Ахилла

Автор — клирик РПЦ.

Последнее время все чаще слышу тревожащие сердце вести об оставлении тем или иным священнослужителем своего служения, сана, Церкви. «Я возвращаю ваш портрет и о любви вас не молю» — вот что во всеуслышание говорит своему священноначалию и всей Церкви очередной, уходящий в мир пастырь или диакон.

Конечно, следует признать, что такие случаи бывали и раньше, особенно в советский период истории России, когда священнослужитель испытывал давление политической и идеологической системы СССР, органов госбезопасности и т. п. И тогда это было для Русской Церкви трагедией и раной, которая навсегда оставила шрам на церковном теле. В ту эпоху оставление священного сана еще можно было объяснить объективными (социальными) причинами с одной стороны, и субъективными — слабостью священнослужителя, не нашедшего в себе сил и убеждений выстоять перед лицом атеистической богоборческой машины — с другой.

Но случаи оставления священного сана сейчас — совершенно особые, во многом другой природы, из ряда вон выходящие. И к ним следует присматриваться с особым вниманием, реагировать не каноническим пинком в ответ на высказанное желание оставить сан (что уже само по себе не делает чести Церкви в глазах многих людей, особенно к ней не принадлежащих), а болью, любовью и молитвой — именно так, как отреагировал бы Христос на уходящих от Него. Впрочем, утешает, что большинство из них не порывают с верой и христианством, а расстаются с сообществом, которое в их глазах и убеждениях превратилось в особую систему, заслуживающую исхода из ее недр. Уход становится не просто осознанием своей ошибки в призвании, но своеобразным знаком, протестом, который в свою очередь требует определенной осмысленности, зрелой рефлексии со стороны и церковного священноначалия, и богословия, и в целом — всего церковного сообщества как организма, главой которого является не тот или иной епископ, а Сам Христос.

Проблематика ухода многогранна, имеет, в том числе, и свой психологический базис. Один из ее вопросов касается призвания в священный сан. К сожалению, этот вопрос вытеснен на периферию современного богословского знания, о нем говорят мало. В самих духовных школах ему посвящен только небольшой раздел в курсе Пастырского богословия. А говорить о нем надо с воспитанниками семинарий, начиная с их первых шагов в духовной школе. Ведь это вопрос воспитания, вопрос внимательного христианского всматривания в образ жизни и мыслей того или иного семинариста. Однако, как правило, инспекция занята внешним надзором. Духовные вопросы (страсти, убеждения, сомнения, подавленное недовольство, разного рода недоумения и соблазны) практически остаются за пределами внимания воспитательной системы духовных школ. Внимание инспекции обращено преимущественно только на послушание воспитанника.

Де юре такие вопросы отданы на откуп духовникам, но де факто — институт духовничества в целом оказывается не на высоком уровне, чтобы помочь молодому человеку сформировать здоровое отношение к предстоящему профессиональному служению в церковной среде, разобраться в себе и в тех соблазнах, которые современный мир уготовил священнику. Довольно немощный сегодня, институт духовничества часто не справляется с возложенными на него серьезными задачами. И это еще одна проблема нашей Церкви, которую срочно нужно решать. Многие беды церковной современности уходят корнями в область невыявленных, нерешенных духовных проблем семинаристов-воспитанников.

Некоторые богословы Русской Православной Церкви проблему призвания сводили к формальным признакам, указывающим на необходимость принятия священного сана. Например, митр. Антоний (Храповицкий) предлагал этот вопрос вообще «переменить на другой». Говорить о каком-то призвании, по его мнению, — это латинское заблуждение, явившееся «в нашем богословии отинуду». Слушать голос своего сердца — это, оказывается, поддаться утонченной духовной прелести, поскольку этот голос — «плод самообольщения». И митрополит ничтоже сумняся отказывает в таком голосе всем, за исключением кандидатов, «предуказанных Церковью»: «Самооценка, самочувствие готовящегося к священству должны иметь ничтожное значение», — пишет он.

Что же остается делать семинаристу? По мнению митрополита Антония, надо просто созидать в себе то «настроение духа и вообще тех качеств, которые требуются Церковью от принимающего священный сан», поскольку всякий, оказавшийся в стенах духовной школы, уже самим фактом пребывания в семинарии в качестве воспитанника, призван промыслом Божиим к принятию сана: «ибо каждый из них не только взял себе те полномочия, которые требуются церковною властью от кандидатов священства, но и вытеснил собою из семинарии другого, быть может достойнейшего претендента». В словах сомневающегося ставленника («не чувствую призвания», «недостоин») митр. Антоний видит «противоречие заповеди послушания и смиренномудрия». «Суждение о твоем достоинстве и недостоинстве принадлежит Церкви», — заключает он.

Конечно, если столь формально подходить к вопросу о принятии священного сана, то в будущем следует ожидать появления тех, кто или оставит его, порвав узы своего служения, дотоле связывавшие священнослужителя со своей Церковью и паствой, или же, что не менее страшно и опасно для пастырства, — тех, кто, опасаясь за свое будущее и будущее своей семьи, будет влачить жалкое духовное прозябание, пребывая в священном сане с сердцем, наполненным ропотом и сожалением о том, что связал свою судьбу с опостылевшей системой.

А ведь священный сан — это не партбилет, который можно просто взять и положить архиерею на стол вместе с наперсным крестом. Таинство хиротонии всегда уподоблялось в Церкви таинству Брака. Символична даже традиция, сложившаяся в недрах Русской Церкви, согласно которой, рукоположенный женатый священник или диакон после хиротонии не носит обручального кольца. Если в семейной жизни человека появляются серьезные проблемы, если семья трещит по швам — это значит, надо срочно эти проблемы решать, а не подавать на развод. Все-таки головную боль лучше лечить таблетками, а не отсечением самой головы.

То же самое касается и священного сана. «Надобно приити соблазнам», — говорит нам Писание. Конечно, горе тем, через которых приходят соблазны. Но сам кризис — это возможность духовного роста. В епархиях уже давно необходимо создавать кризисные центры для священнослужителей, где могла бы быть оказана прежде всего настоящая духовная (и даже, если надо, материальная!) помощь священникам, испытывающим в ней потребность. Это — вопрос любви, которая единственно делает всех нас настоящими учениками Христа.

Читайте также:

• Два православия
• Клирик Московской областной епархии протоиерей Алексий Агапов оставил священство
• Уйти, как Андреас Конанос, или остаться, как Серафим (Роуз)?

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: