Ахилла

Из книги «Мамин дневник и другие признаки жизни» (2016).

Проповедь в Тамани

Тамань. Храм Покрова. Старухи, пожилые женщины, несколько мужчин. Пробираюсь со свечками к иконе. Старухи на меня: «Стой на месте! Причастие идет, нельзя двигаться во время причастия». Ну что ж, похвальная дисциплина. Кончилось причастие, заамвонная молитва, и после благословения и отпуста отец Виктор приступил к проповеди.

Тема: Власть Христа над бесами. Из сегодняшнего чтения Евангелия. Бесы, толпящиеся в бесноватом, имя которым легион, упросили Христа отослать их в свиней — стадо свиней паслось неподалеку. Одержимые нечистой силой, свиньи заметались и бросились с обрыва в море.

Священник сосредоточился не на деянии Христа, а на скаредности жителей, которым принадлежало стадо.

— Жители, евреи, не порадовались исцеленному человеку, это им безразлично! Им было свиней жалко. Сами они мяса не ели, но продавали. Доход у них из рук ушел. Эдакое богатство и — на дно моря. Не нужны нам никакие исцеления, и прогнали Господа.

На самом же деле страна Гадаринская, где произошел этот случай, входила в состав Десятиградия, и в то время была населена греками, то есть язычниками, мясо свиней в пищу очень даже употреблявшими. Но отцу Виктору надо было обличить евреев, что он и сделал, исказив факты и извратив тему проповеди.

Кончилась служба, расходятся прихожане. Один другому рассказывает:

— Брат себе гроб смастерил. Да лечь в него не пришлось. Похоронили в купленном, за своим далеко было ехать. Брат умер в Краснодаре. А я его на себя примерил — в самый раз. В сарай к себе поставил. Ждет своего часа. Дождется.

Ни Божественная литургия, ни причастие, ни обличительная проповедь не спасает человека от грустных мыслей. С чем пришел он к Богу (к Богу ли!), с тем и ушел.

Нет, если что-то изменится в России к лучшему, то лишь после того, как что-то к лучшему изменится в Церкви.

Перечитывая Чехова

В плацкартном вагоне, на третьей полке, куда я задвинул свой чемодан, кто-то забыл томик Чехова. И хотя у меня было что читать, я занял свое место у окошка и раскрыл «Степь», которую не перечитывал с девятого класса. За окном мелькала Россия, совсем другая, не та, что неторопливо и плавно текла в этом певучем повествовании.

В Анапу поезд пришел в восемь вечера, а на Тамань последний автобус уходит в девять. Но билеты в кассе не продают, это значит, что автобус, скорее всего, и не пойдет.

Темнеет на юге быстро. Пока есть время, надо позаботиться о ночлеге. На улице Чехова у меня есть знакомый, в прошлом году возвращались в одном купе из Архангельска. Дал адрес.

Неуверенный, что воспользуюсь адресом, я расположился на скамейке в скверике, достал бутерброды, термос. Редкие прохожие не знают, где находится улица Чехова. Общительный молодой человек спрашивает: «А кто такой Чехов — космонавт, герой Советского Союза?»

Вот идет старушка с двумя пудельками. «Кто такой Чехов, я знаю, у меня полное собрание его сочинений. И как проехать на Чехова, знаю: на двух троллейбусах, с пересадкой».

Один пудель впрыгнул на лавку и, как старый знакомый, ткнулся мордочкой в мои колени. «О, хороший человек, — сказала бабушка, — если собаки его не боятся». Разговорились.

Она приехала в Анапу в 1973 году. «Мы на северах жили». Муж милиционер. Вышел на пенсию, и приехали сюда. Родилась в Саратове. Семья большая, семеро детей. Держали лошадь и корову. Грянуло раскулачивание. Кулаки. Увели корову и лошадь, отец успел скрыться. А мать забрали. Осталось нас семеро детишек, мал мала меньше. По людям — никто не берет, у самих полно. Куда? В детский дом. А уж начался голод, тот самый голод Поволжья. Вдруг мать выпускают, чего-то у них, у раскулачников, там не сошлось, и пришла она домой с коровой. Корова была стельная. А все равно нет жизни без мужика с такой оравой. Мать продала стельную корову на мясо, собрала скарб кое-какой, и пошли мы на станцию, хотим уехать. А было запрещено уезжать из голодных мест, нас вернули. Тогда мать купила справку, что нас выпустить можно. Купила на деньги, вырученные от коровы. Посадила на проезжающий поезд четверых, старшей было четырнадцать, а с тремя осталась.

Ну, как-то все же сестрички добрались до Мурманска, отец туда убежал, а мать знала адрес и Светке, старшей, на бумажке написала. Потом и сама приехала с нами, оставшимися. Сначала, по теплу, мы жили в чемодане. Это такие укрытия из материи, англичане во время 1-й мировой войны навезли их в Россию. Вроде армейских палаток, только поменьше. И в Гражданскую у нас в степях под Саратовом жили в чемоданах красноармейцы.

К осени отец выкопал землянку. Мурманск не Саратов, в чемодане не перезимуешь. Мы перебрались в землянку, отец сложил печку. В эту же зиму он умер. Было отцу 34 года. Опять матери одной с нами бедовать. В детский дом при живой-то матери не берут. И опять посадила мать нас в поезд, безбилетных, проводница сжалилась. У старшей-то, у Светки, билет был. На какой-то станции она сошла… А нас оставила. Мы ревем… Подобрали нас добрые люди и рассовали по детским домам. Младшую оставили в Кеми, я попала в Петрозаводск.

Мне достался хороший детдом. Помню, я к матери поехала на Новый год. А уже война шла. Везде бомбежки. Мать из землянки перекочевала в избушку, что опустела после умерших стариков. Говорит мне — оставайся, куда ты поедешь, там уже немец. А я решила вернуться, у матери есть было нечего, она сторожем работала на заводе, 300 граммов хлеба на день. И все, и никаких приварок. А в детдоме кормили.

А потом я вышла замуж, своих детей не было. Взяли из детдома мальчика. Кончил институт — не пьет, не курит. Работает инженером. С семьей только не повезло. Разошлись они… Сын теперь живет у меня, а жил на улице Чехова. Квартиру ей оставил.

Узнав о моих планах, Мария Степановна предложила: «Переночуйте у нас, куда ж вы с чемоданом и эдаким рюкзаком! Да на другой конец города. А здесь рядом с автовокзалом. Во-он наш домик под красной крышей».

Первый автобус на Тамань пойдет в семь утра, и я решил не отказываться от предложения доброй женщины. Купил мороженый торт. А вскоре вернулся с работы сын Виктор. И мы узнали друг друга. Он-то и был моим прошлогодним попутчиком, что дал мне свой адрес на улицу Чехова.

Как-то все связалось в этой истории вокруг Антона Павловича Чехова. Как будто он путеводительствовал мне, посылая сигналы — книгой, улицей, доброй женщиной, у которой было полное собрание его сочинений.

Ослепление ревностью

На воскресной службе причащали маленькую девочку, лет десяти. Нарядно, празднично одетая, она, сложив на груди ручки, трепетно подошла к чаше. Родители ее прилежные прихожане. Но неловко как-то приняла причастие, не вовремя закрыла ротик, капелька крови Христовой попала ей на блузку. Священник приостановил таинство, взял девочку за руку, привел в подсобку и ножницами вырезал на блузке это место. Довольно большой кусок. Девочка онемела в шоке, не могла сдвинуться с места, священник бросил ее и поспешил к ожидающей его пастве. Девочку, залитую слезами, подхватили родители. Смогут ли они объяснить ей что-нибудь в оправдание этого «благочестивого» изуверства, или невосполнимый изъян останется в ней навсегда?..

Этот поступок ревностного служителя культа напомнил мне неколебимую веру большевиков в светлое будущее человечества, ради чего они не щадили и самого человека. Жертвовали всем и вся ради незапятнанности идеи. Походя оброненное слово о плохой погоде на 7 ноября инкриминировалось как антисоветская пропаганда. Лес рубят, щепки летят — расхожее оправдание репрессий на пути к мировой революции. Кристально-честный следователь НКВД, нарубивший горы щепок, сравним с добросовестным священником в достижении цели, для которой все средства хороши. Но у того цель — светлое будущее, а у христианина — светлое настоящее. Оно спасает человека здесь и теперь. Омраченное настоящее не имеет будущего.

Тело и Кровь Христа, что пребывают в Чаше — сакральны. Конечно, святотатство, если они попадут не туда, куда следует. И как быть? Как защитить Тело и Кровь Христа? Огнем, топором, ножницами? Христос не хочет такой защиты, не хочет страданий невольной жертвы.

Не случайно, наверное, в Западной Церкви существует таинство причастия под одним видом, без крови.

Инквизиция тоже оправдывалась ревностной защитой Бога. Но там, где ревность о Боге пожирает душу, там действует механизм, а не пастырское служение. Христос ради человека пришел на землю, и пробивается в наши российские беспределы ради нас, а не ради фанатической верности. Он и Сам не однажды, спасая человека, обходил букву закона.

Помню, подобный случай произошел с отцом Александром Менем. Он неудачно кого-то причастил, и капля Крови Христовой упала на солею. Стоявший тут же отец настоятель (Иоанн Клименко) разразился неприличной бранью. За Христа можно и глотку порвать. Отец Александр был жутко смущен. Выскреб ножичком, и чистым платком удалил пятнышко.

Как бы мог поступить священник с той девочкой? Пригласить ее родителей в подсобку, переодеть как-нибудь, а кофточку взять домой, чтобы матушка аккуратно постирала. Или постирал бы сам. Но он не подумал о девочке, забыл в ослепленной ревности, что Христос говорил о детях своим ученикам: «Не препятствуйте им приходить ко Мне» (Мф.19:14).

Видение под утро

Зябким октябрьским утром встает месяц за моим домом. Я иду к поленнице за дровами и вижу, как он сияет в ветвях облетевшего дуба. Соблазнительная иллюстрация к библейскому сказанию.

Авраам согласился принести в жертву Богу своего единственного сына, родившегося в старости. Может быть, и правда услышал повеление Бога, а может, жрецы из Харрана, где он остановился по пути в землю обетованную, внушили ему эту весть: Бог велит. В нем еще оставалось влияние языческих верований. И он, взволнованный каким-то событием, решил, что Бог подает ему знак через жрецов. Но ведь и раньше, в Уре халдейском, где он родился, его семью смущали человеческие жертвоприношения. Уход их семейства из родной страны вызван был дикими обычаями, в том числе и этим. И вот, поднимаясь в гору, чтобы там, на вершине, принести в жертву своего сына, он вспоминал отца, почему тот покинул обжитые земли, не от такой ли жертвы он бежал?.. Ведь Авраам был его первенец, которого он оставил и который теперь сделался главой рода…

Авраам разжег костер, связал Исаака, и вдруг понял, что Бог не хочет его смерти. Да, он готов это сделать. И довел свое решение до последнего момента. И тут ясно осознал, что делать этого не должен, — быть может, увидев рядом отставшего от чьего-то стада барашка. Тот запутался в кустах, пытаясь выбраться. «Бог, — подумал Авраам, — послал мне жертвенного барашка вместо Исаака. Бог услышал мои сомнения и отозвался на них».

В ветвях обнаженного дуба, вобравших

Сиреневый сумрак с зарей пополам,

Запутался месяц, как белый барашек.

Тот самый, заблеявший близко, барашек,

Которого на руки взял Авраам.

Сошли листопадами тысячелетья.

А все не редеет предутренний мрак.

Но месяц рогатый, но огненный зрак

Венеры поблизости… Веющий ветер

Дохнул… и привиделось: праотец светел

Серебряно-лунный… И сын Исаак.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

ЮMoney: 410013762179717

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: