Ахилла

Снова задумался о Вселенских соборах и нахожу, что мое восприятие их значительно отличается от их понимания всеми моими собеседниками. То, что им обычно приписывается и чего я в них не нахожу, — это всемирность, институциональность и безусловная внешняя авторитетность.

Я думаю, что эти соборы не были всемирными, не обладали характером установленных институтов (по крайней мере, на все века существования Церкви), а их авторитет покоится лишь на вере в то, что на них было принято. «Вселенский» собор, по идее, должен был бы претендовать на полное и репрезентативное представительство Церкви, но этого явно не было. Все соборы были соборами Восточной Римской империи: они проходили в четырех городах империи и географически концентрировались вокруг столицы — Константинополь или города неподалеку от него; все соборы созывались императорами, а их постановления обретали силу после того, как они их утверждали; на соборах присутствовали почти исключительно византийские епископы; созыв соборов едва ли не в первую очередь осуществлялся не ради церковных, а ради имперских интересов; наконец, по времени все соборы имели место только после обращения империи и до ее падения, т. е. обращенные император и его империя были необходимыми условиями созыва соборов. При этом легко можно заметить, что различные части христианского мира выпадают из участия в соборах по мере их выпадения из орбиты империи — Запад после создания империи Карла Великого, далее Египет и прочие территории, отпавшие в нехалкидонство или ислам.

Таким образом, Вселенские соборы были соборами Византийской империи, а последняя — это не только не весь мир, но и не все христианство и даже не вся Церковь, при этом тот мирок, который созывался на соборы, с течением времени все более сужался.

Они не имели характера полноценных институтов, потому что были соборы, отвечавшие всем институциональным требованиям, которые не получили признания, и были соборы, которые этим требованиям как будто не вполне отвечали (паламитские соборы), но их решения по своей важности далеко превосходят большинство Вселенских соборов. Далее, если присмотреться к тем институциональным требованиям, которым должны были удовлетворять Вселенские соборы, — созыв и утверждение императором, представительство Папы Римского и т. д., то очевидно, что эти соборы являются элементом давно ушедшей эпохи. В настоящее время все это уже невозможно, и потому соборы, такие, как те, в принципе, не могут состояться.

Наконец, нет никакого внешнего критерия, который побудил бы нас верить в эти соборы. Они являются откровениями веры только постольку, поскольку мы уже верим в то, что на них было принято. Догматы, утвержденные этими соборами, соответствуют нашей христианской интуиции, тому видению жизни и мира, которое мы, но не все, ощущаем при чтении Евангелия и сопоставлении его с всемирной историей. Но ничего такого, что заставило бы нас верить в эти соборы, типа очевидного Божественного вмешательства, явно нет.

Еще одно наблюдение по поводу соборов — явные ограниченность и несовершенство тех людей, которые были ключевыми фигурами соборов, — императоры, видные богословы и иерархи. По идее, неким подобием внешнего критерия истины соборных вероопределений могла бы быть святость и безусловная разумность деятелей соборов вкупе с их образцовым поведением и «благопристойным и чинным» ходом всех соборных мероприятий. Но и этого совершенно нет. Люди на соборах были самые обыкновенные, как правило руководствующиеся принципом «цель оправдывает средства»; интриганство и политиканство, низкопоклонство перед сильными мира сего, явное насилие, отсутствие беспристрастных и спокойных дискуссий, взаимные обвинения и проклятия — все это в полной мере относится к соборам. Таким образом, если мы захотим приобрести право не верить в эти соборы, у нас не будет больших трудностей в том, чтобы найти для него основания.

С полным правом можно сказать, что Вселенские соборы — это исторически преходящие институты, институты не столько Церкви, сколько империи, давно ушедшей в прошлое; что эти соборы созывались ради преходящих политических целей, а утверждение их постановлений определялось текущей конъюнктурой и сиюминутной выгодой; что, с другой стороны, эти соборы не инициировались ни Евангелием, ни первоначальной историей Церкви; что «вселенскость» этих соборов определялась не церковным, а имперским, т. е. мирским, принципом.

Каким же тогда должно быть православное, но не грешащее против правды восприятие Вселенских соборов? Соборы были вполне мирским институтом, созданным империей, которым Бог воспользовался в тот период церковной истории, когда Церковь наиболее нуждалась в четкой формулировке того, во что она верит. На соборах имело место откровение Бога относительно угодного Ему определения веры Его Церкви, но заставить верить в это нельзя. Для этого нет ни исторических, ни логических или догматических оснований. Заставить нельзя, но привлечь к этой вере можно, если удастся показать красоту и гармонию этой веры, ее согласие по существу с Евангелием и наиболее глубокими чаяниями человека, ее бескомпромиссность в утверждении благости Бога, благостности Его творения и великого предназначения твари. Только это — поистине грандиозное — содержание веры соборов, содержание, далеко не соответствующее их деятелям и процедурам, может вызвать их признание как действительно Богодухновенных. Но еще раз важно подчеркнуть, что такое признание — это вопрос личного выбора, собственной интуиции жизни, а не вопрос логики или эмпирии; это вопрос любви, а не принуждения.

Источник

Иллюстрация: фрагмент картины В. Сурикова «Второй вселенский собор»

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

С помощью PayPal

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: