, ей – бедняжке Лиле – все еще было десять – и ни годом больше. Поэтому вскоре я начала бесцеремонно сворачивать наши телефонные разговоры. Ссылалась на безумную занятость и уроки.

Однажды ей все-таки удалось вытащить меня в гости. Жили они в соседнем доме, но, едва переступив порог Лилькиной квартиры, я открыла рот – даже при всем моем тогдашнем аскетизме: таких квартир я еще не видела.  Хрустали – картины – ковер с фиолетовыми бабочками – невиданные куклы в детской. И еще настоящий ананас в холодильнике, и еще много-много всего. Впрочем, удивления моего надолго все равно не хватило: ну, мало ли у кого какие колечки, сережки и ананасы – не станешь же теперь со всеми дружить!

Но Лилька не сдавалась. Лилька вскоре сказала мне, что у нее родился брат. Брат? У Лильки? Вот это уже интересно! Вот это новость так новость! Назвали Алешей. Он… такой хорошенький, он не хочет сосать соску, ему купили красного бегемота и крошечные джинсы – на вырост. Все эти истории – про соски и бегемотов – я готова была выслушивать теперь часами. И скоро – о, очень скоро! – поняла, что никакого брата, похоже, нет в помине. Нет, я очень хотела верить ей, ведь братишка – это так здорово! Я вот, хоть и здоровая девчонка, кажется, все на свете отдала бы, чтоб у меня родился братик! Но у меня не было брата – как не было хрусталей – картин — импортных кукол. Что ж, каждому свое.

Стараясь прогнать навязчивые мысли, я однажды завернула к Лильке без приглашения – ее дома не было, Лилькин красавец-папа настойчиво угощал меня дивными пирожными с половинками апельсинов. Но… ни коляски, ни кроватки. Никаких свидетельств того, что в квартире младенец. Ох, Лилька, Лилька… Я пребывала в терзаниях. И не только из-за обмана. Как же так, я сама – этими вот руками – повязала ей пионерский галстук! Пионерка и вранье несовместимы – ежу понятно! А теперь вот я покрываю ее, даю повод врать дальше, придумывать дурацкие истории про несуществующего брата. Каждый раз, вешая трубку, я торжественно клялась себе, что это в последний раз. Что завтра я непременно поговорю с ней, напомню про совесть, про то, что пионеры не врут. И – молчала. Как, наверное, одинока бедная Лилька в этой своей раззолоченной клетке, с родителями, похожими на голливудских актеров, если вот уже несколько месяцев с таким упоением рассказывает мне о брате, которого нет! Я так ничего и не сказала ей – просто не повернулся язык. Потом Лилька стала звонить реже и реже…

А потом, через два года, я узнала, что брат родился у меня. Точнее, у моего — еще незнакомого на тот момент – отца родился сын. Откуда я узнала – не помню, из телевизора что ли… Мама тогда работала в школе, начались каникулы, поэтому некому было удивляться идиотскому крику, с которым я ворвалась в пустой класс: «Мама, у меня родился брат!» «Ну и что? – спокойно спросила мама. – Что же теперь делать?» Я принялась размахивать руками. «Как что? Я приду к ним и скажу: покажите брата!» — «Да, ты придешь. А они милицию вызовут. И спустят тебя с лестницы. Потому что любой нормальный человек защищает свою семью…» Я побрела назад. Неужели и вправду вызовут милицию? Там же брат… мой брат! Я плакала целый день и половину ночи. А потом подошла к окну и подумала: «Как хорошо, что в этом темном городе у меня есть брат!» И тихонько засмеялась – как будто мой смех мог разбудить братишку, спящего в незнакомой чужой квартире.

Вы, наверное, хотите знать, что потом приключилось с Лилькой? Лилька родила дочку. В пятнадцать лет. Я случайно встретила свою бывшую пионерку – Лилькину одноклассницу – она мне и рассказала. Лилька связалась с дворовой компанией, там был какой-то мальчик. Забеременела. Родители ничего не знали – до самых родов. Потом они уехали в субботу на дачу. А у Лильки начались родовые схватки. То ли она кричала громко — и соседи услышали, то ли… В общем, подоспевшая «скорая» увезла в больницу уже двух девочек. Я тут же разыскала Лилькин телефон. Голос у нее был неожиданно веселый. «Помочь? Нет, не нужно. Просто забегай в гости! Родители? Ну, мама, кажется, догадывалась… Замуж? Нет, сейчас не собираюсь – мне и так сложно, вот, может быть, позже…»

Когда – через два года – я вывезла свою новорожденную дочку на первую прогулку, то неожиданно встретила Лилькину маму – она гуляла с внучкой.  Рассказала мне, что ушла с работы – и вот теперь с ребенком. Лилька учится на стоматолога и собирается замуж. Не за отца ребенка, а за другого. Я отметила про себя, что девочка хорошенькая, но куда ей до красавицы Лильки!  Больше я почему-то их не встречала.

Лилькиной дочке сейчас, должно быть, уже лет девятнадцать. Мой брат тоже вырос – недавно я случайно увидела в фейсбуке его фотографию. До этого отец показывал мне какие-то снимки, но там он совсем ребенок, а сейчас уже взрослый парнишка – красивый, разбитной и нисколько не похожий на меня в юности. Разве что глаза немного…

Я сейчас подумала вот о чем. Если бы Каин плакал как я в ту далекую ночь — он бы никогда не смог убить Авеля.

Иллюстрация: картина Андрея Плотнова «Пионервожатая», 1940-е гг.