Свобода слабым людям не нужна?

22 марта 2017 Николай Подосокорский

Помню разговоры конца 90-х (наверняка, они велись и раньше, просто я пишу о том, чему сам стал свидетелем), что советское время и особенно эпоха Сталина, конечно, были ужасными (все эти репрессии, борьба с церковью и религией, богоборчество и т.д.), но зато Русская православная церковь через эти мучения и преследования очистилась, появились новые святые, вообще в таких жестких условиях сразу стало понятно — кто есть истинный христианин, а кто формальный. Как это было понятно в период первых веков христианства, когда римские императоры-язычники скармливали верующих во Христа диким животным, подвергали их всяким изощренным пыткам, заставляя отречься от всего самого святого. И вот поди ж ты — от этих притеснений религия лишь усилилась и распространилась по всей империи и за ее пределами!

Хорошее такое объяснение, которое меня как школьника вполне устраивало (я одно время даже сам хотел стать священником). Сейчас смотрю на это совсем иначе. Разумеется, не только потому, что РПЦ так на самом деле ни от чего и не очистилась, и уже вскоре после распада Советского Союза стала культивировать все те же пороки, которые ей были свойственны до революции 1917 года. Проблема более глубока и касается в целом исторического мифотворчества и понимания свободы.

В моем любимом фильме Алехандро Аменабара «Агора» хорошо показано – какими методами христианство становилось религией большинства и кто, к примеру, уже много веков почитается христианами в качестве святых. Тот факт, что до сих пор ни в православии, ни в католичестве почти нет женского священства, тоже о многом говорит. Да и общеизвестно, что в Священном Писании, каким мы его знаем, сознательно занижена роль Марии Магдалины – Евангелие писали мужчины, и писали они в основном о себе самих, ну и еще попутно о Христе. Историческое христианство не принесло подлинного освобождения, но подстроило учение Христа под понятные для обывателей реалии – можно было учить любви и всепрощению, но самим в своей практической жизни не следовать этим заветам. Хорошо, конечно, что даже в таком виде Евангелие признается христианами в качестве одного из главных светочей веры, но его все равно мало кто воспринимает всерьез, хотя время от времени появляются чудаки вроде Франциска Ассизского, понимающие слова Христа буквально. Они-то и меняют человечество.

Нынешнее православие в России – это уже чистое язычество, в том смысле, что ставит патриотизм, интересы племени и рода выше стремления быть со Христом и самосовершенствования. Наверное, почти все иерархи РПЦ в ее нынешнем виде (возможно, митрополит Антоний Сурожский был последним архиереем иной закваски) давно в душе с Великим инквизитором Ивана Карамазова, который полагал ошибкой Христа проповедь свободы для всех. Свобода слабым людям не нужна, ибо она, прежде всего, опасна и разрушительна как для них самих, так и для всех искусственных социальных конструкций, созданных на основе силы и принуждения, а не взаимной любви. Поэтому давайте везде ограничивать свободу и усиливать контроль – наказывать за оскорбление чувств верующих, венчать в церкви только когда будет на руках бумажка от государства, при помощи полиции ограничивать распространение других верований, воспринимаемых в качестве конкурентов, закрывать «кощунственные» спектакли и выставки и т.п.

Мы видим, что нередко даже те, кто сам пострадал в советское время от преследования за инакомыслие, теперь сами охотно и вполне естественно воспроизводят модель поведения гонителей, полагая, что они-то уж точно борются за правое дело, ведь внешние обстоятельства изменились. И тут нельзя не согласиться с Шаламовым в том, что само по себе перенесенное страдание никого не делает лучше – просто разные люди извлекают из него различные уроки. Не сделалась лучше от гонений и Русская православная церковь, которая, как писал какой-то оккультист 20 века (имя забыл), до сих пор избывает карму за притеснение старообрядцев в петербургский период российской истории.

А высшее наказание ведь не обязательно должно заключаться в полном уничтожении организации – оно может состоять и в искажении его сути. Очевидно, что церковь и государство нуждаются в серьезнейшем реформировании, но ни одна реформа не принесет пользы и не будет успешной, пока не изменятся сами верующие люди. А все изменения в обществе всегда начинаются изнутри отдельных людей, которые вдруг отвергают мудрость мира и избирают путь дурака, ищущего истину.

Плюс же нынешней ситуации состоит в том, что «мудрость мира», то есть господствующие представления о том, как надо правильно себя вести и думать, разделяемые правящими элитами и, вроде бы, если верить социологическим службам, большинством населения, настолько непривлекательны, переменчивы и скучны, что их вообще сложно по-настоящему ценить – они не приносят гражданам ни уверенности в своем будущем, ни счастья. И здесь открывается большой простор для просветительской деятельности…

Источник