Ахилла

Ни для кого не секрет, что участие всякого христианина в богослужении (к которому он призван) всегда отличается от его участия в повседневной жизни: и общественной, и частной. Зачастую это разительное отличие достигает комических, а иногда и трагических масштабов. Что это значит для современного христианства, и что скрывается за этим видимым отличием?

Конструкция социума и его отдельных групп и конфигураций подразумевает наличие у каждого человека весьма четкого понимания тех правил, которые он обязан соблюдать, чтобы быть принятым и понятым этим самым социумом в каждый отдельный момент времени. Так всегда было, и так всегда будет. Это – своеобразная инструкция его жизни. Она ничем и никем не регламентируется, кроме самой современности и ее постоянно изменяющихся черт и характеристик. Человека никто не принуждает следовать этим инструкциям, но, не соблюдая их, он начинает постепенно, а иногда и стремительно выпадать из общего ряда, из своей локальной группы. Это чревато серьезными последствиями, вплоть до доведения себя до состояния изгоя.

И если раньше данная конструкция на протяжение многих веков была тесно переплетена с христианством, то на сегодняшний день – это совсем не так. Богослужебная практика и практика христианской жизни все больше и больше отдаляются от практики успешного и естественного функционирования в социуме, которому включать христианство в свои инструкции давно стало не интересно по простой причине – оно не прагматично. И хотя современный социум все еще не лишен определенных черт культа и ритуала, он напрочь лишен черт христианской догматики. Ему не интересная система ценностей, сулящих успешное будущее столь далекое, что для обретения его нужно умереть.

Понимая это (сознательно или бессознательно), выходя из храма после воскресного богослужения, современный христианин вынужден невольно или вольно перестраиваться из одной системы в другую. Часто, что и понятно, это сопряжено с серьезными, порой невидимыми для самого человека изменениями, кризисами и даже психологическими проблемами.

Уход христианских ценностей и христианской повестки из практически всех социальных групп, помимо религиозных, означает, прежде всего, банальное численное уменьшение христиан в этих самых группах. Уходит повестка, а с ней и язык общения, дух, тон. Изменяется культура поведения и сама коммуникация внутри групп. И тогда христианин становится перед выбором: подстроить свою идентичность под общественную инструкцию, или идти напролом, продолжая привносить в группу свою собственную повестку, а чаще всего даже диктовать ее на правах лидера мнений.

К чему это может привести? Если у церкви отсутствует понимание моделей таких ситуаций, если ее учение и практика не способны дать инструментарий для успешного и безболезненного сосуществования двух миров – светского и церковного – то это чревато теми серьезными проблемами, с которыми христианство сегодня уже столкнулось. Христианин, не имея на кого положиться в этом вопросе, не имея четкого основания, на которое он мог бы опереться даже с догматической стороны, впадает в одно из двух состояний: христианин-невидимка или христианин-радикал. Это происходит отнюдь не всегда, а когда происходит – не всегда сразу. Но случается это все чаще и все в больших масштабах.

В первом случае, христианин решает подстроить свою жизнь под социальные нормы современного общества, которое исторгло из себя христианскую повестку. Он продолжает посещать богослужения, продолжает молиться дома, но общество все прочнее наседает на него, накладывает свой отпечаток на его мышление, его работу, его семейную жизнь. Не потому что это общество плохое, а просто потому что оно такое, какое есть здесь и сейчас. Такой христианин рано или поздно начинает отдавать предпочтение светской повестке. Находясь в своей социальной группе, он старается минимально, а чаще всего – вообще никак не показывать свое христианство, не проявлять его. Зачем? Чтобы встретить удивленные взгляды, вздернутые носы, насмешки, а то и обидные слова? Так он думает, и христианин в нем постепенно уступает место новой, нерелигиозной идентичности. Даже если такой человек в конечном счете не покидает церковь, его христианская принадлежность становиться минимально заметной. Как христианин он перестает присутствовать в группе, в культурном и информационном поле, из общественного кода стирается его христианство. И хотя он продолжает ходить на службы и молиться перед едой, в обществе и в своей группе он становится христианином-невидимкой. Проанализировав соответствующие социальные опросы последних лет, становится понятно, что таких христиан-невидимок по крайней мере в российских христианских церквях – большинство.

Но есть и второй вариант трансформации, более заметный и яркий, как культурный, религиозный и даже социальный феномен. Мы, конечно же, говорим о радикальном христианстве, о радикальной религиозности. Этот способ защиты своей идентичности избирается на сегодняшний день все большим количеством христиан, стремящихся во что бы то ни стало продолжать убеждать себя в том, что христианская повестка все так же прочна и значима в социальной конструкции современности. Большинство религиозных радикалов не понимают даже, что это не так. Но, даже когда они это понимают, осознание этого факта лишь раззадоривает их все больше, добавляя масла в огонь. А огня в печах религиозного радикализма, как подтверждает история человечества, хватит на два ада, и огонь этот — вечный. Особенностью поведения христианина-радикала становится способ проявления своей идентичности в группе, полностью обратный поведению христианина-невидимки. Если невидимка старается регулярно и максимально эффективно улучшить свои навыки маскировки, то радикал, наоборот, стремится заполнить собой все доступное ему пространство. В некотором смысле, радикал стремится восполнить ту недостачу христианской повестки, которая вызвана массовым пополнением рядов христиан-невидимок.

В конечном счете, современное общество получает очень запутанное представление о христианстве, которое никак не помогает ни обществу, ни христианству. Христиане-невидимки, продолжая выступать (хотя бы номинально) духовными донорами церкви, но перестав нести свидетельство другим (к чему они по сути призваны) – стирают с культурной, политической и социальной карты благую весть христианской веры. А христиане-радикалы, словно в попытке (весьма нездоровой по своей сути) зеркального восстановления баланса сил, разжигают на этой карте пожары радикализма и фанатизма, нивелируя благую весть и подменяя ее угрозой и насилием.

Совершенно очевидно, что данные процессы вредны, как для светского общества, так и для христианской церкви. В необходимости замедлить и переформатировать их заключается один из серьезнейших вызовов, стоящих перед христианством сегодня. Не обратив на это свое внимания, христианская церковь рискует либо полностью превратиться в церковь невидимок, либо утонуть в пожарах радикализма. И дело не в поиске пресловутой золотой середины, а в адекватной оценке современной реальности. По крайней мере – на первом этапе. Не нужно прятаться за дверями храмов, но и выходить наружу, вышибая двери ногой и побивая грешников кадилом, тоже не обязательно.