Ахилла

Недавно, словно сговорившись, две незнакомые друг с другом верующие женщины завели со мной разговор об отсутствии эмпатии у многих православных со стажем. Как же так, почему встречаешь душевную нечуткость, черствость именно у тех людей, сердце которых, по умолчанию, должно быть милосердным и отзывчивым?

Да, казалось бы, 20 с гаком лет в церкви, уже почти 10 — вне, но это не перестает ранить и поражать — жестокость, агрессивность воцерковленных людей. Позвольте не приводить конкретных примеров — у нас на «Ахилле» их предостаточно, и, думаю, практически каждый наш читатель может рассказать не одну историю из своей жизни в качестве иллюстрации.

Опыт общения с верующими и неверующими привел меня к выводу — церковь, вопреки распространенной аксиоме, человека меняет в очень редких, эксклюзивных случаях. Приходя в нее, дурной человек остается дурным (или становится еще хуже), а добрый — добрым. Как это ни удивительно, и тот, и другой могут получить санкцию свыше на то, чтобы оставаться самими собой.

Негодяй или просто недобрый человек успокаивает свою совесть регулярной исповедью и убеждением, что вера выделяет их на фоне остальных людей. Злобу они называют эвфемизмом «праведный гнев», лизоблюдство и трусость искренне считают послушанием, заповеданным отцами, потакание своему эго принимают за духовную жизнь, недоступную профанам. Если Бог есть, значит все позволено… Ко всем порокам в качестве приправы добавляется лицемерие и гордыня, и это уже не лечится.

Сама церковная жизнь способствует тому, чтобы человек замечал в себе не грехи, а мелкие прегрешения или нарушения монашеского устава. Когда съеденная в пост конфетка или пропуск литургии страшнее, чем проявление нелюбви к ближнему — это не преувеличение, это норма жизни большинства неофитов. Ты просто не видишь эту свою нелюбовь, не осознаешь ее — понимание приходит иногда спустя годы.

Не способствуют эмпатии и повседневные молитвы, они прежде всего понуждают зациклиться на себе — падшей, греховной с ног до головы твари, топчущей землю только по непостижимому милосердию Творца.

«Если постоянно уверять себя в том, что во мне скверна, меня родили в грехах и что даже зачали меня в беззаконии, то откуда возьмется любовь к ближнему? Ведь возлюбить ближних нужно как самого себя, а если себя человек презирает и ненавидит, то и к ближним будет относится так же», — рассуждал недавно один из наших авторов.

Многие верующие уверены, что они не якоже прочии человецы, они идут верной дорогой, к спасению, несмотря на отдельные недочеты и огрехи, а вот те, кто вне церкви — погибают в грехах и неверии. Бог их или наказывает, или испытывает, дабы привести к Себе — значит, не нуждаются они ни в сочувствии, ни в эмпатии, разве что в миссионерской обработке.

И все же я думаю, что людям «в наруже» верующие только кажутся обделенными эмпатией. На самом деле эмпатия у верующих есть, они ж не психопаты какие-нибудь. Только фокус в том, что самые чудовищные преступления против человечества в большинстве случаев совершаются людьми с повышенной, а не с пониженной эмпатией — в сочетании с дефицитом критического мышления.

Этим виртуозно пользуются пропагандисты, разжигая лютую ненависть к тем, в ком в данный момент политически важно видеть врага.

Вспомните вспыхнувшую вражду среди сестер католической миссии в Китае в романе Арчибальда Кронина «Ключи царства». Тетеньки начитались патриотической прессы своих стран и, горячо молясь по призыву духовных начальников за воинство своей страны, воспылали праведным гневом по отношению к противнику, а им стали не только далекие захватчики, но сестры во Христе. И триггером этой лютой ненависти стало искреннее сострадание реальным или вымышленным мучениям соотечественников, о которых они узнали из газет, всплеск эмпатии.

А недавние холивары на почве российско-украинского конфликта, с взаимными проклятиями, разрывами, расфрендами, банами, обвинениями в фашизме, в пособничестве убийцам? А ведь все начиналось с прекрасного, казалось бы, чувства — сопереживания соотечественникам, которым не дают говорить на родном языке.

Именно эмпатичный человек испытывает удовлетворение по поводу смерти того, кого он считает злодеем и виновником страданий невинных людей, именно эмпатичный человек злорадствует, когда видит то, что ему кажется справедливым воздаянием грешнику.

Именно эмпатичные, тонкие, ранимые верующие бывают готовы сжигать еретиков или сажать на кол богохульников — ведь они наносят оскорбление самому Богу, а разве мало Он страдал от нас, грешников?

«Будешь в Москве — остерегайся говорить о святом;

Не то кроткие как голуби поймают тебя,

Безгрешные оседлают тебя,

Служители любви вобьют тебя в землю крестом».

Поэтому связь между высоким уровнем эмпатии и низким уровнем агрессивности, а также высоким уровнем религиозности — очень сомнителен.

Правда, вряд ли верующие осознают, что подобное проявление эмпатии по отношению к членам своей группы вполне себе свойственно не то что язычникам, а даже мышам-полевкам — оно вызвано повышением окситоцина в организме и является биологическим механизмом, развитие которого очень помогло эволюции сапиенсов.

Поражает, конечно, что православные ухитряются делиться на группы даже внутри своего, не такого уж многочисленного сообщества, и, соответственно, их эмпатия по отношению к «своим» как шагреневая кожа сжимается на глазах, вместе с перманентным сокращением численности тех, кто признается за своих.

У кого-то сначала своими были все верующие вообще, потом только православные, потом только не смеющие перечить священноначалию, а теперь — только те, кто ломится в храмы во время карантина и обзывает иудами священников, пытающихся их образумить.

Они упрямо в упор не видят своего эгоизма и бессердечия. Как капризный ребенок топочет ножками и требует конфету, так и наши ревнители требуют пустить их причащаться, ибо не могут жить без соединения со Христом, а что в итоге перемрет половина клира или их соседи по подъезду — так первым сам Бог велел жертвовать собой, а в жизни вторых волен Бог, может, Он их хочет наказать, а может — забрать из грешного мира в свои райские кущи — не нам же рассуждать.

Тут идет речь уже о полной утрате эмпатии по отношению к своим же братьям и сестрам по вере или о ее извращении. Заразишься и помрешь, оставив детей сиротами, — так за все слава Богу, а вот если пойдешь под суд за распространение вируса — тут мы готовы тебе сочувствовать, написать петицию или навестить в тюрьме.

А сколько историй у нас на «Ахилле» про бесчувственность верующих по отношению к, казалось бы, своим. И книга Марии Кикоть — она вся об этом…

Почему люди, читающие истории о святом Силуане Афонском, который жалел всякую тварь и молился со слезами обо всех людях, вместе с ростом духовности и углублением воцерковленности уродуют свою эмпатию? Какое уж там возрастание в любви, просто людьми бы оставаться…

У меня пока нет ответа. Возможно, когда-нибудь этим парадоксом заинтересуются исследователи, и мы узнаем, что происходит в мозгу и психике таких православных. И сможем их понять и искренне им посочувствовать, а может, даже чем-то помочь.

Фото: Александр Петросян

Читайте также:

• О конфессиональном высокомерии
• Православная постправда

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: