Ахилла

Соотношение науки и религии — этих двух способов познания человеком мира и самого себя, двух почтенных социальных институтов — интересовало меня с той поры, когда три десятка лет назад я принял крещение и стал членом православной церкви, сохраняя при этом свою привязанность к глубинам космоса и тайнам микромира.

Религия и наука — это огромная тема, и я вовсе не думаю охватить ее всю в этой своей скромной публикации. Но мне хотелось бы обратить внимание читателей на те стороны проблемы, о которых, как мне представляется, говорят очень мало или совсем не говорят.

Принято считать, что наука — источник объективного, верифицированного знания. «Наука доказала», «ученые установили» — эти и подобные им фразы мы слышим и читаем ежедневно. С другой стороны, религия воспринимается как сфера частного, субъективного — причем не только агностиками и атеистами, но и самими верующими. «Ну вот так вот я верю»; «Это моя вера, и я никому не хочу ее навязывать»; «Я верю в это… ну потому что я верю. Это мой личный опыт».

Получается вроде бы красивая и складная картина. У науки своя сфера, своя зона ответственности, а у религии — своя. Да, наука по мере развития заставляет религию переосмыслять некоторые положения, но на суть веры она не посягает: наука принципиально занимается посюсторонними вещами, оставляя вопросы о Боге, бессмертии души и смысле жизни в ведении религии — ну или на крайний случай философии.

Но мне как раз хотелось бы показать, что эта симметрия — лишь кажущаяся. Более того: мы действительно можем обнаружить симметрию между наукой и религией, но эта новая симметрия будет существенно иной.

Начнем с религии. Так ли она субъективна? Конечно, очень легко объявить религиозные переживания человека игрой его воображения, особенностями его генетики или устройства мозга, а то и просто психическими заболеваниями. Но дело в том, что сходный внутренний опыт обнаруживается у людей самых разных стран и эпох, у приверженцев различных конфессий и религий. Особое состояние души (да и мозга тоже) во время молитвы или медитации; ощущение присутствия высшего существа; уверенность в том, что твои мольбы услышаны и что ты получил просимое; опыт, который многие люди переживали во время клинической смерти; разного рода необъяснимые способности, о которых мы читаем далеко не в одной лишь желтой прессе, — все это и многое другое, конечно, не является строгим доказательством бытия Бога, богов или вообще духовного мира, однако представляет собой явления, которые нельзя сбросить со счетов и которые, если вспомнить о науке, ждут своих вдумчивых и беспристрастных исследователей.

Субъективны ли эти явления? Да, конечно. Но если мы хотя бы в некоторой степени можем говорить об их повторяемости и отчасти даже воспроизводимости — тогда, возможно, более удачным термином будет не субъективность, а интерсубъективность. Да, я чувствую то, что я чувствую, но и он/она/они чувствуют примерно то же. Мы не можем это померить линейкой или взвесить на весах, но мы можем поделиться этим друг с другом, сверить свой опыт, обнаружить типологические сходства и сделать из этого предположительные выводы.

Теперь перейдем к науке. Здесь все еще интереснее и сложнее.

Для начала, как говорят математики, положим для определенности, что под наукой мы будем подразумевать лишь естествознание — то есть в первую очередь физику, а также химию, биологию и т. д. Философию, математику, а также все гуманитарные и даже общественные науки мы здесь выносим за скобки. Таким образом, мы остаемся с самыми надежными и бесспорными по своим методам и результатам научными сферами — с теми науками, где все или почти все можно пощупать, взвесить и измерить.

И что же мы видим?

Мы видим, что естествознание стоит на постулатах, которые не могут быть доказаны, а потому — уж простите мне это выражение — принимаются на веру. И если в математике, которую мы исключили из рассмотрения, аналогичные постулаты известны под именем аксиом и их наличие осознают не только ученые, но и школьники, то в физике эти базовые предпосылки любого научного исследования довольно редко проговариваются вслух.

О чем же идет речь? Каждый ученый, проводя свои исследования, исходит из предположения (веры, уверенности), что изучаемый им мир существует объективно — он, этот мир, не снится ученому, не снится Богу или вашему коту, он не зависит от наших пристрастий и желаний — нет, он существует незыблемо и независимо от нас. (Правда, квантовая механика вот уже почти сто лет пытается нам сказать, что все не так просто, — ну так кто ж ее слушает?)

Предполагается также, что в этом мире действуют неизменные законы — некие базовые принципы, в соответствии с которыми устроена Вселенная. Иными словами, никто не допускает возможности, что этот мир меняется хаотично и непредсказуемо, что он может вдруг беспричинно исчезнуть, а потом возродиться совсем в другом виде. Нет, во всем главенствует порядок — то есть, по-гречески, «космос» — а отнюдь не хаос. (Да, существует теория хаоса, но это все же немного о другом.) И даже если мы вдруг обнаруживаем, что в некоторых условиях открытые нами законы не действуют, — для нас это означает лишь то, что закон, на который мы полагались, на самом деле представляет собой частный случай более общего закона. Например, скорости объектов, движущихся навстречу друг другу, в ньютоновской физике складываются, но если речь идет о величинах, сопоставимых со скоростью света, тогда в игру вступают поправки Эйнштейна.

Идем дальше. Ученые исходят из того, что человек способен познавать окружающий его мир. Но понимаем ли мы вообще, что такое познание? И понимаем ли мы механизмы этого познания? Ведь мы здесь сталкиваемся не только с физикой, физиологией, нейрологией и т. п. (физик смотрит на камень — камень отражает солнечный свет — свет попадает на сетчатку глаза нашего физика — посредством цепочки электрических и химических сигналов информация об этом свете достигает зрительной коры головного мозга), но и с такими гораздо более сомнительными вещами как психология и лингвистика (у человека благодаря отраженному свету возникает ощущение — ощущение трансформируется в восприятие объекта — восприятие вызывает представление о камне — представление тянет за собой понятие — для понятия в языке есть слово — слово становится частью предложения — физик смотрит на камень и говорит себе: «Я вижу камень!», соотнося тем самым этот камень с моментом речи и с самим собой).

Таким образом, в результате мы приходим к недоказуемому постулату и к логическому кругу. А именно: с одной стороны, мы предполагаем, что мир существует объективно и что в нем действуют неизменные законы, — но при этом мы не можем и, вероятно, никогда не сможем этого доказать. С другой стороны, мы считаем, что можем познавать этот мир, то есть составлять о нем адекватное представление, — однако сам процесс познания далек от понимания и его изучение чем дальше, тем больше показывает, что мы, похоже, сильно преувеличиваем степень прямолинейности, адекватности и объективности этого процесса. По большому счету, здесь мы сталкиваемся с ситуацией, которая не так уж отличается от религии. Один физик поставил эксперимент, другой его воспроизвел — но положить результаты в копилку общего знания они смогут, лишь проинтерпретировав свои данные посредством тех инструментов (мозга, органов чувств и тела в целом), которые им в конечном счете дала природа (или Бог), и объяснив друг другу то, что́ они сделали, используя несовершенный человеческий язык. Так что и здесь мы можем говорить скорее об интерсубъективности, чем о чистой объективности.

«Ну ты уже залез в какие-то дебри!» — скажет мне читатель. И, возможно, будет прав. Хорошо, тогда обратимся к куда более прозаичным вещам.

Вот пример. Как мы знаем, молекула воды состоит из двух атомов водорода и одного атома кислорода. Думаю, никому из читающих эти строки не придет в голову подвергать сомнению столь очевидное утверждение. Но откуда лично вы, лично я — откуда мы «знаем», что это в самом деле так? Мы слышали это от школьных учителей химии и физики? А они откуда это знают? Каждый ли из этих учителей заглядывал в электронный микроскоп? А если и заглядывал, то способен ли адекватным образом проинтерпретировать то, что видит? Сможет ли он узнать в лицо атом кислорода и с уверенностью отличить его, к примеру, от атома азота?

Мы должны признать, что практически все наше знание получено из вторичных и еще более опосредованных источников. Попросту говоря — из книг, а теперь еще из интернета. Всему ли можно верить в интернете, все ли книги одинаково хороши? Конечно, нет. И мы, как правило, пока еще способны отличить агентство фейковых новостей от солидных новостных агентств, а хороший научно-популярный сайт — от бложика, сделанного на коленке. И примерно так же мы судим о книгах: вот эта книга написана известным профессором, издана таким-то институтом академии наук; а эта принадлежит никому не известному автору, написана каким-то диким языком и напечатана на плохой бумаге. Выводы достаточно очевидны (хотя и не бесспорны).

Минуточку! Но не те же ли самые механизмы — ориентация на авторитет источника, автора, институции и т. д. — действуют и в религиозной сфере? Если своим рассуждением о молитве с православным христианином поделится его соприхожанин, то собеседник не обязательно примет это близко к сердцу; но если тот же человек прочтет нечто на ту же тему в одной из проповедей Златоуста, то скорее всего, он будет склонен серьезнее отнестись к прочитанному. И при этом, надо сказать, у него в принципе есть возможность проверить — с поправкой на неизбежную субъективность и все такое прочее — написанное о молитве Златоустом, а равно и сказанное прихожанином.

Напоследок я хотел бы сказать пару слов о религии (церкви) и о науке как о социальных институтах. То, что религиозным структурам часто свойственна жесткая иерархичность, подозрительность к критическому мышлению, нетерпимость к инакомыслию — общеизвестные вещи. И наука на этом фоне выглядит весьма выгодным образом — просто уже потому, что она возникла в более позднюю эпоху, когда отношения внутри общества существенным образом трансформировались в сравнении со Средними веками и Древним миром. И все же и научные институции не лишены недостатков иерархичности; и в научной сфере тебе, даже если ты весьма гениален, но при этом очень молод или же не обладаешь степенями и званиями, довольно трудно заставить прислушаться к себе маститых ученых. Более того: мы знаем немало историй, когда конкретные ученые и целые научные направления объявлялись лженаучными — и, думаю, это было не только в тоталитарных государствах.

Подводя итог, позволю себе сказать, что наука и религия не так уж далеки друг от друга. Может быть, они и не близнецы, но совершенно определенно они близкие родственники. Религия основывается на недоказуемых постулатах и на субъективном опыте — но и наука базируется на принципах, которые принимаются без доказательств, и на тех способах познания, которые предоставляет нам наш мозг и вообще тело. Религия иерархична и догматична — но эта особенность не чужда и науке как социальному институту и способу мышления. В религиозной картине мира большую роль играет авторитет — однако и степень научности знаний определяется «конечным потребителем» не непосредственно, а путем оценки источников тех или иных знаний.

В следующих публикациях я надеюсь продолжить разговор о религии и науке, но уже под несколько иными углами зрения.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: