Ахилла

Четыре года назад скончался отец Михаил Шполянский.

***

Опубликовано в «Вестнике РХД», №204 (2016 г.)

В эту публикацию включены размышления о. Михаила Шполянского последних двух лет его жизни. Отец Михаил был человеком живого ума и с течением времени многое пересматривал в своих взглядах, оставаясь верным главному – духу евангельской любви.

В первой части собраны размышления автора о Церкви и священстве. Чуть менее чем за год до смерти о. Михаила я попросил его изложить своё мнение о состоянии современной Церкви. Этот текст можно считать завещанием о. Михаила. Автор отправляется от реалий современной церковной жизни и рассуждает о тупиках, в которые заходят люди, посвятившие себя церковному служению. Еще один недавно ушедший от нас праведник, о. Павел Адельгейм, считал, что сейчас настало время решения вопросов экклезиологических, вопросов границ Церкви, как раньше было время вопросов христологических. Именно в этой области о. Михаил решается сделать шаг вперёд, начать честно задавать вопросы, которые многие боятся высказать или даже просто сформулировать. К сожалению, о. Михаил не успел привести текст в законченный вид, он остался в черновом варианте, и я опубликовал его в интернет-сообществе Christ Civilization уже после кончины автора.

Вторая часть отобрана из двух источников: во-первых, из записей о. Михаила в том же интернет-сообществе, а во-вторых, из его личных писем ко мне, которые он писал приблизительно за полгода до своей смерти. Он уже чувствовал себя нездоровым, проходил обследования, но настоящего своего диагноза ещё не знал. Записи же в интернет-сообществе делались в 2012–14 годах, когда о. Михаил почти перестал вести свой собственный блог в «Живом журнале». В сообществе он задавал вопросы, размышлял вместе с участниками дискуссии и порою честно признавался, что далеко не на все вопросы у него есть ответы, и даже то, что казалось ему ясным в годы неофитства и начала священнического служения, теперь видится куда менее простым и однозначным.

Все, что следует ниже, не фрагменты богословских трактатов. Это живые, неформальные, разговорные по языку, часто небесспорные размышления одного из самых ярких, смелых и неординарных священников Русской церкви последних двух десятилетий.

По своему жанру и темам, эти заметки как бы продолжают работы о. Михаила, публиковавшиеся в «Вестнике» раньше, прежде всего, его статью «Но Сын Человеческий, придя, найдет ли веру на земле? (Размышления о христианстве и жизни во Христе)», № 200 (2012), с. 26–44.

В одном из последних обменов мнениями по интернету, о. Михаил в шутку назвал ту дискуссию «Письмами с Понта и обратно». Я счел уместным дать нынешней серии заметок моего дорогого старшего друга название по мотивам этой шутки.

Алексей Марков
 
***

I. Мысли о Церкви, священстве и юрисдикциях
(набросок)
 
Эмпирическая церковь (не путать с земной ипостасью Церкви Христа!) превратилась в самовоспроизводящуюся бюрократическую машину, по сути дела, в псевдоцерковь.

Земная церковь больна (я сейчас говорю о реалиях РПЦ, но корни проблемы уходят в 2000-летнюю историю). Беда в этой уродливой, нехристианской, антихристианской бюрократической системе. Привязка всего к храму, к квадратным метрам, деньгам, власти, к личности «начальника», имущественное и правовое бесправие верующих. Пока не будет изжито это зло, пока оно живет, пока с ним считаются и пока поддерживают – ничего не изменится.

С одной стороны, человеку со здравой душой и совестью жить в этой системе, пытаясь основанием жизни ставить Евангелие, невозможно. С другой, в русле сложившихся стереотипов поделать с этим также ничего нельзя. «Лечить» систему бессмысленно: слишком далеко зашла болезнь. Убедительной альтернативы, тождественной по сущности, но здравой по реализации, нет. Даже самые радикальные попытки «смены вех» приводили к тиражированию все тех же аномалий, только в иной форме.

Итак, тупик? Бюрократическую псевдоцерковь улучшить невозможно, противопоставить ей нечто здравое в той же системе координат нечего. Да, так и есть.

Бюрократическая псевдоцерковь разоблачает саму себя

Но несмотря на то, что зло бюрократической системы изжито не будет, есть надежда. Надежда на то, что именно оно, это зло, дошедшее до очевидного предела, сквозь две тысячи лет уклонений в патологический ветхозаветно-византийско-римско-совковый компот, откроет чадам Церкви глаза на «голого короля». Провал всех «прогрессивных» надежд: соборность, миссионерство, возрождение и проч., оставляет нас посреди пустыни, из которой вывести может только Господь. Колосс псевдохристанской цивилизации рушится. И слава Богу. Цезарепапизм как стержень таковой цивилизации – ложь и морок. Именно в разрушении мифа есть шанс вернуться к подлинности жизни во Христе. Однако – вернуться куда? Обычная реакция – или разрыв с Церковью как таковой, или перемещение из юрисдикции в юрисдикцию, из одной бюрократической системы в другую. Первое гибельно, второе бессмысленно.

Есть ли третий путь?

Есть ли иной путь – Церковь Земная, но являющая себя в совершенно иных, чем мы привыкли думать, формах? Как практически обрести таковой путь?

Прежде всего – вручить себя Господу, не пытаться за Него «благоустроить» Церковь (точнее, эмпирические структуры, присвоившие себе именование Церкви). Общий вектор – личное предстояние в попущенных Господом формах. Кому Бог это дал – предстояние тем малым собором, который обустроила сама жизнь. А кому-то Господь может попустить и одинокое предстояние (что возможно и в традиционной системе – отшельничество).
Христос мегаструктур не создавал. Сколько было апостолов? Двенадцать. Ну, с женами, допустим, двадцать. Так ведь только обычная семья – уже двадцать человек. Хорошо, а более широкий круг? – кто не был непосредственно с Иисусом, а встречался периодически? Семьдесят. Но если собрать тех, которые желали бы быть не только нашими хорошими знакомыми, но и сомолитвенниками – тоже человек семьдесят. Чем это не церковь?

Ну, а в случае попущенных Богом обстоятельств духовного одиночества (что вовсе не означает духовного сепаратизма или самовозвеличивания – см., например, обстоятельства жизни Иоанна Алексеева на Новом Валааме или того же преп. Сергия) можно тихо приходить в любой храм, приход (добавлю, – имхо, любой юрисдикции), и приступать ко главному, чем живет Церковь, – к причащению Даров, не навязывая своих взглядов и не осуждая других, при этом избегая пресса самочинного «духовного окормления». Любовь к братии вовсе не в суете и болтовне, а в смиренном соучастии в Трапезе Господней. «Духовное общение» не самоцель, но только обрамление главного – Евхаристии. «…Ничто не разлучит нас от любви Божьей» (Рим. 8, 35 и 39) – в этом контексте даже самое формальное отношение к прихожанам не является ущербным по определению. Напротив, иногда таковое даже удобно – именно как возможность избежать ложного «духовного окормления».

Не протестантизм в традиционных формах

Конечно, это очередной парафраз изначального позыва протестантизма. Ничего плохого в том нет. Жаль, но факт: не так уж много понадобилось времени, чтобы и протестантизм обюрократился и закаменел, только уже в еще большей дробности. Потому он (в сложившемся виде) – не выход.

Евхаристия не там, где «правильные» люди читают правильные «заклинания»

Вопрос Евхаристии. Уверен, что Евхаристия не там, где «правильные» люди «правильно» читают заклинания, а там, где Христос встречает верующее в Него сердце. И потому совершенно все равно, где и в каком виде принимать Дары Господни.

Есть установившиеся формы рефлексии

Но есть установившиеся исторические формы рефлексии (иногда вполне плодотворные). И потому естественно не выходить за круг органично воспринимаемой каждым верующим традиции, и причащаться там, где душа гармонично в этот круг вмещается. При этом понимая, что юрисдикция и конфессия как самодовлеющее явление – «нихил» (nihil — ничто (лат.) — прим. ред.). Потому выросшим в православной церкви иереям вполне закономерно служить на церковнославянском и не менять канонического чинопоследования, при этом не придавая ни тому, ни другому самодовлеющего значения.

Необходимо понимать: можно жить в вере во Христа, актуализируя её и в других, непривычных для себя, формах.
Если человек приходит в храм – как избежать «прокрустизации»? Что делать с батюшками – либеральными ли, консервативными ли, – которые сразу попытаются натянуть на пришедшего «духовное окормление»? Чем более энергичен священник, тем быстрей и тотальней. Мое видение тут на первый взгляд парадоксально. Православным нужно искать самый формализованный приход (конечно, только в том случае, если нет прихода, жизнь которого звучит в унисон с верой и сердцем); приход, в котором всем наплевать, кто ты, был ли на вечерне, как постился и пр. «Грешен?» – «Грешен, каюся». И что плохого? – ведь Господь всегда и везде тот же. А уж если есть возможность общаться с кем-либо из клира или прихода в личном порядке – то пожалуйста, было бы с кем.

Но где же Церковь?

Церковь живет в бесконечном многообразии форм, объединенных верой и любовью. Тут должно быть только три императива:

1) Вера во Христа.

2) Свободное, от сердца, выражение этой веры в жизни: кому семейная церковь, кому агапа друзей, кому отшельничество, кому монастырь, кому миссионерский приход, кому община протестантского типа, кому традиционная структура католической или православной церкви и т. п.

3) Равноправное приятие любых путей во Христе. Иконоборцы обнялись с иконопочитателями; впрочем, если по-человечески это для них, конкретных, и невозможно, то ладно уж, пусть не обнимаются, но хотя бы не «гнобят» друг друга, предоставят все Господу. Кстати, в контексте этого, думаю, и все «кровь, пот и слезы» церковной истории – следствие желания навязать. Кто хочет – будь монофилитом или арианином, кто хочет – католиком или православным, все у Бога, а Бог всем и Отец, и Судия – «…Един Законодатель и Судия, могущий спасти и погубить; а ты кто, который судишь другого?» (Иак. 4, 12). Наше дело – не клеймить инакомыслящих, а самим пытаться убедительностью своего опыта предстояния явить иную возможность жизни в Боге – тогда, когда мы хоть как-то сумеем встать на этот путь.

Как иерею реализовать свое призвание?

В плане единственно важном – возможности приобщения к Его Телу – совершенно неважно, как и где иерей совершает Евхаристию. И также неважно, в какую конфессию (юрисдикцию) переходить из «канонической структуры» в случае однозначной невозможности исполнять там волю Божию. Главное – уходить туда, где есть возможность приобщаться к «Сие творите в память обо Мне». Мирянином, клириком (заштатным или запрещенным) – несущественно; важно быть участником Трапезы Господней.

Ну, а если иерей, покидая «свою» юрисдикцию, чувствует категорическую необходимость продолжать тайносовершительство? Ничто ему в этом помешать не может. Заштатный или запрещенный клирик имеет к тому три возможности:

1. переход в смежную юрисдикцию без заморочек о «каноничности»;
2. служение на так или иначе обретенном антиминсе;
3. служение без антиминса – для тех, кто понимает совершеннейшую условность этого атрибута.

Каковая может быть причина перехода?

Могут быть разные обстоятельства, требующие, дабы не предать Христа и себя пред Ним, перейти Рубикон. Например, действия епархии по разрушению евхаристической общины или семьи («малой Церкви»), втягивание в круговую поруку подлости, запрет на деятельность, к которой обязует совесть, принуждение ко лжи, и пр., и пр. В этом случае уйти из Египта (форма Исхода может быть чрезвычайно разнообразна) – наша обязанность пред Богом.

Юрисдикции. Что дальше?

Юрисдикция сама по себе – ничто, техническая формальность. С онтологическим бытием Церкви она практически не пересекается – не более, чем архитектурные традиции храмоздательства или финансовая структура епархупра. Что нам это дает? Твердые основания для того, чтобы не путать понятие пребывания в той или иной юрисдикции с пребыванием в Церкви как таковой. Это совсем немаловажно практически.

Это значит, что можно не принимать во внимание филиппики тех, кто, так или иначе, отождествляет критику юрисдикции с поношением Церкви. И не считать, если человек заявляет (публично или приватно, сделав формальный шаг или лишь устно), что не желает иметь ничего общего с той или иной юрисдикцией, то этим он выводит себя из поля церковности. Именно потому, что Церковь есть не юрисдикция, а евхаристическое собрание, христианин может со спокойной совестью посещать то собрание, в котором он чувствует себя «дома», просто игнорируя вопрос, к какой юрисдикции оно относится (что с очевидностью реализуется не только в Европе-Америке, но даже и в России – в подворьях). Причем он, к примеру, не принимая реалий РПЦ, не только может посещать приходы Пэдурару, но и приходы Московского патриархата – если это не требует внутреннего компромисса. Можно сказать: «Я с этой гнилой структурой не желаю иметь чего-либо общего», и в тоже время продолжать причащаться в приходе Московского патриархата – именно потому, что юрисдикция есть фикция, «нихил», только внешняя и случайная оболочка (как можно причащаться и в храме уродливой архитектуры). Конечно, иное положение у клириков конкретной юрисдикции. Но ситуация для них должна решаться индивидуально, и общему обсуждению, имхо, не подлежит (не из-за неприкасаемости клана, а из-за того, что это в общем-то вопрос технический и решаться должен прагматически в соответствии с ситуацией – по совести и по обстоятельствам).

Что препятствует переходу в иную структуру?

Есть два массива причин: материальные и психологические.

Материальные доводы. Хотя и редко декларируемые как главные, но, в действительности, часто играющие решающую роль. Как прокормить семью, если ты ничего, кроме как размахивать кадилом, не умеешь? <…>

Психологические доводы. Тут целый комплекс заблуждений, стереотипов и рефлексий. Первый стереотип, самый простой. Это негативная коннотация (как для клириков, так и для мирян) термина «поп-расстрига», и даже просто понятия «бывший священник». Основана эта коннотация как на примитивной исторической рефлексии, так и на поверхностном, лубочном представлении о Церкви. Наивность этого настолько очевидна, что и детализировать тему нет смысла.

Священство есть ветхозаветное понятие

Более глубокие причины – глубоко вросшее в церковную жизнь ветхозаветное представление о сакральной природе священства. В действительности, это понятие не что иное, как устоявшийся обман и самообман: в Церкви Христа говорить о священстве можно только по отношению к народу Божьему, получающему в Крещении и Евхаристии обновление своей природы. В отношении же предстоятелей евхаристического собрания можно говорить о функциональном священстве (тайносовершительстве), о сакральной функции. Единственное, что можно мыслить иерею о себе – с ужасом и трепетом видеть недостоинство своего служения. И сторицей блюсти себя в этом от компромиссов с дьяволом (вдумайтесь – компромисс с дьяволом ради служения Богу!) И уж никак не оправдывать свое участие во зле доводом – «я, мол, обязан служить». Мы обязаны одно: не предавать Спасителя.

Промысел – не механическая данность

Еще одной причиной «закомплексованности на иерействе» является неверно понимаемая идея исполнения Промысла Божьего: раз рукоположили, так служи во что бы то ни стало. Думаю, тут опять же примитивный стереотип. Жизнь по воле Божией не есть некая статика, но динамичное движение в синергии. С одной стороны, человек, естественно, может обмануться в правильном понимании Промысла о себе, с другой стороны – с течением времени воля Божия о нем может раскрываться по-новому. В большинстве случаев «иерейской дилеммы» достаточным посылом является невозможность продолжения служения в клире без насилия над своей совестью во Христе. Так что единственный способ исполнения Промысла о нас – это жить в воле Отца, граничным условием чего является невозможность предательства Господа.

Архиерейство как узурпация

И последнее. Притча во языцех – благословение архиерея. Апостольское преемство, седьмое таинство, и проч. Но любой, знакомый с историей Церкви, знает, что епископы не являются сугубыми приемниками апостолов; чин апостольский как таковой продолжения не имел. Апостолы благословляли на разнообразные служения, в том числе и на предстоятельство, и на раздаяние пищи, и на учительство, и на организационное служение. Никакого «делегирования» служения нет и быть не может; «седьмое таинство» есть не что иное, как узурпация власти в церкви. Ведь именно с введением сакрального архиерейства было разрушено подлинное единство Церкви: появились «адепты» – те, кто якобы обладает всей полнотой благодати, люди высшей природы, и только они являются церковью как таковой. За ними идут те, кто в дар от «адептов» также получил сакральную природу, пусть и умаленную, «второсортную». И, наконец, толпа «недочеловеков», «народ невежда, проклят он» (Ин. 7, 49), те, кто получает возможность богообщения из рук «высших» существ. Все это есть не что иное, как деформация Церкви, и не подлежит сохранению. А сохранению подлежат вера и любовь.

Заключение к заметкам

Моя задача – как я её вижу – разрушение стереотипов. И попытка помочь «излечиться от комплексов». Цель не в том, чтобы кого-то «вывести из Египта», а в том, чтобы те, кто в силу попущенных Богом обстоятельств не уйти не может, не чувствовали себя потерянными и потерпевшими жизненный крах.

Вся эта антихристова муть должна остаться за гранью христианского сознания и не может препятствовать исполнению воли Божией о каждом из нас. Каковая состоит не в самоценности служения клириков, а в посильном исполнении Заповедей Господних (в первую очередь – двуединой) и к покаянию в недостаточности этого исполнения.

Конечно, все сказанное обращено прежде всего к клирикам. Но, именно в силу неотрывности священнического служения от паствы и неделимости народа Божия, относится ко всем нам, чающим пребывания в лоне Церкви Христа.

Итак – канонична только одна Церковь Христа, границы которой в вере, любви, жизни по заповедям и в покаянии. И любое служение в ней Господу – благо и жизнь со Христом.

Читайте также:

• Священство было его призванием

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

С помощью PayPal

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: