Про женскую солидарность

27 июля 2019 Мария Сараджишвили

На этот день у Варвары были обычные бытовые планы, но утренний звонок их разрушил до основания.

— Але! — из трубки кричал фальцетом голосок крестницы Анечки. — Приезжай скорей! Тетя Юля папу ножиком порезала, и его скорая забрала. А потом полиция приехала и тетю Юлю в тюрьму увезли. Мама плачет, и давление у нее…

Естественно, Варвара бросила все и поехала на другой конец города в один из корпусов спального района, где обитали ее одногруппницы с ПТУ Римма и Юля.

Римма была круглой сиротой, которую кое-как вырастили дед с бабкой. Прямо с ПТУ ее украл Тенго — шофер с рейсового автобуса, и на правах зятя влез в ее хрущевку. Дед к тому времени умер. У Тенго и Риммы родились двое детей. Все было более или менее прилично, но тут Союз распался, автобусный парк сократил штат, и Тенго остался без работы. Он засел дома, потому что его шоферская гордость не позволяла ему заняться чем-то другим, кроме баранки.

Римме пришлось заняться уборками, чтоб содержать пять человек.

Юля после ПТУ тоже вышла замуж. Особой любви не было, но и трагедии тоже. Она как-то пришла к Римме с годовалой дочкой Наташей в гости и так и осталась. Муж приходил звать домой, но что-то там пошло не так и Юля прочно обосновалась у Риммы. Тенго сперва не вникал, но потом, когда прошло месяцев пять совместного проживания в тесноте, стал высказывать жене легкое недоумение. На что Римма задавила его юридическим превосходством:

— Моя квартира, и мне решать, кто здесь будет жить.

Вот эти события и выстраивала Варвара в голове в хронологическом порядке, пока тряслась в метро до последней станции.

Она застала Римму за кухонным столом, с красными воспаленными глазами и дымящейся сигаретой. Пепельница с окурками означала одно — подруга на больших нервах и настроение у нее гнилее некуда.

— Что тут у вас за беспредел творится? — Варвара уселась на стул.

Римма обдала ее клубом выдохнутого «вайсроя» и не спеша ответила:

— В дерьмо мы попали. Большое. Вчера мы с Юлькой пошли пиво выпить тут за угол. Пять вечера было. Что мы, не люди, что ли?

— Вот приспичило вам всему району глаза мозолить. Пили бы дома…

— Да иди ты. Без тебя тошно… Поднялись мы домой, а мой с кулаками полез: «Что ты меня позоришь?!» Повалил меня, дети кричат. Юлька взяла нож со стола и ткнула его в живот. Немного поцарапала. А то убил бы меня на фиг. Придурок кахетинский. Тут кутерьма такая поднялась. Соседи набежали, скорую вызвали, а те — полицию. Ор стоит: «Две русские …. порезали одного порядочного грузина!» Юлька сейчас в обезьяннике сидит. Судить теперь будет. За попытку убийства, — Римма заплакала. — Что делать-то?

— А Тенго твой где?

— В больнице лежит. Его брат с деревни приехал, орал тут на меня. Тенго заодно аппендицит вырезали. Мы давно ему собирались его вырезать, а тут совпало.

Варвара тупо молчала, не могла сказать ничего путного.

— Ты хоть позвонила кому-нибудь из наших?

— Да, двум-трем. Но толк какой? У всех своего хватает.

Как бы в ответ на ее слова в дверь требовательно позвонили. Снаружи было слышно несколько хрипатых голосов.

Через минуту в крохотную переднюю ввалилось человек шесть разодетых девчонок. Одного беглого взгляда было достаточно, чтоб понять — вот они, представители древнейшей профессии. Ярко-красная помада, чересчур короткие юбки, манера разговора и прочее.

Это были девочки с их ПТУ, только на три года младше выпуска Варвары и Риммы. Все они были из батумского детдома. Им «повезло» попасть как раз под развал Союза. Фабрика, куда их распределили, и где обеспечили койкой в рабочей общаге, прекратила существование, само общежитие приватизировали — кто был побойчее и имел накопления, а их, горемык, выкинули на улицу. Так и оказались они в жрицах любви.

Итак, перечислим их по порядку. Рая и Лена Игнатовы, Лена Исакова, Рита и еще пара неприметных, кого Варвара не знала. Гоп-компания сперва перецеловалась с присутствующими, потом они заняли стулья и табуретки, потребовали рассказать, что и как с Юлей.

Римма повторила уже вышесказанное.

Девчонки загалдели.

Тут уместно поставить тьму многоточий, слишком уж далеки были их выражения от общепринятой лексики.

Потом пришедшие резко поснимали с пальцев кольца, какие на них оказались, бросили все на стол перед Риммой, и Рая Игнатова, их заводила, сказала:

— Продай все это барахло и Юльке передачи носи. Ну и ребенку на молоко чтоб было. А мы торопимся. Было б больше, еще б дали. Нас в курсе держи, потом еще подкинем, что нахимичим. Юлькину девочку к себе взять не можем, сами за квартиру месяц задолжали, хозяйка выкинуть грозится. В нашем деле с ребенком обломно.

И отбыли всей бригадой в неизвестном направлении.

Варвара переваривала свои впечатления. Отдавать последнее с такой простотой, на порыве, она не умела. Что стоили все ее самокопания и перечисления грехов на исповеди по сравнению с даром любви этих всеми презираемых девчонок, которые живут одним днем и завтра не знают, где окажутся. Да прах и пепел. Ничего более. Стыдно даже себя рядом с ними ставить.

Ушла она в тот день от Риммы поздно, так и не сделав ничего полезного.

***

Римма развелась с мужем, когда он вышел из больницы. Юля отсидела за попытку убийства на бытовой почве и вышла через год. Римма все это время продавала оставленные девчонками кольца и на это кормила троих детей, дополняя уборками. Живут они по сей день вместе.

А девочек тех любвеобильных давно нет на свете. Кого убили, кто сам спился. При их специальности долго не живут. Помяни их, Господи, во царствии Твоем за те кольца.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)


Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: