Ахилла

Продолжение истории сестры Люк, ушедшей из монастыря в мир, — спустя год.

***

Еще пару месяцев назад я набросала письмо с моими размышлениями по итогам прожитого года в миру после ухода из монастыря, но… так и не отправила. А недавно увидела на «Ахилле» пост с моими первыми публикациями и подумала: почему бы и нет, пусть мое новое письмо написано не на волне эмоций, переживаний, боли, может, оно не так цепляет и заставляет переживать, но… это я сейчас. И возможно, эти новые заметки помогут определиться с выбором кому-то из «стоящих на пороге» и немного развеют туман и неопределённость вероятного будущего в миру.

Аудиовариант текста читает Ксения Волянская:

Мой опыт — это, конечно, только мой опыт. У каждого свои обстоятельства жизни в монастыре и в миру, свой характер и т.п. Но на основе своего опыта могу сказать, что монаху, у которого нет в миру родственников или квартиры, нет друзей, связей, «первоначального капитала», а также упертости и невероятной решимости во что бы то ни стало уйти и устроиться в миру, и который довольно долго прожил в монастыре, — трудно удержаться и не сбежать обратно за монастырские стены, за которыми будет привычный и на самом деле вполне комфортный, сытный мир. Монастыри, конечно, отличаются в материальном плане, но, например, даже самый захудалый монастырь, который я знаю, может позволить себе ставить на стол продукты, которые я сейчас не могу себе позволить купить.

И дело даже не в том, что ты будешь там сладко есть и мягко спать, а в том, что не нужно брать на себя ответственность, за тебя все решат, тебя накормят, за все заплатят, не нужно бояться завтрашнего дня. Да, теоретически когда-нибудь, может быть, наступят времена, когда снова начнут скидывать колокола и выгонять из монастырей, но, по собственным ощущениям и рассказам других сестер, в стенах обители человек и правда чувствует себя, как у Христа за пазухой, в любом случае меньше переживает за свое будущее. Как бы я скептически ни относилась к священноначалию, но была уверена (может быть, ложно), что в случае чего о нас позаботятся, потому что мы хоть и мелкие птички, но все равно в системе.

Поэтому первое, с чем я столкнулась после ухода, — это одновременно и пьянящее чувство свободы, и ощущение беззащитности, понимания необходимости заботиться о себе самой. Даже если у тебя есть родственники, любимый человек, решимость и деньги на первое время (что было у меня), все равно это довольно тяжело — решать все самому, когда привык к многолетнему послушанию, привык спрашивать благословения на каждое действие. Принимать решения мне пришлось в мире, который я почти не знала, не имела опыта жизни в нем, опыта общения и работы. Я более 10 лет провела в монастыре, ушла туда почти сразу после универа, оторвавшись от маминой юбки. За это время мир сильно изменился, затруднения меня ждали на каждом углу: начиная с выбора одежды и заканчивая проездом в транспорте. Я чувствовала себя Маугли в городе, казалось, что все вокруг замечают мою странность и неуверенность.

Почти сразу я начала поиски работы, но на мои резюме в интернете или не откликались, или поступали неприемлемые предложения от сомнительных компаний (и да, надо еще научиться не попадать на шарлатанов). В итоге работу мне помогли найти друзья, порекомендовали, хотя советовали не торопиться, набраться сил после монастыря, осмотреться.

Собеседования, на которые я ходила, тоже были весьма мучительным процессом. Для человека, прожившего многие годы в монастыре, впитавшего в себя манеру принятого в этой среде общения, с принудительно заниженной самооценкой, реально иным взглядом на жизнь и мир, и вынужденного почти всегда мямлить, что «опыта не имею, но…» (а сейчас даже уборщица зачастую требуется с опытом), собеседование — это и пытка, и унижение. Дискомфорт будет ощущать и простой монах, и бывший казначей, так как во многих въелась привычка ощущать себя «не такими, как другие люди», видеть подобострастное отношение к себе прихожан и духовных чад. В миру уже не спрятаться за статус и красивые чёрные одежды.

Плюс ко всему — чем больше возраст «бывшего», тем сложнее устроиться, а знания, приобретенные в монастыре, зачастую специфичны и мало пригодны в миру. Я попробовала зарабатывать, используя свои навыки, но церковный рынок переполнен и покупателя найти трудно, так что теперь это просто мое хобби, а не заработок. По поводу работы «при церкви» ничего сказать не смогу, попыток прибиться к какому-нибудь храму не предпринимала, не было ни мысли, ни желания.

За этот год на мирской работе я сделала неутешительные выводы о том, что найти вменяемого начальника довольно сложно, что и респектабельные мирские организации бывают похожи на тоталитарные секты (то бишь и на наши некоторые монастыри), что в большинстве случаев из работника хотят выжать максимум, а заплатить минимум.

Через пару месяцев на первой моей работе я поняла, что не в силах потянуть конвейер по 12 часов в день, пусть и сменно. У меня начались проблемы с женским здоровьем, и я уволилась.

Второе место работы я тоже нашла благодаря друзьям, и рассказ о нем, наверное, требует написания отдельного письма, романа или научной работы психиатра.

Почти сразу я заметила, что климат на работе, манера общения шефа с подчинёнными, многое другое напоминает мне монастырь, из которого я ушла. С одной стороны, было интересно наблюдать такие совпадения, каждый день отмечать что-то новое и до боли знакомое, а с другой стороны, я поняла, что долго продержаться там не смогу, да и не хочу, не хочу снова испытывать страх, не хочу, чтобы мне снова навязывали чувство вины и вырабатывали ложное чувство долга. Я видела это в сотрудниках и не хотела повторять прошлых ошибок. С утра они как мыши разбегались по своим кабинетам-норам, очень редко общались, почти не улыбались, не смеялись, дружба между сотрудниками не «благословлялась» (да, именно этим словом), да и многое другое тоже.

Через пару месяцев мне начали сниться кошмары, я боялась идти на работу, боялась, что снова стану свидетелем криков шефа, ора на очередную жертву, что происходило почти каждый день, боялась, что скоро этой жертвой стану и я, когда перестану быть «новенькой». Через полгода я перешла в разряд этих жертв и сразу же уволилась. До сих пор я проезжаю мимо этой работы с содроганием в сердце, жалея оставшихся там бывших коллег, но это их выбор — «смиряться» пусть и за хорошую зарплату перед человеком, который называет себя верующим и православным, но при этом унижает и презирает своих подчиненных.

Думается, что человечность и вера не находятся друг с другом в логической связке. Наличие честности, порядочности и т.д. и т.п. в человеке зависит скорее от природных данных, полученных при рождении, при воспитании, которые корректируются жизненным опытом, совестью. Вера часто останавливает людей от каких-то масштабных грехов, бывает, избавляет от пагубной зависимости, но нутро человека не меняется или меняется мало, а недостатки часто трансформируются в нечто еще более отталкивающее, потому что начинают прикрываться, оправдываться возвышенными, «духовными», благородными целями, что я и наблюдала в монастыре и на примере «православного» начальника.

Сейчас я наслаждаюсь здоровым климатом в коллективе, получаю в два раза меньше, но нервы мне дороже…

Спустя год интересно отмечать в себе определенные внутренние изменения. Например, я стала ощущать себя частью общества, меня стали волновать многие общественные вопросы, я начала понимать их значимость для современного человека, сопереживать ему… И это здорово — быть среди людей, чувствовать сопричастность их боли или радости, не закрываться от этого за стенами монастыря, изображая бесстрастность (или стремясь к ней и не достигая), за которой на самом деле кроется просто безразличие и эгоизм…

В монастыре мне казалось, что люди, которые приходят к нам в церковь, почти ничем не отличаются от нас, было удивительно, когда кто-то не знал как и куда поставить свечу, казалось, что за столько лет свободного вероисповедания все уже давно если и не ходят в храм, то захаживают, что большинство верит в Бога и главное — нуждается в Нем. Но за этот год я ничего подобного не увидела. Большинство новых знакомых совершенно спокойно живут без какой-либо религиозной нужды, Церковь никаким образом не присутствует в их жизни. Думается, что наше священноначалие, которое в основном состоит из людей, поднявшихся от иподьякона до епископа и миновавших столкновение с реальностью, даже не догадывается об этом (и о многом другом, живут в своем шикарно устроенном мире). На фоне людей, которые работают, живут со мной рядом, которые вынуждены действительно «в поте лица своего добывать хлеб» часто за скромную зарплату, мне сейчас особенно режет глаза контраст между их жизнью и роскошной жизнью наших архиереев-монахов и монастырской сытой жизнью, которую я видела изнутри.

Если говорить о своих духовных, религиозных запросах, то, наверное, надо признаться, что они почти сошли на нет. Я верю в Бога, в Высшую Благую Силу, которую я никоим образом постичь и тем более понять не в силах, не в силах логически объяснить причинно-следственные связи этого мира, события в этом мире. Я стараюсь просто верить в Благость Бога и никаким образом для себя не пытаться что-то объяснить, потому что попытки неудачны, они часто грозят разрушить эту веру. А освободившись от обрядовых пут, от груза постов, я стала гораздо спокойнее и свободнее внутренне. Мне трудно судить о себе, но кажется… я не стала от этого хуже.

В церкви бываю редко, есть лишь один храм, куда иногда ездим с мужем, и тот не в нашем городе, где служит знакомый священник и сама обстановка располагает подумать «о вечном». В том, чтобы стоять просто так на литургии и не причащаться (т.к. пятилетний запрет на причастие) не вижу смысла, а просто помолиться я могу зайти в любой храм в нужное время, в момент духовной нужды, если таковая возникнет.

Из моих знакомых «бывших» соотношение оставшихся при церкви (на клиросе, в лавке) и превратившихся в «захожан» где-то 50 на 50.

После ухода у меня иногда возникал дискомфорт от контраста между монастырским при-церковным, при-православным и своим «бездуховным» мирским житием, но выход из привычной «зоны комфорта» всегда неприятен, в моем случае это просто многолетняя привычка к определенной жизни, режиму.

Пара слов о жизни моего бывшего монастыря в этот год. Я уже писала о том, что буквально сразу за мной ушла еще одна сестра — инокиня, за ней другая. Одна живет в миру и замужем, вторая перешла в другой монастырь. Недавно покинула стены обители еще одна сестра, бывшая долго послушницей, работает теперь при храме и собирается замуж. В итоге в монастыре почти никого не осталось, он и был немногочисленным, а теперь…

Я не знаю, что должно еще произойти, чтобы начальство хоть как-то отреагировало на происходящее, но пока тишина. Хотя какой реакции желать? Новой игуменьи? Заманивать и дурить новых сестер? Православный монастырь для меня теперь — это место для подвижников-одиночек, которые истово верят, и как могут, как понимают стремятся к Богу (знаю такую одну), или для людей, которым по какой-то причине тяжело жить в миру, но монашеством это назвать весьма затруднительно.

Спустя год могу еще раз повторить свои слова, что не жалею о том, что ушла. Мой уход прошел относительно безболезненно потому, что: первое — мне было куда идти и к кому (мои родные, друзья и главное мой муж — моя поддержка и опора); второе — я четко видела все плюсы моего жития в монастыре, то, от чего придется отказаться; третье — я внутренне созрела для этого шага, у меня не было сомнений, была спокойная решимость; четвертое — я в конце концов точно определилась с тем, что «не по Сеньке шапка», что черные одежды могут обмануть только прихожан, но не меня и не Бога, мы не подходим друг другу, я не жила, не живу и не смогу жить в соответствии с монашескими требованиями, как я ни пыталась, я не вписываюсь в эти рамки.

Ко всему прочему у меня нет больше желания жертвовать собой, своей личной жизнью ради чьих-то идей, целей, дел, как бы этого ни хотелось церковным деятелям, работодателям, политикам и кому бы то ни было, какими бы возвышенными эти идеи ни были. У меня есть своя жизнь, свои идеи, свои цели, свои желания и желания моих близких, и это — главное.

Читайте также:

• Вместо Бога — Монастырь и Матушка
• Вместо Бога — Монастырь и Матушка (окончание)
• Свобода вместо Монастыря и Матушки

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: