Ахилла

Сто лет назад родился Александр Солженицын.

Из дневников литературоведа, писателя, публициста, общественного деятеля Юрия Карякина.

***

1998 г. 20 марта.

Если все это правда, то, что я сейчас скажу, то это, может быть, — самая главная драма, трагедия, комедия моей сознательной жизни, то есть начиная с <19>60-х годов.

Самое поразительное для меня — это то, что я даже Ире об этом не говорил (по крайней мере, сейчас она об этом не помнит), хотя мне казалось, нет таких мыслей, о которых я с ней бы не говорил. Тут, может быть, мой старинный самообман: я проговариваю, прочувствываю, продумываю что-то так, как будто я ей это и рассказываю, и потом совершенно искренне думаю, что я это ей уже и рассказал. Может быть. Но уверен, и она вспомнит, наверное, что проблески этого, по крайней мере проблески, — бывали и неоднократно.

Вот о чем речь. В году, вероятно, в <19>65-м или <19>66-м (уточнить по дневникам) в вечерние сумерки мы с А. И. С. вышли от Вероники и шли Чапаевской. И я, мальчишка из мальчишек, влюбленный абсолютно, но что-то предчувствующий, задал ему два вопроса:

1) Если «коммунизм — это свободное развитие каждого как условие свободного развития всех», то ведь вы не можете быть против такого коммунизма, можете не быть за такой коммунизм.

Помню только одно, как я корчился особенно перед вторым вопросом, вот перед этим (правда, до сих пор в дрожь бросает) — не понимал, а чувствовал, что дотрагиваюсь до чего-то такого, до чего нельзя дотрагиваться.

2) А вы верующий?

Ответ на первый вопрос — «да».

На второй — «нет».

Я был потрясен. Я (представьте себе только, это невозможно представить) — человек, который дал бы тогда точно такие ответы: на первый — «да», на второй — «нет». Но человек, только сейчас осознавший значимость — предчувствие таких вопросов и уже — внутри себя — неосознанно начавший сомневаться в точности и искренности таких ответов.

О, как я был тогда счастлив, что наши ответы совпали. Но почему-то я не был в этом уверен. Почему — до сих пор не знаю. Что-то укололо. Голос А. И. С. был слишком скороговорчив, «готов», что ли, отвечать именно так. Но это я потом, с сегодняшней точки зрения так отношусь и к тому эпизоду. Тогда-то все было слито, не разъединено, а прямота вопросов и прямота ответов, конечно, мешала разобраться в мотивах «ответчика».

Только сегодня, сейчас осознанно и жестко понял, что такое, кто такой А. И. С.

Человек, абсолютно беспрецедентный даже по сравнению с Лютером, Кальвином, Савонаролой, Лениным даже, человек абсолютно осознанно поднявшийся против системы, разработавший — куда там Ленину! — до деталей малейших стратегию победы над этой системой, человек, стало быть, волей своей миссии обреченный относиться ко всем другим только как к средству осуществления этой цели, — как он мне, дурачку тогдашнему, мог ответить иначе.

Он солгал дважды. Не верил он ни в какой коммунизм, первое. Был верующим, религиозно верующим, второе. Может быть, может быть, он уловил тогда во мне совершенную искренность вопросов, которые он для себя ставил и разрешил куда раньше, чем я. Может быть, может быть, он потому и согласился со мной, «солгав во имя истины», потому что я был для него — он вчерашний, то есть на полпути, на четверть пути к нему сегодняшнему. Может быть, этим согласием, этой «ложью во спасение» он хотел подтолкнуть меня идти дальше. В последнем не уверен.

Почему? Потому повторяю — и это самое главное, что надо в нем понять, — абсолютная беспримерность его подвига. Ну а если абсолютно немыслимая беспрецедентная цель, то никуда не денешься, все средства хороши, даже по отношению к самым близким.

Иначе как понять, что он, очутившись на Западе, вдруг «заложил» меня. Эмка Коржавин, самый непрактичный человек из всех, кого я только знаю на свете, когда посылал мне свои матерные приветы, и то был конспиратором почище, чем Ленин, чтобы только — только меня не подвести, а этот… Вдруг рассказывает в «Бодался теленок с дубом» о том, как я прятал его рукопись. Кстати, это совпало с моментом, когда шла моя книга «Самообман Раскольникова». И что творилось в редакции после выхода его книги «Бодался теленок с дубом» и передачи Би-би-си о ней. Как к этому относился я тогда, позже, сейчас?

Надо вспомнить: там в лагерях он постановил себе: 1) одному убить систему, 2) получить Нобелевскую премию. Невероятная скрутка бесконечного подвига с бесконечным тщеславием.

Вернусь к тем двум вопросам. Как тогда, как позже, как сейчас, вот что меня сдерживает говорить до конца и даже раньше додумывать, дочувствовать до конца. Сдерживает — совесть. Неловко, нечестно, бессовестно было заступаться за себя, не совершившего такого подвига… Позже, потом уже, почти сейчас понял и его грех — жертвовать песчинками во имя скалы, и свой грех — не восстать песчинке.

Какая-то странная «модель»: Ленин и рядовой большевик — только наоборот.

Но даже сейчас: чувствую — что чувствую? Чувствую раздвоенность: надо сказать всю эту правду, нельзя сейчас сказать ее всю.

Констатирую: сейчас это так.

И вот что меня еще мучит (ну кто я такой, чтобы такие вопросы задавать): самый подвижный, самый святой — и должен быть самым беспощадным — к самому себе. И опять-таки отнимается язык: а сам-то каков, сам-то поди попробуй… Вот и получается. Не могу — не молчать. Чувствую: не прав. Одолею ли, хватит ли мужества одолеть эту свою неправоту?

Источник

Читайте также:

• Толстой выдумывал евангелие, Солженицын выдумывает Россию
• Солженицын, как пророк, видел все очень близко
• Жить не по лжи!

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: