Ахилла

Я поняла, что нашему браку пришел конец в тот самый момент, когда мой бывший муж меня первый раз ударил. Но до того дня, как я ушла, прошел еще год. Ровно год я готовила пути к отступлению. И прекрасно понимала, что уйти — не значит обезопасить себя. Логично ожидать мести от человека, который считает жену своей собственностью и которому, к тому же, нельзя повторно жениться.

Я считаю, что мне еще повезло. У меня только двое детей, хорошее образование, профессиональный опыт. Многим православным женщинам уйти гораздо сложнее. Жены священников часто имеют только регентское или иконописное образование, четверо-пятеро детей. С таким образованием в миру много не заработаешь, да и уходить порой просто некуда.

Психолог Наталья Скуратовская говорит о том, что «семейное насилие встречается в священнических семьях (да и просто — в „глубоко воцерковленных“) чаще, чем „в среднем по больнице“». Причину она видит в распространенных представлениях о браке и супружеских отношениях, фактически легитимирующих насилие и препятствующих выходу из кризисной семейной ситуации.

Даже после громких случаев насилия над женами священников (Марией Немыченковой, Любовью Покровской, Анной Горовой), в РПЦ не начали говорить о том, что требуются какие-то меры для защиты женщин от абьюза. В некоторых христианских деноминациях уже существуют определенные механизмы для противодействия насилию, православные же отличились только тем, что вышли на митинг против закона о домашнем насилии.

Кризисных центров у нас в стране по пальцам пересчитать. И компетентность в оказании помощи жертвам насилия в некоторых из них весьма сомнительна. Со стороны окружающих получить поддержку тоже очень сложно. В нашей культуре принято винить женщину, давать ей непрошенные советы и учить жить. Редко когда люди готовы оказать настоящую помощь. В итоге женщина оказывается связанной по рукам и ногам и порой терпит насилие годами.

Я считаю, что первым этапом в противодействии домашнему насилию должна стать борьба с виктимблеймингом, с перекладыванием ответственности с абьюзера на жертву. Совершенно недопустимо «разбираться» и рассматривать под микроскопом то, что жертва насилия сделала неправильно, какие за ней были «косяки» и как ей следовало правильно поступить. Это нисколько не способствует снижению уровня домашнего абьюза, а только развязывает руки потенциальным насильникам, и способствует еще большему чувству вины и стыда у пострадавшего человека.

Я вспоминаю случай, когда мне звонил один священник из Хабаровска и под видом сочувствия пытался уговорить меня вернуться к мужу-насильнику. Как потом мне рассказал наш общий знакомый, за глаза он называл меня шалавой, и оправдывал побои мужа, ведь в моем рабочем инстаграм-аккаунте не было ни одной семейной фотографии. Недавно мне стало известно, что он бьет свою жену и не скрывает это, что еще раз убедило меня в том, что люди, выискивающие пороки у жертв насилия, часто сами являются абьюзерами. Фактически или потенциально.

Мне бы очень хотелось, чтобы отношение к домашнему насилию изменилось, чтобы появились действенные способы для поддержки женщин, чтобы люди не называли объективностью то, что по факту является виктимблеймингом, и чтобы физическое насилие перестало возводиться в ранг традиционных ценностей и духовных скреп.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: