Портрет Сталина
18 августа 2017 Наталья Ходокайнен
Все в этой истории правда. Имена только другие. Кто себя узнал — не обессудьте. А кто не понял, о ком речь — и слава Богу, пусть воспримут как художественный рассказ. Единственное, заранее скажу — на лавры прозаика никак не посягаю, писательского дара не имею, так что не судите строго. Да вообще, не судите.
Жила -была православная семья, Даниил и Настя, хорошие ребята, не все из себя сверхвоцерковленные, но и не так чтоб совсем не понимали ничего, что в храме происходит. Понимали, на службы исправно ходили, на исповедь и к причастию. Было им на момент начала той истории лет по тридцать, имелась у них дочка, и ждала Настя второго малыша, сына.
И вот как-то раз, в одно из воскресений, собрались они в храм. В тот, в который ходили почти всегда. Это был крупный собор, батюшки там были все хорошие, в душу и семью особо не лезли, исповедовали и причащали без вывертов. Собрались, значит, поехали. И в пути замечает вдруг Настя поворот, ранее не видимый, и церквушка за ним. Сказала она мужу: слушай, давай заедем, не видели эту церковь никогда, интересно, что там, может, новый приход в наших краях. Посмотрим, в общем. Муж и повернул… Всю жизнь свою повернул, на 180 градусов, скажу, забегая вперед.
Пришли они в ту церквушку, там служба идет. А батюшка какой… Глаз не отвести — лет шестидесяти, с седой бородой, глаза добрые. Монах. Иеро. В клобуке.
В общем, влюбились в него ребята. Стали ходить к нему в храм. А прихожане все на подбор приветливые, говорят, мы за батюшкой уже в третий (пятый, десятый) храм переходим, он такой молитвенник, да столько храмов восстановил уже. Такой прекрасный-распрекрасный.
Да, батюшка вроде и был такой, простой да ласковый, шутник… Правда, позже уже некоторые его шутки Настю эдак немного коробили, но она списывала это на батюшкино юродство в миру, это ж подвиг.
Наши ребята в этом приходе подружились с некоторыми из прихожан, стали в гости друг к другу ходить. Особенно с одной семьей сблизились. Муж, жена, две дочки. Настя-то вообще общительная, гостеприимная была, но эта приятельница ее новая, Оксана, еще более болтушка-хохотушка, сама все время встречи семейные инициировала, Настя даже уставать от такого внимания новых друзей стала. Ну, пока суть да дело, родился у Насти с Даниилом сынок, чудесный мальчишка. Это был период какого-то неизмеримого счастья, самый расцвет их семейной жизни. Двое прекрасных детей, материальное благополучие нарастало, Даниил зарабатывал все больше и больше, Настю на руках носил, в храм ходили регулярно, внутренне в ладу с собой были, а между собой любовь была у них и так всегда сильная. Много чего они вместе пережили, и трудности, и безденежье, и здоровье у Даниила, был период, пошатнулось сильно, чуть не помер молодым. И деток хотели, и долго не получалось… Много всего было.
А тут расцвет полный. Жили — не тужили, с новыми друзьями дружили. Настина мама, бывало, говаривала, что, наконец-то, верующие друзья у вас появились, а то все с нехристями общались.
Так прошел год, другой. Иногда Настя, будучи чуткой и трепетной натурой, чувствовала какие-то уколы внутри, что идет что-то не так, неправильно. Связано это было зачастую с батюшкой, который на многое глаза закрывал, к примеру, если денежки на храм жертвовали или работали на восстановление. Настя себя ненавидела, кляла, ведь все говорили, да и видно это было, что батюшка бессребреник, все для Бога да для храма. Даниил, кстати, как-то тоже с Настей поделился подобными чувствами. Настя шокирована была, но задушила эти ужасные мысли и в себе, и в муже. Лукавый специально смущает ведь, только такое объяснение этому.
Суть да дело, а Настя третьим забеременела. А друзья те, семья православная, немного постарше были, одна дочь выросла, девушка на выданье, вторая чуть постарше их, Даниила с Настей, старшей дочери. Вот друзья-то эти все поют: ой, везет, мы тоже еще ребеночка хотим, а никак нам. И все Настиных-то нянчат, памперсы меняют. А батюшка эти семьи все окормляет, в гости приходит и к себе зовет.
И пошли Даниил с Настей как-то раз к батюшке домой. Благоговейно собрались, волновались. Наслышаны были от прихожан, что у батюшки-де, даже кровати нет, на полу спит, чтоб смиряться. Пришли. Заходят. И тут… Настя чуть и не разродилась. Висит у батюшки во весь рост, от пола до потолка, угадайте, кто? Сталин. Портрет его. Настя еле высидела, чаем чуть не подавилась. Даниил, тот попроще, его не так зацепило, видимо, но тоже обалдел.
А потом события понеслись с какой-то бешеной скоростью. Настя родила третьего малыша. С батюшкой так близко она общаться уже не могла, но на службы ходила. Семья, друзья их те, попросили Настю свою старшую дочь на работу к Даниилу в процветающую фирму устроить. Устроили. Описывать банальнейшую, но от этого не менее грустную ситуацию, как эта старшая дочь стала за Даниилом бегать, долго не стоит. Как не стоит, наверное, говорить о том, что Настя приятельницу свою старшую жалела, думала, что ту инфаркт хватит, когда про дочь свою узнает. Забегая вперед, добавлю, что приятельница та не только знала все, но и учила дочь свою, как богатого мужика (на тот момент Даниила, зарабатывающего прекрасно) быстро и грамотно увести… Их, видите ли, «благословил» батюшка. Со слов приятельницы.
Узнав все, Настя Даниилу показала, где Бог, а где порог. Плакал Даниил, клялся, божился, что бес попутал, что не думал, что вскроется все, что сама она к нему, девушка та, присосалась как пиявка. Что любит только Настю и детей больше жизни, не хочет без них.
Но не смогла Настя. Не смогла, и все тут. Потрясена она была, после разговора с приятельницей, мамой девушки той, ее словами, что «батюшка благословил». Пойду, думает, к батюшке, у него спрошу. Не может быть такого.
Пришла. Долго не была у него в храме до того. И с порога уперлась взглядом: Сталин! В храме уже появился палач… Позвала Настя батюшку и сходу ему смело говорит: а правда ли, батюшка, что вы благословили Даниила моего и Катю, Оксанину дочку? Даниил ведь страдает, усох весь, не хочет от нас уходить, это я, грешная, не могу с ним теперь… Неужто правда?! А он, иеромонах-то, старец седой, захихикал да и говорит: да знаешь, Настюша, ну не то, чтоб благословил, так себе — сказал: раз вы переспали, чего уж теперь. Знаешь, она ж страшненькая такая, я и сам удивляюсь, как на нее можно и внимание-то обратить, он обратил, она и вцепилась в него. А ты Насть, не горюй, да и вообще не кашляй, твой поезд ушел. Тебе надо судьбу теперь свою устраивать.
Ну, Настя столбом стоять не стала, улыбнулась да и говорит: о кей, батюшка, пойду. Судьбу устраивать. У меня, вон, уже очередь из олигархов выстроилась, чтоб на мне с тремя детьми (младшему полтора), жениться. Постараюсь найти мужичка, чтоб побольше детей, может, пять как минимум, чтоб было. Уведу его, я ж красивая, не страшненькая, как Катя. Ну и прямиком к вам, отче. За благословением.
Ага, батюшка говорит, приходи, всегда рад.
Настя домой пришла, свекрови, маме Даниила, рассказала. Та за сердце, валидол, корвалол: Настя, беги в епархию, это так нельзя оставлять. Настя в епархию не пошла, ниже своего достоинства сочла.
Надо было интуицию слушать, когда Сталина впервые у батюшки увидала — сломя голову бежать, и мужа за собой… Потому что несовместимы служение Христу и чудовищу.
Читайте также:
