Ахилла

Из цикла «Письма из Америки».

Идея была безумной и поэтому легко осуществимой. Едва прилетев в Америку, мы с Наташей, по совету бывалых русских американцев, уже целых три месяца живших в стране, купили сильно подержанный трейлер — этакую кухоньку на колесах, чтобы продавать страждущим туземцам всяческую съедобную радость.

Трейлер нам сразу понравился. Газовая плита грела, из кранов исправно текла вода, холодильник ждал свежей порции льда, который можно купить на любой автозаправке, окна поднимались наверх, превращаясь в навесы над прилавками, — что еще нужно для счастья?

На борту трейлера был намалеван дегенеративно-жизнерадостный слон, поверх которого шла какая-то надпись. По наивности, на надпись мы внимания не обратили, а слона посчитали отличной приманкой для будущих клиентов. И это стало трагической ошибкой.

Вскоре выяснилось, что из-за проклятого слона мы обязаны готовить неведомую фигню под названием «слоновьи уши». Знаю хот-доги, знаю гамбургеры. Хотя бы теоретически. А это что за извращение? Сгоряча даже хотел закрасить вредную скотину, но Наташа не дала. Она очень любит животных.

Интернета в те времена еще не изобрели. Помог поход в местную библиотеку, коих здесь как крапивы за баней и все бесплатные. Кулинарная энциклопедия для чайников поведала, что «слоновьи уши» — традиционное и нежно любимое народом нажористое лакомство, вроде сладкого блина, посыпанного корицей.

Ладно. Пусть в меню будут «уши». Мне в принципе было без разницы, что именно готовить, поскольку мои поварские умения все равно не простирались дальше яичницы. Ну, не боги горшки обжигают.

А пока надо было вдохнуть в наш трейлер душу. Душа состояла из нового линолеума в цветочек на полу и дикого количества блестящих кухонных прибамбасов. На стене в рамочке разместилась официальная лицензия. Шкафчики распухли от запасов одноразовой посуды. В завершение процесса вдувания я торжественно установил чудовищную железную фритюрницу, похожую на небольшой бассейн.

Оставалась сущая мелочь — найти работу.

Сперва мы приткнули наш мобильный ресторанчик на блошином рынке. Первый покупатель, рыжий мальчишка лет десяти, потребовал «коу-коу». Я честно ответил, что такой гадости мы не держим и подарил мальчишке конфету. Когда рыжий убежал, я открыл словарь и прочитал, что «коу-коу» — это, оказывается, банальное какао. Поди догадайся. Дикая страна.

Бизнес шел ни шатко, ни валко. Заказывали мало. От скуки я бродил между рядами торговцев разной дребеденью и время от времени готовил себе хот-доги. К концу дня подсчитал, что я лично сожрал хот-догов на двадцать семь процентов больше, чем весь блошиный рынок. Еще и за аренду места платить. От расстройства зачем-то купил ковбойский кожаный галстук-шнурок и повесил его на рамку с лицензией.

И тут мы наткнулись в газете на объявление о церковном празднике в районе, который называется Маленькая Италия. Это и вправду уголок Италии, небрежно перенесенной через океан и уже слегка набравшейся американского акцента. В тратториях, расположенных на узких и почти европейских улочках, вместе с тосканским сыром предлагали и техасские стейки. Тарахтели местные итальянцы преимущественно по-английски, вставляя к месту и не к месту свои «престо» и «брависсимо». Упустить возможность подзаработать было бы непростительным грехом.

И вот уже на другой день мы бегали по Маленькой Италии в поисках Того, Кто Дает Разрешение. Подготовка к торжеству, между тем, шла вовсю. То и дело мы перешагивали какие-то провода и шланги. Вдоль улицы автокраны устанавливали передвижные рестораны. Сколачивалась сцена для выступлений. Наконец, знающий человек провел нас в церковный двор.

Прямо посередине стоял обеденный стол, накрытый скатертью. За столом, в величественном одиночестве, сидел вылитый Дон Карлеоне: белая рубашка, массивный перстень на руке, суровое властное лицо, чуть длинноватые седые волосы. Один из стоявших рядом мужчин, тоже, разумеется, в белой рубашке и черных брюках, наклонился и что-то прошептал ему на ухо. Карлеоне остро глянул на меня:

— Мне сказали, ты хочешь работать.

Я собрался было подойти к столу, но провожатый придержал меня за локоть:

— Ближе не надо.

Облизнув внезапно пересохшие губы, я подобострастно кивнул:

— Да, сэр. У меня трейлер, сэр.

— Что продаешь?

— «Слоновьи уши» и лимонад, сэр. В основном, сэр.

К боссу наклонился другой белорубашечник и взволнованно зашептал что-то свое. Дон Карлеоне раздраженно отмахнулся:

— Мне плевать на этого недоноска Джиованни! — он ткнул в меня пальцем. — Ты будешь работать. Место тебе покажут. Иди.

Когда нас вывели со двора, я облегченно вздохнул. Таможня дала добро.

В день «Д» мы наблюдали вынос статуи Девы Марии после торжественной мессы. Носилки по традиции доверили, как я понял, достойным молодым синьорам, принаряженным в черные костюмы. Перед ними шли особо уважаемые члены общины — в красных средневековых плащах, шляпах с плюмажами, при шпагах, словом, красота неописуемая. Статуя была украшена живыми цветами, золотыми и серебряными цепочками и, к нашему изумлению, настоящими долларами. Во время шествия осыпанная деньгами святая отрешенно колыхалась над взбудораженной толпой. В сторонке две юные синьориты разучивали движения тарантеллы. У церковного крыльца черный итальянский кот красным итальянским язычком уже вылизывал чью-то тарелку из-под итальянских макарон.

А потом наступил ад. Заказы полились с мощью Ниагарского водопада. Народ решительно желал закусить. Чтобы успеть всех обслужить я, по-моему, отрастил еще несколько пар рук — как бог Шива. Лучше всего продавался лимонад со льдом. Это, я вам скажу, великое изобретение! Щепотка порошка ценой в пять центов, растворенная в стакане воды, легко уходила за доллар. Надо бы сочинить оду лимонаду. Или поставить памятник. В виде гигантского стакана, осыпанного живыми цветами. И пусть раз в год особо уважаемые повара торжественно проносят его по улицам.

Устали мы невероятно. Ныла каждая мышца, голова кружилась. Мне показалось, что я никогда в жизни не работал так тяжело. Доход был прекрасный, несмотря на высокую арендную плату. Но ведь этот праздник всего лишь раз в году, как день рожденья. А что делать в остальные дни? На что существовать? Нельзя же весь год голодать и терпеливо ждать собственного дня рождения. Помрешь не дождавшись.

И по пути домой нам явилось чудо. Прямо на городской площади развернулась ярмарка. Играла музыка. Дети визжали на каруселях. Подростки в тире расстреливали из духовых ружей жестяных зверей. Мужчины молотили по наковальне силомера. Женщины деловито хрупали поп-корн. А главное — толпы клиентов бурлили между ларьками с закусками. Над площадью витал волшебный аромат жареного мяса и солидной прибыли.

Миссис Пенингтон, сухонькая старушка, хозяйка всего этого великолепия, обитала в уютном трейлере для путешествий, служившем, видимо, и домом, и офисом. Когда она заговорила, я просто застыл от восхищения. Ах, этот тягучий южный акцент, в нем вкус острых черных бобов с пряным томатным соусом, в нем запах флоридских болот, жар влажного солнца Джорджии и хруст на зубах красной аризонской пыли.

Быстро ударили по рукам. Единственное, что неприятно удивило, запрет на продажу «слоновьих ушей» — ими торгует неведомый нам Тони. Хот-доги можно продавать только пока нет какого-то Майка. Это что ж такое? Они люди, а мы хрен на блюде? И где, спрашивается, свобода предпринимательства? Где честная конкуренция? Где, в конце концов, отсутствие искусственных торговых барьеров и стимулирование малого бизнеса? Известно где. Наши розовые очки начинающих капиталистов хрустнули под ковбойским сапогом жестокой реальности. Так мы вошли в семью бродячих балаганщиков.

Работала передвижная ярмарка по выходным. В понедельник все качели-карусели разбирались на части, во вторник-среду перевозились на новую площадку, в четверг собирались, а к вечеру пятницы уже сверкали зазывными огнями. Ну и сопутствующие контракторы тоже переезжали следом. Летом паслись в Огайо, к зиме откочевывали во Флориду. Жили в трейлерах, а после дюжины пива частенько засыпали просто на полу своих вагончиков-тиров. Цыганская жизнь всех устраивала. Да и привыкли. Ярмарка досталась миссис Пенингтон по наследству от отца, а тому от деда. Уже третье поколение семьи бродило по Америке. Полагаю, если их заставить жить оседло, зачахнут, как дикие мустанги без прерий.

Аттракционы были разные. Очень популярна была будка размером с телефонную. В нее запускали клиента, снизу включался вентилятор, поднимавший вверх вихрь денег. Банкноты весело летали в прозрачной будке, сколько поймаешь за тридцать секунд — все твое. Ловили, что и козе понятно, мало и редко, хотя старались изо всех сил.

Познакомились мы и с Майком, на вид тощим студентиком, чем он беззастенчиво пользовался. К своему трейлеру он прислонял большой щит с кривой надписью от руки «Я должен продать 4000 хот-догов, чтобы заплатить за учебу». На самом деле было ему далеко за тридцать, он нигде не учился. Однако покупатели проникались сочувствием, и хот-доги шли на ура.

С Тони отношения не сложились с самого начала. Он в первый день подошел, зловеще выпятил нижнюю губу и, призывая в свидетели Деву Марию, поклялся нарубить из нас спагетти, если мы продадим хоть одно «ухо». К тому же, на него работали два его сына, у которых были, видать, какие-то счеты с русскими. Братовья злобно поглядывали в нашу сторону, иногда намеренно громко шипя знакомые им русские слова: «козак», например, или «бабушка». Может, думали, что это оскорбления. Идиоты. «Бабушка», кстати, с ударением на втором слоге, в Америке почему-то означает женский головной платок.

Однажды Тони примчался, размахивая тесаком и раздувая ноздри, разве что пена с него не капала. Из его итальянских воплей я понял только «мьерде» — дерьмо и «карбон» — козел. Кто-то ему сказал, что мы продаем «уши». А как раз тогда я изобрел новое блюдо. Покупается в магазине готовая «тортилла» — двойной сырой блин диаметром с тарелку — и опускается в кипящее масло. Там он красиво раздувается в шар, потом опадает, кладется на блюдо и посыпается корицей. Назвал «слоновья пятка». Вкус ангельский.

Я молча приготовил свое изобретение на глазах Тони и подал ему тарелку. Он откусил кусочек, недоверчиво пожевал и с недоумением воскликнул:

— Но ведь это не «слоновьи уши»!

— Это называется «слоновья пятка», — после чего я развернул заранее припасенную бумажку с текстом и обрушил на голову Тони град итальянских ругательств. — «Ихо де пута, б еете а ла полья! Ми ла суда!»

Что означало примерно «Сукин ты сын! Иди на три буквы и мне вообще на тебя похрен!»

Тони раскрыл рот и стоял так не меньше минуты. Затем спокойно произнес:

— Правильно говорить «мэ ла судо». Тогда тебя поймут. Во что ценишь рецепт своей «пятки»?

— Отдам бесплатно. За право торговать «ушами».

— Договорились, — Тони отошел на пару шагов и обернулся. — А ты реально чокнутый «козак». Добро пожаловать в вертеп миссис Пенингтон.

А осенью, в конце летнего сезона, мы распрощались с нашим веселым трейлером, потому что я нашел хорошую работу в крупной компании, и началась новая жизнь, наполненная новыми историями. Правда, рецепт «слоновьих ушей» твердо помню до сих пор. Вот он:

Полтора стакана молока.

Чайная ложка соли.

Две столовые ложки белого сахара.

20 грамм растительного масла.

Две столовых ложки сухих дрожжей.

Четыре стакана обычной муки.

Двести грамм масла для жарки.

Три столовые ложки корицы.

И еще шесть столовых ложек белого сахара.

В небольшой кастрюле смешать молоко, соль, 2 столовых ложки сахара и растительное масло. Нагреть на среднем огне, пока сахар не растворится, и дать остыть до температуры 43С. Добавить дрожжей и подождать появления пены. Перенести полученную смесь в большую миску и перемешать с обычной мукой. Готовому тесту дать постоять полчаса. В большой сковороде нагреть масла с палец толщиной до 190С. Шары из теста диаметром со спичечный коробок раскатать в блины. Жарить с двух сторон 1-2 минуты до золотистого цвета. Затем высушить бумажным полотенцем. Перемешать корицу с шестью ложками сахара. Посыпать теплый блин. Приступить к поеданию.

Приятного аппетита!

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: