Ахилла

Из книги Анатолия Краснова-Левитина (8 (21) сентября 1915 — 5 апреля 1991) «В поисках Нового Града. Воспоминания ч. III», 1980.

…Итак, 18 июля 1960 года я вернулся в Москву. А в Москве в этот год происходили знаменательные события.

Борьба против Церкви достигла апогея. Это было время, когда в международном соревновании, в гонке вооружений Советский Союз вышел на первое место — в 1957 году ему удалось поднять спутник, в 1959 году взлетел в космос советский человек, русский парень Юрий Гагарин. Советское оружие праздновало триумфальную победу, Никита в своих речах захлебывался от восторга, упиваясь на этот раз не дутыми, а действительными, хотя, как оказалось, эфемерными победами.

Эта ситуация была крайне опасна для Церкви и для всех религиозных людей в России. «Они теперь плюют на всех, — наступление на церковь по всему фронту», — говорил мне конфиденциально один крупный церковный деятель. Митрополит Николай очень тяжело переносил очевидное фиаско политики «примирения непримиримых», — но не сдавался. Уже на протяжении многих месяцев воздействовал он на Патриарха, пытаясь вывести его из состояния бездействия, побудив выступить открыто в защиту Церкви. Престарелый, больной, слабый Патриарх колебался. Данила Андреевич и иже с ним, составлявшие непосредственное окружение Патриарха, всячески тормозили, удерживали Патриарха, беспокоясь за его (и свою) безопасность, от всякого смелого шага.

Но наконец Патриарх решился. Весной 1960 года должен был состояться Московский пленум сторонников разоружения. В числе приглашенных был Патриарх, который должен был произнести ставшую уже обычной речь с призывами к разоружению от имени Православной Церкви. (Хрущев в это время вряд ли думал о разоружении.)

И вот, Митрополит Николай решил воспользоваться именно этим моментом, чтобы побудить Патриарха к открытому выступлению в защиту Церкви. Им (при консультации одного из церковных работников) была написана речь. Эта речь представляла собой своеобразную декларацию: она состояла из перечисления исторических заслуг Православной Церкви перед русским народом. Уже начало было декларативным:

«Перед вами говорит представитель Церкви, той Церкви, которая…» И далее следовал краткий обзор исторических заслуг Церкви. От крещения Руси до Отечественной войны 1941-1945 годов. И предельно сильная фраза в конце: «Теперь эта Церковь подвергается нападкам, но это ее не смущает, ибо она помнит слова Своего Основателя: „Церковь Мою созижду на камне, и врата адовы не одолеют ее“».

Шок всех присутствовавших. Аплодисменты (несколько неожиданные) большой части зала. В кулуарах Митрополит Николай встречает коллегу по Совету Мира, Генерального Секретаря Союза Евангельских христиан-баптистов, А.В. Карева. «Ну как?» — «Сильно», — отвечает Александр Васильевич Карев.

В июне же последовало демонстративное отлучение от Церкви Осипова, Черткова, Дорманского, Дулумана и всех апробированных ренегатов, выступавших с нападками на Церковь. Но и власти не дремали. Понимая, что за всеми этими актами сопротивления стоит Митрополит Николай, они прежде всего решили его отстранить. В конце июня последовала его отставка с поста заведующего Отделом Внешних Сношений при Патриархии. На его место был назначен никому тогда еще не ведомый Архимандрит Никодим Ротов. Во время моей беседы с Архиепископом Мануилом 14 июля 1960 года в Самаре он мне сообщил, что в ближайшее воскресенье предстоит хиротония Архимандрита Никодима во Епископа Подольского. А через две недели после хиротонии он уже был возведен в достоинство Архиепископа.

Патриарху было предложено удалить Митрополита Николая из Москвы. Патриарх, уступивший давлению и быстро сдавший свои позиции, обратился к Митрополиту Николаю с предложением перейти на другую кафедру: в Питер или в Новосибирск. Категорический отказ. Патриарх говорит Куроедову: «Он не хочет, что я могу сделать». — «Тогда пусть уходит совсем».

Между тем окружение Патриарха делало свое дело. Они влияли на Патриарха, уговаривая его согласиться на предложение Куроедова. Они решили соединить приятное с полезным: избавиться от Митрополита Николая, который давно уже стоял им поперек горла, как единственный независимый человек, который, пользуясь своей громкой международной известностью, мог третировать свысока всемогущего «Данилу», перед которым остальные архиереи ходили на цыпочках, и новую восходящую звезду — Архиепископа Костромского Пимена.

Здесь мы перед тяжелой дилеммой. Рассказать правду или промолчать, пощадив память умерших и уважаемых людей. Покорные тяжелому долгу историка и мемуариста, мы выбираем первое.

По уже установившейся традиции Митрополит Николай собирался в сентябре в двухмесячный отпуск в Сухум. Здоровье его было сильно подорвано той нервной, напряженной жизнью, которой он жил: непрестанными разъездами, треволнениями, а в последнее время противостоянием Куроедову и патриаршему окружению.

Я видел его в последний раз в воскресенье 22 мая 1960 года в Вешняках, где он служил литургию. Несметные толпы простых людей заполняли площадь перед церковью в ожидании Митрополита, — толпы занимали даже полотно железной дороги около станции Вешняки, так что пришлось остановить движение поездов.

Наконец подъехал митрополичий автомобиль. Из автомобиля вышел Владыка в белом клобуке.

Я знал его уже 33 года (с 1927 года). Он служил в своей обычной лирической манере, хотя мне тяжело его было видеть состарившимся, одряхлевшим.

После литургии, когда я в толпе народа подошел к нему под благословение, он, узнав меня, громко воскликнул: «А! Это вы! Спасибо! За все, за все, за все спасибо!»

Это были последние слова, которые я от него услышал. В этот день я увидел Митрополита, с которым было связано столько детских, отроческих, юношеских воспоминаний, последний раз.

Уход Митрополита от управления произошел в атмосфере мрачного вероломства. Во время прощального визита Митрополита к Патриарху перед уходом в отпуск говорит ему Патриарх: «Они настаивают на вашем уходе. Напишите прошение об уходе на покой. На осенней сессии Синода без вас мы его рассматривать не будем, а там это забудется».

Митрополит Николай проявил слабость (сказался старый интеллигент, не привыкший лезть на рожон), написал прошение об увольнении на покой по состоянию здоровья.

Когда Митрополит прибыл в Сухум, в отеле уже ожидала его телеграмма Патриарха о том, что его прошение об уходе на покой удовлетворено.

В 1-м томе своих воспоминаний я рассказываю об одном инциденте со смертью матери Митрополита Николая, относящемся к 1939 году, связанном также с Патриархом Алексием (тогда Митрополитом Ленинградским). В момент получения в Сухуме патриаршей телеграммы Митрополит вспомнил об этом инциденте и сказал:

«Второй раз в жизни Патриарх заставляет меня остаться без слов».

…Уход Владыки на покой произошел с полным нарушением этикета. Как известно, архиерей, уходя на покой, всегда прощается со своей паствой: в последний раз служит литургию, произносит прощальную речь, дает пастве прощальное благословение. В полное нарушение этого древнего обычая Митрополиту отказали даже в этом последнем торжестве. Митрополиту велено было оставаться в Сухуме до начала ноября.

Тем временем в Москву из Питера приехал новый Митрополит Крутицкий и Коломенский Питирим Свиридов. Кроткий, тихий и совершенно рамолизованный старичок. Бояться его ни властям, ни кому-либо еще не приходилось. В Питер на Митрополичью кафедру был назначен Пимен Извеков, нынешний Патриарх.

Лишь в начале ноября (как сказано выше) вернулся в Москву Митрополит Николай. На вокзале его встретили лишь два человека: его бывший секретарь Владимир Талызин (по должности) и Володя Рожков (ныне протоиерей), бывший иподиакон Митрополита Николая, милый, добрый мальчик, искренне привязанный к Митрополиту Николаю. Никого из близких к Митрополиту людей больше не было.

…Прямо с вокзала Митрополит проехал в свою резиденцию, в деревянный дом в Бауманском переулке, где отныне предстояло ему провести последний год его жизни. Сумрачный и одинокий это был год.

Вначале Митрополита Николая хотели услать в один из сохранившихся монастырей. Владыка категорически отказался, заявил:

«Я гражданин, прописанный в Москве в Бауманском переулке, — и буду жить здесь».

Перед таким категорическим отказом власти отступили. На скандал, связанный с применением прямого насилия, не решились. Зато отказывали Митрополиту в служении. Со времени своего ухода на покой Митрополит Николай служил лишь дважды: в рождественскую ночь с 6-го по 7 января 1961 года в Елоховском соборе, где он сослужил Патриарху и своему преемнику Митрополиту Питириму.

В Светлую ночь Митрополит Николай написал Патриарху следующее письмо: «Первый раз в жизни в Светлую ночь я не в храме, сижу один в своей комнате и плачу». После этого ему было послано приглашение отслужить литургию на Светлой неделе в четверг, в трапезном храме Троице-Сергиевой Лавры. Это было его последнее служение.

…В конце октября 1961 года, вскоре после приезда Митрополита из Крыма, на квартире одной дамы, которая была домашним врачом Владыки, раздается звонок. Говорит Митрополит, по обыкновению, вежливо и мягко: «Я, кажется, плохо себя веду. У меня повышенная температура. Прошу вас ко мне приехать». Врач поспешила к Владыке. Действительно, он болен. Температура высокая. Вызвали еще одного врача — специалиста. Диагноз: воспаление легких. Необходимо поместить в больницу. Просили у Митрополита разрешения позвонить в Патриархию, к Зернову, бывшему секретарю Митрополита, ныне рукоположенному во епископа, управляющему делами Патриархии. Владыка сначала сказал: «Не хочу!» Потом дал себя уговорить. Показал на телефонную книгу: «Посмотрите на фамилию „Зернов“, его фамилия и телефон подчеркнуты».

Позвонили. Через 20 минут звонит епископ Киприан Зернов:

«Скажите Владыке, что в Кремлевской больнице его ждут. Пусть едет».

На другой день Владыку перевезли в больницу. Идти он не мог. Надо было нести на носилках. В дверь носилки не проходили. Пришлось выломать окно. Вынесли носилки ногами вперед. «Как покойника», — сказал Владыка.

Он лежал в мрачных стенах Кремлевской больницы больше месяца. Никого к нему не пускали. При нем неотлучно находилась его домашний врач. Однажды Владыка сказал: «Я знаю, вы очень устали, но, если у вас осталась хоть капелька силы, поезжайте к ней, расскажите обо мне». Речь шла о княгине Бебутовой, старом друге Митрополита, 90-летней старушке, жившей в Измайловском. Однажды Митрополит послал к одному молодому священнику, отцу Оресту, когда-то им рукоположенному, который служил тогда на Рогожском кладбище.

«Пойдите к Оресту. Пусть даст вам в целлюлозе запасные дары. Я хочу причаститься». Причастился. А через несколько дней наступил Конец.

13 декабря 1961 года, в день апостола Андрея Первозванного, он сказал врачу в 4 часа утра:

«Кажется, я умираю. Обещайте мне, что, пока вы живы и жива она (княгиня Бебутова), вы ее не оставите». Доктор обещала.

Владыка перекрестился и закрыл глаза. Через некоторое время последовала смерть.

Похороны Владыки также имеют целый ряд характерных особенностей. Владыку решено было хоронить в Лавре, хотя Лавру он не любил и никогда не думал быть там похороненным.

14 декабря с большим трудом пробились в покойницкую больницы. Нашли обнаженное тело Владыки. На ноге чернильным карандашом было написано: «Ярушевич» (фамилия Владыки). Надели на Владыку подрясник и монашеский параман. Присутствовали: только что рукоположенный священник от. Димитрий Дудко, от. Виктор Жуков (от Патриархии), Володя Рожков, который плакал навзрыд. Положили в гроб, повезли в Лавру.

17 декабря состоялись похороны. Отпевали в трапезном храме, где Владыка несколько месяцев назад, на Пасху, отслужил в последний раз литургию. Было много народу, но далеко не все желающие смогли попасть на похороны, так как в восемь часов утра неожиданно перестали ходить поезда. Не ходили до 3-х часов дня, до окончания похорон.

Служили литургию три апробированных архиерея: Митрополит Питирим (через 10 месяцев также умерший), Архиепископ Одесский и Херсонский Борис и Епископ Дмитровский Киприан (пресловутый Зернов).

На отпевание вышел взволнованный, с покрасневшими веками Патриарх — его долго готовили к известию о смерти его долголетнего — в течение 40 лет — сотрудника, с которым его связывали сложные отношения, и еще несколько архиереев. Народ стоял с зажженными свечами, по церкви шныряли шпики. В притворе было много венков.

Патриарх прочел разрешительную грамоту, сказал несколько взволнованных слов. И потянулась длинная очередь к гробу, для последнего прощания.

Я также подошел к гробу, поцеловал руку Владыки, такую теперь маленькую и жалкую. И вопреки всякому этикету, повинуясь внезапному чувству, перекрестил тело Владыки, которое через несколько минут перенесли в усыпальницу, в подвале «ротонды» — круглого небольшого храма в честь Смоленской иконы Божией Матери, небольшой церковки, построенной в ХVIII веке. …

Так я простился с человеком, которого я знал 35 лет. Так простилась с ним русская церковь.

Иллюстрация: митр. Николай в Абхазии

• Митрополит Николай (Ярушевич) хотел утвердить РПЦ на века
• «Созвездие духовной консистории с МГБ»