Православные знакомства. Часть 3. Роман Романович
13 августа 2017 Константин Кокорев
Глава 7. Исповедь
«Благословено Царство Отца и Сына и Святаго Духа…» — громогласно раздался голос отца Леонида из алтаря. Хор торжественно ответил «Аминь». Началась воскресная литургия. Огромный собор наполнился запахом ладана. Его построили всего десять лет назад, но стены уже были полностью расписаны – у отца Леонида нашлись хорошие спонсоры. Храм освещали три огромные люстры-паникадила, выполненные в старинном стиле, где электрические лампочки изображали свечи. Такая же люстра висела и в алтаре, за иконостасом. А вот возле икон стояли настоящие свечи. В левом притворе, чуть подальше от поминального стола, висела огромная старинная икона Богородицы «Покрова» — собственно, в честь этого праздника и был освящен собор. Возле этой иконы стоял небольшой деревянный раскладной столик, аналой, на котором лежали крест и Евангелие — небольшая книга, с красивой металлической обложкой, закрытая специальными заклепками. С момента покупки это Евангелие никто и не открывал. Оно было предназначено специально для исповеди. Возле аналоя стояла маленькая табуретка, на которую мальчишка-алтарник положил обычный целлофановый пакетик. В него, по традиции, все исповедующиеся складывали пожертвования.
Отец Роман вышел из левого притвора и подошел к аналою.
— Дорогие братья и сестры, все, кто планирует поисповедоваться, подходите ближе.
Роман Романович прошелся взглядом по прихожанам. Всего человек тридцать, не очень-то много. Бабушки, две молодые пары, постоянные прихожане. Девочка девяти лет, дочка одной из прихожан, несколько мужчин. И она. Виктория.
Роман Романович поднял молитвослов и начал читать чин приготовления к исповеди. «Господи Иисусе Христе… Владыко, ослаби, остави, прости грехи… Аще же в слове, или деле, или в ведении…» После молитв он принялся читать перечень грехов. При этом опуская совсем уж идиотские, типа «Мочилась на людях и даже шутила по этому поводу» или «Имела содомский грех (совокупление с животными, с нечестивым, вступала в кровосмесительную связь)». Давным-давно отец Леонид скачал этот перечень из интернета, заламинировал и теперь постоянно читал на исповеди. Причем сам он, не стесняясь, читал перечень полностью, особо смачные места выделяя голосом. Отец Роман собирался сделать свой список грехов, попроще, но всё не доходили руки.
Как-то после службы они с дьяконом, отцом Никодимом, перечитывали этот перечень и хохотали в Алтаре. «А вот, вот еще, смотри, — басил полненький отец Никодим, — «согрешала кражами, в детстве воровала яйца, сдавала их в магазин». Яйца-то. Почему яйца? И при чем тут магазин? Мне кажется, это что-то личное у той бабы, которая список составляла. Что-то из своей, бурной молодости».
Закончив читать, Роман Романович отложил молитвослов и обратился к пастве:
— Дорогие братья и сестры! Подходим на исповедь по одному. Называйте свои грехи, целуете Крест и Евангелие, после отходите, не организовывайте столпотворение. Те, кто планирует сегодня причаститься, на исповедь подходит первыми. Остальные – после. Дети до семи лет могут причаститься без исповеди.
Взгляд невольно упал на Вику. Молодая девушка, приблизительно ровесница Романа Романовича. Она не так давно пришла в храм. Именно ему, отцу Роману, она впервые исповедовалась полгода назад. Через Романа Романовича проходило очень много людей, чаще всего называли одно и то же, многих он тут же забывал, как только отпускал грех. Но вот её исповедь запомнил очень хорошо. Во-первых, девушка искренне и откровенно делались переживаниями, она плакала, просила у Бога прощения, рассказала о том, что её изнасиловали в пятнадцатилетнем возрасте. О непростых отношениях с родителями. О том, что до сих пор не простила свою мать и не общается с ней. После этой исповеди Роман Романович еще целый день не мог прийти в себя, он размышлял, переживал, переваривал всё услышанное. И очень боялся, что Вика больше не придет. Но уже на следующее воскресенье девушка снова стояла в очереди на исповедь. Как же билось сердце Романа Романовича, когда Вика подошла к нему, как дрожали руки, когда он после исповеди прочитал отпустительную молитву и перекрестил девушку. Ни одним словом он не выдал своего волнения, не дал повод девушке заметить, как трепетно он к ней относится. Единственное, что отличало эту исповедь от всех остальных, стандартных, то, что отец Роман не спросил имя, а сразу прочитал: «Господь и Бог наш… Да простит ти, чадо Виктория, вся согрешения твоя…» Только по этой молитве девушка могла понять, что священник помнит её имя, а значит, скорее всего, молится о ней за литургией. После этого она бывала в храме почти каждое воскресенье. И каждый раз, даже когда не собиралась причаститься, подходила на исповедь. Вместо перечисления стандартного набора грехов девушка беседовала со священником, спрашивала совета, он ей рассказывал какие-то духовные истории, рекомендовал книги. Иногда, когда позволяла очередь, их исповедь могла длиться до получаса.
И на этот раз Роман Романович ждал девушку с тем же трепетом в душе. Он вполуха слушал очередную бабушку, краем глаза разглядывая Вику. Она почти каждое воскресенье приходила в разной одежде. На этот раз на девушке была лёгкая светло-зеленая юбка до пола, из-под которой выглядывали накрашенные розовым лаком пальчики ног. Еще была белая блузка с достаточно большим вырезом, а поверх головы намотан длинный шёлковый шарфик, который и прикрывал вырез на груди.
Отец Роман быстрым движением отпустил грехи стоящей возле него женщины.
— …да простит ти чадо… имя ваше? Наталия, все согрешения, вольная же и не вольная… следующий.
Перед Викой осталась еще одна бабушка. Баба Нюра, постоянная прихожанка храма. И потом она. Девушка смотрела в пол, нервно теребила бумажку с грехами и переступала с ноги на ногу.
— Батюшка, простите меня Христа ради, согрешила. Я тут совсем гадкая стала. Ворчу постоянно. Вчера вот окошко внук открыл, я к нему подскочила, давай ругать. Бедненький. Кошку давича на улице шуганула. Она хотела колбаски, надо было ей колбаски дать. А я шуганула, грешна, батюшка. Простите Христа ради.
— Бог простит.
Дальше баба Нюра достала листочек, на котором записала свои грехи за неделю и начала читать.
— Ворчала, ну, я уже это и сказала, ворчала. Обижалась. Надоедала. Думала о смерти.
— Что это вы? Что такое случилось?
— Да спина… Как ночью зайдется, так и начинаю уже ждать, когда наконец Боженька приберет.
— Ну-ка, выкидывайте эти мысли из головы! Чтобы я даже не слышал. Не надо думать за Бога. Раз дает страдания, даст и утешение.
— Так-то так, батюшка. Понимаю все. А бесы крутят.
— Держитесь, — Роман Романович приобнял бабушку, накрыл епитрахилью и прочитал отпустительную молитву: — Да простит ти, чадо Анна, все согрешения твоя, вольная и невольная…
Баба Нюра отошла в сторону. Краем глаза священник отметил, как старушка положила в пакет для пожертвований сто рублей. В общей сложности набралось уже около тысячи. «Мелочь, но приятно, — промелькнула мысль, — надо будет вечером выпить пива».
Подошла Вика. Она принесла с собой легкий запах духов. Чуть сладковатый, но не сильный. Запах, ставший Роману Романовичу уже знакомым и вызывавший только приятные ощущения.
Вика, не смотря священнику в глаза, наклонилась, и Роман Романович накрыл её сверху епитрахилью. Все проходило в полной тишине. Девушка развернула помятую бумажку и начала читать свои грехи:
— Чревоугодие, очень хотелось мороженого в институте, целый день о мороженом только и думала, а вечером купила и наелась в свое удовольствие.
На этих словах Роман Романович улыбнулся. Неожиданно священник посмотрел на декольте девушки, но тут же отвел взгляд.
— Много смеялась с подругами, ленилась читать утреннее молитвенное правило, не хотелось вставать раньше ради него, несколько дней даже пропустила. Ленилась готовиться к причастию, тяжело перенесла пятничный постный день, еле-еле дождалась ночи и наелась колбасы. В ванной слишком откровенно разглядывала свое обнаженное тело, нескромно прикасалась к себе. Приходили в голову гадкие мысли, снились нехорошие сны.
Дыхание у Романа Романовича спёрло. Он не раз слышал такие откровения, многие пропускал мимо ушей, но в этот раз сердце начало биться в разы чаще. В голове вместе с пульсом стучали слова. Обнаженное тело. Прикасалась. Сны. Фантазия начала рисовать что-то уж очень непристойное.
— Всё? – еле выдавил из себя Роман Романович.
— Всё.
Священник взял листочек с грехами, порвал его, положил в специально подготовленную пластиковую коробочку, накрыл девушку епитрахилью, разогнулся и начал читать отпустительную молитву.
— Да простит ти, чадо Виктория, все прегрешения, вольная же и невольная.
На последних словах девушка чуть наклонилась к священнику и щекой прижалась к его груди. Похоже, она почувствовала, как бьется его сердце. Но виду не подала.
— Целуйте Евангелие, крест. Причащаться будете?
— Если благословите.
Роман Романович благословил и отпустил. Впервые за полгода он не дал никакого совета. Такого не было, даже когда на исповеди собиралась огромная очередь. Он нервно обтер вспотевшие ладони о подрясник и пригласил на исповедь следующего прихожанина. Это был мужчина тридцати лет, порядочный семьянин.
Когда последняя исповедь закончилась, священник перекрестился, взял Евангелие и крест с аналоя и зашел в алтарь. Он подошел к одному алтарнику и тихо, чтобы не отвлекать отца Леонида, прошептал: «Серег, возьми пакетик с деньгами. Принеси мне». Тот кивнул и убежал в притвор. Сам Роман Романович стеснялся брать пакет, это выглядело бы очень уж неприлично. Пусть исповедующиеся думают, что деньги идут на пожертвования в храм, а не прямиком в карман священнику.
— Вот, батюшка.
Роман Романович взял приятно плотный пакет, достал оттуда полтинник, отдал алтарнику. Остальное спрятал в широком кармане подрясника. И присел на табуретку так, чтобы его не было видно из храма. Конечно, сидеть во время службы не очень красиво, но ноги у священника подкашивались.
Вика впервые исповедовалась вот так откровенно. Да, она уже признавалась в блудных помыслах, но как-то обычно, особенно после того, как Роман Романович узнал об ее изнасиловании, это вызывало лишь жалость. А сейчас… Сейчас это были явно эротические мысли.
Разглядывала в ванной свое обнаженное тело. Еще бы, есть что разглядывать. Красивая талия, длинные ножки. И грудь. Роман Романович был уверен, что грудь у девушки очень красивая. Нескромно прикасалась к себе. Ласкала себя? Грудь? По коже прошли мурашки. А сны… Что она имела в виду? Ей снились поцелуи? Секс? А может быть… Может быть, он? Роман Романович вдруг почувствовал прилив крови внизу живота. От неожиданности священник подскочил и тут же покраснел. Нервно оглянувшись – вроде бы никто не обратил внимания – посмотрел на свой подрясник. Под ним ничего не было видно. Даже пакетика с деньгами. Все спокойно. Священник подошел ближе к престолу и начал молиться вместе с отцом Леонидом. Отвлекал его только полненький отец Никодим, который в шутку, проходя мимо молодого человека, то наступал ему на ногу, то дергал за край подрясника и хитро улыбался.
Молитва позволила немного отвлечься. Литургию отец Роман любил с детства. За три года службы он выучил все богослужебные молитвы наизусть, даже длинные, которые священник читал тайно, про себя. К причастию Роман Романович не готовился, поэтому, когда отец Леонид с дьяконом причащались, отошел подальше – в алтаре совершалось величайшее таинство, и он не хотел этому мешать своими грязными помыслами. Уже после причастия отец Леонид занес чашу с Телом и Кровью назад в алтарь, взял с престола крест и вышел к прихожанам.
— Ох уж этот отец Леонид, — Никодим подошел к жертвеннику, взял огромный красный плат и заправил его за шиворот, — сколько ему говорю – лей в чашу поменьше кагора. Он как бухнет – а теплоты маленько совсем. И очень уж крепко выходит. Сам-то причастится, сделает маленький глоточек. А мне теперь потреблять. Смотри – больше половины чаши. Чистого кагора. А мне ещё за руль садиться, я обещал малявку свою в зоопарк сегодня свозить. Вместо этого приду пьяный, спать завалюсь.
— Ладно, не ворчи. Это не вино, это Тело и Кровь Христовы.
— Тело-то тело. А пьяный я как будто бутылку кагора выпил, — отец Никодим тяжело вздохнул, взял чашу, ложку и начал кушать размоченный в кагоре хлеб.
Отец Леонид зашел в алтарь, закрыл Царские врата и положил крест на престол.
— Ну, отец Роман, можешь домой бежать. Молебен я сам проведу. Сегодня вроде людей много.
Молебны отец Роман тоже любил, с хорошего воскресного молебна можно было собрать две, а то и три тысячи рублей. Но когда людей в храме было много, отец Леонид служил молебны сам.
Роман Романович прошел в небольшую комнатку, алтарничную. В ней, уже сняв с себя облачение, сидели два мальчишки – Серёга и Валька.
Роман Романович снял с себя подрясник, футболку, которая пропотела насквозь, сложил её в пакет, чтобы отнести домой постирать, и надел рубашку с коротким рукавом.
— Ну, отцы, побежал я. До завтра.
— Батюшка, благословите, — алтарники подошли под благословение. Священник перекрестил мальчишек и повернулся к зеркалу. Аккуратная, почти незаметная бородка. Стрижка короткая. Роман Романович сразу после рукоположения отрастил длинные волосы, но потом понял, насколько это неудобно. Надо слишком часто мыться, забирать их в хвостик и уже спустя год служения снова постригся. На всякий случай Роман Романович прошёлся расческой и вышел из алтаря. Отец Леонид освящал воду, Роман Романович обошел молящихся стороной, чтобы не отвлекать, и вышел из храма. Уже на ступеньках он столкнулся с Викой. Та стояла лицом к входу и крестилась.
— Батюшка, благословите, — Роман Романович перекрестил девушку, та поцеловала благословляющую руку. — Вы на меня… не обижаетесь?
— Обижаюсь? Почему? Вовсе нет…
— Мне так… Показалось. Вы так быстро… Вы даже ничего не сказали.
Отец Роман почувствовал, как краснеет.
— Ну, бывает… Я не специально. Я…
— Мне бы… Хотелось с вами пообщаться. Я нашла вас Вконтакте. Но вы очень-очень давно туда не заходили. И… Можно… Можно мне ваш номер телефона? Я обещаю сильно вам не надоедать.
— Конечно, записывайте.
Девушка достала свой айфон и забила номер священника. «Отец Роман, Покрова».
— Спасибо. Вы точно не обижаетесь?
— Ну что ты… Вы… — Роман Романович совсем смутился.
— Спасибо, — и тут Вика неожиданно привстала на цыпочки и поцеловала священника в щеку, — вы очень, очень хороший священник и человек. И я очень рада, что познакомилась с вами.
Девушка развернулась и убежала. Роман Романович подождал пятнадцать минут, неспешно перекрестился, поцеловал поклонный крест возле храма и только потом направился домой. Чтобы уж точно не столкнуться с Викой ещё раз.
Фото: stsl.ru
Читайте также:
