Ахилла

Все имена и фамилии героев являются вымышленными, любые совпадения с реальными людьми случайны.

Посвящается всем матерям…

Зубы под коронками у Юлечки болели давно, но к стоматологу идти она не решалась. Ее пугали баснословные цены за лечение и протезирование зубов. Когда от боли стала просыпаться по ночам, пошла на консультацию. Услышав, во что обойдется протезирование, ахнула: «Вы с ума сошли!» Секретарша, когда Юля выходила из клиники, хлопнула не своими ресницами и прощебетала: «Будут деньги, приходите. Мы вас ждем».

Надо было искать подработку. Беззубая жизнь нагоняла страху. Сожрут. Хищников развелось…

Поиски подработки увенчались неожиданным успехом. Одна из ее «банных» подруг, Леночка Р., с которой по субботам ходили в парилку, предложила за 2 тысячи полные сутки (стандартный тариф) посидеть с ее мамой, больной деменцией. Юля согласилась, не раздумывая. До отпуска своей подруги прошла бесплатную стажировку, изучила, как таблицу умножения, где лежат веник, швабра, тряпки, как включаются стиральная машина, микроволновка, варится манная каша, и когда Леночка в сотый раз стала объяснять ей, какие футболки и носочки предназначены для дома, а какие — на выход, не удержалась: «Не высшая математика, чай. Все будет комильфо. Да, Цезарь?» Старый пес, он же — «хороший человек», по мнению Леночкиной мамы, утвердительно помахал хвостом.

Первый сюрприз ожидал Юлю в день отъезда Леночки. Посидев перед дорожкой, она всплакнула, пожаловалась на трудную жизнь и хроническое безденежье, подарила Юле рукавичку для вычесывания шерсти у собак — в бане русские женщины с успехом применяют ее для массажа тела, и, огорошив ее новостью, что за работу она, к сожалению, сможет платить только 1,5 тысячи за сутки, а не 2, как обещала, укатила с мужем в Ялту — самый дорогой курорт Крыма. На месяц. В бархатный сезон…

«Артистка!» — с восхищением подумала Юля. Окончив в свое время режиссерский факультет в Петербурге, она знала толк в театре, домашнем в том числе, и по достоинству оценила актерское дарование банной подруги. Проглотив обиду как горькую пилюлю для смирения, оглянулась назад. Отступать было некуда. За ее спиной стояли Цезарь — «хороший человек» и божий одуванчик Зинаида Павловна — мама Леночки.

— Здравствуйте. А вы кто? — в сотый раз спросила ее Зинаида Павловна.

— Я — Юля. А вы?

— Зиночка.

— Ну вот и познакомились.

Начались рабочие будни. Ежедневно Юля купала Зиночку, кормила ее, обстирывала, делала влажную уборку в квартире, гуляла с ней в парке, следила за приемом лекарств, сопровождала в отделение дневного пребывания граждан пожилого возраста и инвалидов при Республиканском Тентюковском доме-интернате для престарелых инвалидов — делала все возможное, чтобы поддерживать физическую, интеллектуальную форму своей подопечной и хорошее настроение. Кроме того, гуляла два раза в день с собакой, что не входило в прямые обязанности сиделки.

Она планировала стойко выдержать все испытания и досидеть со своей подопечной до победного конца, но, как гласит популярное выражение, «если хочешь насмешить Бога, расскажи Ему о своих планах». Адская жара на улице и невыносимая духота в квартире на солнечной стороне улицы подогрели атмосферу в доме до предела, а включенное отопление в ванной стало последней каплей, переполнившей чашу терпения Зиночки.

Одуревшая от жары, она вела себя как сонная муха, с той лишь разницей, что днем летала и питалась, а ночью, в отличие от мухи, делала вид, что спала, и не на потолке, где теплый воздух, а на полу — там прохладнее. Поднять ее с пола и погрузить на кровать оказалось делом неподъемным. Пару раз Юлечке пришлось для этого потревожить соседей по лестничной площадке. Проснувшись от толчков и возни вокруг нее, Зиночка начинала бродить по квартире и не могла ничего сделать, словно пыталась выбраться из ловушки. И так продолжалось до утра.

Однажды Юлечка проснулась среди ночи от резкого запаха в квартире. Зайдя в комнату своей подопечной, увидела живописную картину: Зиночка сидела на диване в чем мать родила. Престарелый Цезарь, укутанный одеялом, как малое дитя, терпеливо ждал освобождения от пут, на подоконнике лежал ночной горшок, а все его содержимое находилось на полу. «Т-с-с! — приложив палец к губам, прошептала Зиночка. — Дети спят…»

В одну из таких бессонных ночей Юля читала в интернете статьи о деменции: в переводе с латинского — безумии. (В качестве альтернативного термина начального слабоумия упоминается шизофрения.) Врачи и ученые все как один говорили о «тихой эпидемии» деменции. Ее причины отчасти были понятны: рождаемость падает, а количество пожилых людей растет, но если копнуть глубже, то выяснялось: деменция может возникнуть в любом возрасте и по какой угодно причине и поражает она не только память и интеллект, но и эмоциональную сферу, и общее восприятие жизни, приводя, в конечном счете, к полному распаду личности. Пораженные страшным недугом способны были переродиться в сущих демонов ночи и ведьм, превратив жизнь своих родных в ад, а то и свести их с ума.

Ухаживая за своей подопечной, Юля убеждалась в этом не раз. От Зиночки не было покоя ни днем, ни ночью. Больная могла закрыть Юлю в ванной, сотовый телефон принять за муху и прихлопнуть чем-то тяжелым — утюгом, например, а ключи от дверей выкинуть в унитаз. Все ценные вещи от нее приходилось прятать и самой быть начеку. Фобии, тактильные, зрительные галлюцинации, бред, паранойя, светобоязнь по мере развития болезни становились роковыми спутниками бедной женщины. То ей мерещилось, что давно выросшие дети могут выпасть из окна, поэтому она при любой возможности и при любой погоде наглухо закрывала окна, устраивала на подоконнике баррикады из одеяла, подушек и ночного горшка. То в жару какие-то люди бесцеремонно «врывались» в ее квартиру и срывали с нее всю одежду.

Еще она видела давно умерших родителей и разговаривала с ними. Они были родом из Ильинки — глухой деревеньки на Украине. Тема Ильинки — заезженная пластинка, которую Зиночка включала каждый день.

— Олег, это ты?

— Я не Олег, а Юля.

— Юля, ты из какой деревни?

— Я из Ильинки.

— Из Ильинки! И я из Ильинки! Поедем в Ильинку. Нас с тобой на работу возьмут. Женихи тебя заклюют, женишься сразу, во как заживем! У нас в Ильинке свой дом — крыльцо там, крыльцо тут, речка течет. Мама шанег напечет! Она ждет меня — все глаза проглядела, почему это дочка не идет, дочка в лесу заблудилась, дорогу домой не найдет. Мать жива, отец жив, золотые руки у отца, он хороший, а с годами стал еще лучше. Никому ничего не скажем, поедем в Ильинку, к больным матерям…

А через пару минут в слезы: «Никому я не нужна… Повеситься легче…» Веревку и мыло от Зиночки тоже приходилось прятать в укромном месте. Мало ли что взбредет в голову больной женщине. Мысли, как одичавшие лошади, влетали в ее голову и тут же вылетали, разбредаясь по бескрайним степям вселенной.

Вычурность в поведении подопечной очень скоро перестала Юлю шокировать. Она вошла в роль и в этих домашних спектаклях научилась умело подыгрывать своей партнерше. Перед очередным «выходом» на сцену Зиночка любила наводить красоту: подрисовывала брови, накладывала румяна, мазала губы помадой. Женщина в любом возрасте остается женщиной…

— Я в детстве была настоящей куколкой. Подросла, от женихов отбою не было. Волосы длинные, фигурка — все при мне… Одевалась хорошо, пела… Голос у меня звонкий… А танцевала как… Сколько каблуков отбила — не счесть… Соседи говорили: «Быть тебе великой артисткой!»

— А кем ты работала, Зиночка?

— Продавщицей в магазине. Честно работала. Никого и никогда не обманывала. На работе меня ценили.

— А почему в артистки не пошла?

— А зачем?..

Осколки прошлого не отпускали Зиночку. Все остальное она забывала тут же. Память у нее была короткая, как у рыбки, все события запоминала на пару секунд, не больше. В этом она напоминала соседку Юли по подъезду. Та тоже страдала забывчивостью. Каждый день одинокая женщина выходила гулять с Милой — трехцветной кошкой, приносящей, по народному поверью, счастье в дом, и каждый день теряла ее, а еще не могла вспомнить, на каком этаже она живет. Соседи знали ее причуды и при первой возможности провожали до квартиры, искали всем домом Милочку: «Кыс-кыс-кыс… Кыс-кыс-кыс…»

Вторая соседка, царствие небесное, на старости лет и вовсе оскудела разумом, «древенщис», как говорят в коми деревнях. Ее помешательство носило краткий и очень бурный характер. Бывшая блокадница, легонькая, как перышко, она до последнего ходила с рюкзачком за спиной в магазин за хлебом, а потом — хрясь! и выломала металлическую дверь в квартире, когда родственники стали запирать ее. Больная женщина повадилась убегать из дома в неизвестном направлении — ищи потом ветра в поле… После того случая родные, не долго думая, сдали бабулю в психиатрическую клинику, где та и скончалась в скором времени. В «доме хи-хи» жизнь не сахар, не стерпела душа — на простор пошла…

Под утро Юля выключила компьютер, упала на подушку и забылась тяжелым сном… Ей приснилось, что в комнату входит Зиночка. В руках она держит огромные вставные челюсти и жалобно спрашивает: «Куда мне их положить?» — «В рот, Зиночка! В рот!» — кричит Юля в ужасе и просыпается… Ее сотовый телефон разрывался от напряжения. Звонила Леночка. Интересовалась, как они там?.. Юля просила ее перед отъездом не звонить и не заваливать смсками, словно чувствовала, что добром это не кончится. «Все нормально. Отдыхай, Леночка. Забудь о нас на месяц и набирайся сил. Тебе они понадобятся, — хотела сказать она, но вместо этого рявкнула: — Ты что, не знаешь, в каком состоянии твоя мама? Зачем задавать глупые вопросы?!» Нашла на Юлечку после ночных бдений разинская стихия. В этот момент, как точно подметил кто-то из великих артистов, дурное и хорошее сгущается в человеке до густоты необычайной и чудные он творит дела… Слово за слово, сцепились «банные» подруги, как два бродячих пса, и стали грызть друг друга… Цезарь смотрел на Юлю и горько плакал, уши старого пса при этом мелко тряслись, и дрожь пробегала по всему телу… Случилась эта безобразная сцена накануне праздника Преображения.

Наутро, погуляв с Цезарем, Юля побежала в храм исповедоваться, снять свинцовую тяжесть с души.

Когда вернулась, Зиночка после шальной ночи все еще дремала, свернувшись калачиком, на диване.

— Вставай, Зиночка. Пора завтракать.

— Устала.

— Что случилось, Зиночка?

— Всю ночь телят пасла.

Фантазии и реальность путались в ее голове, создавая фантастическую картину жизни.

— Под утро сон видела.

— Какой? Расскажи.

— Мне снились студенты из стройотряда. Они звали меня строить дом из ели…

— Ты не поехала с ними?

— Нет, я всю жизнь продавщицей работала, дома строить не приходилось.

Позавтракав, Зиночка «навела марафет» и, вся расфуфыренная, пошла совершать променад в парке под сенью берез. Во время самоизоляции в 2020 году, когда людям запрещали покидать дома без острой необходимости, деменция у Зиночки стала стремительно прогрессировать, и Зиночка забыла, как надо ходить. С тех пор в квартире она передвигалась с помощью ходунков, на улице — в инвалидной коляске.

Во время прогулки она становилась умиротворенной. Радовалась теплу, умилялась при виде собачек различных пород, которых выгуливали их хозяева. «Медвежонок, — верещала Зиночка, увидев чау-чау. — Люблю собачек. У моей сестры была собачка, Муркой звали. Всегда целовала ее в нос…» При слове Мурка, как солнечные блики на поверхности воды, вспыхнули в голове Зиночки некие исторические реалии, увиденные в кино, и она запела: «Здравствуй, моя Мурка, здравствуй, дорогая. Здравствуй, моя Мурка, и прощай. Ты зашухерила всю нашу малину, и за это пулю получай. Эх, Мурка, ты мой котеночек…»

Неофициальный гимн уголовного мира сменила песня про березы. Шум листвы навевал на Зиночку какие-то светлые воспоминания из прошлого. «Я трогаю русые косы… Ловлю твой задумчивый взгляд. Над нами весь вечер березы о чем-то чуть слышно шумят. Березы, березы, родные березы не спят. Быть может, они напевают знакомую песню весны… Дальше не помню… Забыла…» Голос у Зиночки был хороший. Зеваки в парке смотрели на нее и кричали: «Браво!» Это был звездный час Зиночки…

Сладостные воспоминания прервал телефонный звонок. Это Леночка с завидным постоянством, как дятел дерево, долбила сообщениями и звонками. Она умудрялась это делать в самые неподходящие моменты: в ванной, когда Юля купала Зиночку, в машине по дороге из дневного стационара домой, и вот сейчас — в столь редкие минуты тишины и покоя… Леночка начинала доставлять Юле больше хлопот, чем ее мама, и с этим надо было что-то делать.

При всех ее недостатках (а у кого их нет) Леночка была в общем-то неплохим человеком, заботилась по-своему о матери. Когда та заболела, тотчас отправилась к ней в Ухту оформлять опеку. Первыми странности в поведении заметили сотрудники почтового отделения, куда Зиночка стала наведываться едва ли не каждый день и требовать пенсию. Дочка заподозрила неладное чуть позже, когда мать стала постоянно жаловаться на то, что голодает. «Как?!» — удивлялась Леночка. У мамы была хорошая пенсия. Кроме того, каждый месяц дочка отправляла ей тяжелые сумки с продуктами. Выяснилось, что всю «отравленную» еду Зиночка выкидывала в окно, как и многое из обуви и одежды. Хорошо, что дворник забил тревогу…

Леночка привезла мать в Сыктывкар — вместе с собакой в нагрузку. Зиночка подобрала умирающую дворняжку на помойке, выходила, назвала в честь великого понтифика Цезарем, хотя ей подошла бы более традиционная кличка: Шарик или Полкан, например. Беспородная собачонка с грустными глазами явно тяготилась своей кличкой, с возрастом эта нелюбовь к древнеримскому полководцу у нее лишь усилилась. Она перестала отзываться на «Цезарь, дай лапу!» и притворялась глухой.

Леночка работала, хотя была на пенсии, и не могла сидеть с матерью целыми днями, да и вряд ли она выдержала бы это испытание. Они с мужем были бездетны, всю жизнь, по большому счету, жили для себя, работали, чтобы вкусно есть, сладко спать и ездить на курорты. И когда судьба подкинула Леночке сюрприз в виде безумной матери и предложила следовать девизу «женщина спасается детьми, даже если это малое дитя — ее собственная мать», она впала в легкий ступор.

Очень скоро Леночка «возлюбила» свою маму как собака палку, тем более что сложными отношения с матерью у нее были с детства. Зиночка в молодости была настоящим комиссаром в юбке, вкалывала на работе от зари до зари, в воспитании детей обходилась без телячьих нежностей и предпочитала давить на них своим авторитетом. Тихая ненависть к матери не мешала Леночке делать все возможное, чтобы обеспечить ей достойную старость. Чувство долга обязывало: мать все-таки, вырастила троих детей, ночей не спала, всем дала образование. Да и что люди скажут, если от родной матери отречься…

Леночка с мужем купили ей квартиру в центре города, устроили больную женщину, сдвинув с места бездушную бюрократическую машину государства, в «детский садик» — так называют в народе дневной стационар при Тентюковском доме-интернате для престарелых инвалидов, а еще содержали небольшую армию сиделок на все случаи жизни.

Там была простая коми женщина из глубинки, бывшие коллеги по работе и даже профессиональная сиделка с опытом работы в Италии. Она трудилась строго по тарифу, и за 150 рублей в час приходила к Зиночке и смотрела с ней телевизор. К концу смены сиделка просто выбивалась из сил, и Юлечка ей охотно верила. На языке психологов это называется эмоциональным выгоранием. Самой Юле в этой армии сиделок была, по всей видимости, отведена роль наивной дурочки из совхоза «Штурм Перекопа», которую легко облапошить.

После очередной тяжелой смены Юля позвонила Леночке сама и попросила выдать зарплату за две отработанные недели по полному тарифу, без обмана, как и договаривались. Та не сразу, но согласилась и изменить свое решение уже не рискнула. Голосовая информация и текстовые сообщения имеют юридическую силу и по закону хранятся операторами сотовой связи в течение шести месяцев.

Разошлись подруги почти мирно, а на боевом посту Юлечку сменила женщина, удивительно похожая на «домоправительницу» Фрекен Бок. Юлечка была уверена, что новой сиделке предстоят незабываемые приключения с Зиночкой, по яркости не уступающие происшествиям, которые пережила Фрекен Бок вместе с Малышом и Карлсоном.

Когда Юлечка уходила, Зиночка горько плакала.

— Всю жизнь буду тебя кормить, только забери меня в Ильинку… Что я здесь ищу?.. Я тебе заплачу, слышишь? В Ильинку хочу. Все бы отдала, чтобы попасть в Ильинку…

— Недолго ждать тебе осталось, Зиночка. Скоро поедешь в свою Ильинку, увидишь мать, отца, дом — крыльцо там, крыльцо тут, речку…

— Сколько ждать?

— Не знаю, Зиночка, но скоро… «Век человеческий краток и полон скорбей». Люди живут в среднем 70 лет, при особой крепости — 80. А чрезмерная старость мало радости приносит, Зиночка, ты же знаешь об этом, как никто другой. Тебе давно за 80 перевалило. Вот и считай, жди…

— Твои слова да Богу в уши…

Вернувшись домой, Юлечка включила радио, послушала, чем живет мир. Оказывается, житель Коми укусил за ухо свою бывшую жену, а Польша страдает из-за сумасшедших у власти. После новостей ведущий аналитической программы призывал спасти мир от безумия. Юлечка, честно говоря, не знала, как это сделать. Лучше других это получалось у супергероев в кино, но она при всем желании не могла перевоплотиться в человека-паука, например, даже если бы ее укусил ядовитый паук. Потом, вместе с гостями в студии, ведущий долго беседовал о странах золотого миллиарда, колониальной политике англосаксов, гибридных войнах и новом миропорядке, о евразийском пути развития и многополярном мире, о людях, ставших продуктом социальной инженерии, второй нефтью, и об элитах, которые владеют теперь не производством, а людьми, их мыслями, желаниями и энергией, а еще речь шла о губительных последствиях пандемии, когда всеобщее помешательство достигло, пожалуй, своего пика.

«Это точно, — подумала Юлечка. — Есть что вспомнить…» Над парадоксами самоизоляции, всеобщей вакцинации и масочного режима многие тогда ломали головы. «Массовые мероприятия отменены, но футбол можно. Необязательная вакцинация, но обязательная, хотя и добровольная, но отказаться нельзя, точнее, можно, но могут отстранить от работы или уволить, хотя это незаконно, но отстранять разрешили, а потом запретили, но не мы, а они, а главный не в курсе. Маски будут не нужны, потом нужны, но лучше не снимать, поэтому ужесточим контроль, но на самом деле не ужесточим, поэтому носите на подбородке, как носили. Вакцинируйтесь и не будете болеть, хотя потом будете болеть, но не очень тяжело, хотя штамм-то уже другой, так что как повезет… Как так?!» — вопрошал известный комик в своем Instagram-аккаунте.

В ковидные дни Юлечка вставала, помнится, в три часа утра и шла гулять в лес. Многие так делали. Днем в лесу всех любителей «а воздухом подышать?» отлавливали полицейские с собаками. В лесу Юлечка увидела однажды человека на лыжах, интеллигентного на вид, в массивных очках. Не обращая на нее внимания, он громко беседовал с самим собой, стращал кого-то, нагонял страху и грозно размахивал лыжной палкой, пытаясь, казалось, проткнуть само небо…

А соседка Юли из дома напротив за дни самоизоляции так одичала, что весь год потом, включая зимние месяцы, ездила с огромным чемоданом в какую-то глухую деревню собирать грибы…

В храме был дикий случай: зашел туда хорошо одетый мужчина средних лет, поставил свечу за здравие, покрестился, затем вытащил смартфон и стал снимать службу. Лицо его при этом перекосило от злости. Громко крикнув на весь храм: «это не батюшка, а черт!», ушел, насвистывая вальс «На прекрасном голубом Дунае»: «Тарам-парам-тарам-пам-пам…»

После службы Юля возвращалась домой через парк, где вновь стала свидетелем странного поведения людей, словно объевшихся белены. Дворники в парке убирали снег и вяло переругивались между собой.

— Слышь, начальник-то грит: «Иди, грит, работай, дятел!» А чего сразу «работай», вирус же! Тоже мне, мудила из Нижнего Тагила…

Но и это еще не все. В магазине в тот день Юлю обслуживала кассир… с двумя масками на лице! Причем не марлевыми, которые воздух пропускают, а синтетическими. Не удержавшись, Юлечка спросила: «Как вы там? Живы?» Та просипела: «Да привыкла уже… Одна маска не помогает…» От чего не помогает? Если от вирусов, так вирусы — это же, если память Юлечке не изменяла, молекулы, для них отверстия в маске все равно что распахнутые форточки — влетай не хочу.

Сейчас, на расстоянии, все происходящее в те безумные годы, напоминало театр абсурда, канатчикову дачу, выйти из которой оказалось труднее, чем попасть в нее.

Порывшись в рюкзачке, Юля достала варежку для вычесывания шерсти у собак — подарок Леночки, и пошла в баню восстанавливать силы. Если так нужно спасать этот мир от безумия, то начинать надо с себя…

Вместо эпилога

Из переписки главного редактора православной газеты и автора рассказа.

Главный редактор — автору.

Здравствуй. Текст, как обычно для тебя, написан живо, эмоционально, есть образы — автора, больной женщины. Немного избыточен по объему, но в целом проблемы тут нет. Однако не совсем понятен жанр. Если это очерк от первого лица о проблемах сиделок, то нет вводки и пояснения, к чему же ты в итоге пришла. Если это рассказ (я думаю скорее так), то нет сюжета. Ну, то есть получается описание тяжелой работы сиделки, старческой болезни, это знакомо многим, а потому должен быть какой-то поворот в тексте, который позволит читателю сказать себе: «Ах, вот оно что! Я и не мог догадаться…» Линия больной женщины, как и автора, неожиданно обрываются, и фраза о том, что надо спасать мир в себе — не клеится к тексту, не поясняет смысл написанного. Не совсем понятно, зачем такой большой «хвост» о периоде коронавируса — да, это время безумия, но к этому сюжету не клеится, смотрится инородно.

Главное вот что: нет любви в тексте — ни к больной женщине, ни к подруге Лене, ни к самой себе, к лучшему в себе. Ощущение, что автор сумбурно освобождает душу от накипевшего, сводит счеты с убитым месяцем жизни, и мало задумывается о духовной пользе читателя. Что должен вынести из текста читатель? Кому должен сочувствовать? Автору? Но автор слишком жесток по отношению к старушке. Не хочет видеть, что стоит за ее стремлением в деревню, а ведь какие-то истории из прошлой жизни больной могли бы ее душу раскрыть для читателя. Вместо этого чувствуется большое раздражение автора ею, смешанное с иронией, обида на Лену, презрение к песику — мир вокруг плох, но нет и ощущения, что хорош на этом фоне автор-сиделка: что он страдалец — нет, ведь не бесплатно работает человек; не знал, на что шел? — но это не так, ведь цитирует о деменции даже из словаря. В общем, текст сыроват, как говорят, надо его выстраивать и наполнять смыслами, каким-то позитивом. Я его не отвергаю, но попробуй доработать, может, получится.

Автор — главному редактору.

Спасибо за отзыв. Подумаю.

Жаль только, что ты не понял: это рассказ не о тяжелой работе сиделки и не о старухе, выжившей из памяти, а о Родине, больной деменцией или чем-то еще… Может быть, коронавирусом, последствия которого долго еще будут аукаться в нашем сознании…

Надеюсь, тема рассказа станет прозрачней, если взять в качестве эпиграфа высказывание русского философа и публициста П.Я. Чаадаева: «Я предпочитаю бичевать свою родину, предпочитаю огорчать ее, предпочитаю унижать ее, — только бы ее не обманывать». За свои «Философские письма», если помнишь из истории, Чаадаев был объявлен сумасшедшим. Недовольство властей вызвало горькое негодование Чаадаева по поводу духовного застоя, в котором пребывала Россия, постоянно мечась между Западом и Востоком.

Далее, ты пишешь о том, что в рассказе не хватает поворотного пункта, после которого должно все поменяться. Но люди сейчас, как мне это видится, в массе своей живут в состоянии неопределенности и после очередного поворота, когда читатель, казалось бы, должен радостно воскликнуть: «Ах, так вот оно что!», в их жизни, как и в жизни целой страны ничего не происходит, потому что впереди — туман. Все чаще они ставят перед собой краткосрочные цели и не видят себя в перспективе вечности. «Дотянуть до следующей зарплаты или до пенсии» — едва ли не главный мотив их воздыханий. В этой ситуации сохранить душевное равновесие, а значит, и гармонию с миром, «спасти себя» становится делом жизни. Возможно, читатель именно это должен вынести из рассказа.

На твой взгляд, у автора нет любви к главным героям и к себе в том числе… Это не совсем так. Леночка, например, во многом вызывает у меня искренние симпатии. Ее больная мать часто повторяла мне в бреду, что дочь ее ненавидит, но дай-то Бог, чтобы все дети так «ненавидели» своих матерей, как Леночка. Да, она время от времени срывается и переходит на крик в общении с мамой — люди с деменцией способны свести с ума своих родных. Но, вопреки всему, не бросить больную на произвол судьбы, обеспечить ее жильем, лекарствами, кормить, поить, ухаживать, как за малым ребенком — на такое способны далеко не все. Вот уж действительно, у каждого своя война… Зиночка, кстати, родом из Киева — «матери городов русских». На Украине прошли ее детство и юность. И пока мы с тобой рассуждаем о высоких чувствах и идеальном мире, там гибнут люди и льется кровь. И это тоже — токи любви, образующие русский крест… Любовь, как в той притче, может не только возродить пустыню, но и погубить все живое на многие мили вокруг жестоким потопом…

У меня раньше срока ушла из жизни мама: не выдержало сердце. Может, поэтому к Зиночке никогда не испытывала раздражения, как это тебе показалось. А рассказать о ней что-то больше того, что знаю, не в моих силах. Зиночка не помнит ничего, а все провалы в своей биографии заполняет фантазиями.

И к Цезарю у меня не было презрения. Ты ошибся. Такое бывает. Животные — моя слабость. Я их с детства люблю. Кошек, собак и даже мишку — хозяина тайги. Мы с косолапым на одной поляне даже «собирали вместе малину» в лесу. Правда, когда поняла, кто за кустами пыхтит, деру дала…

И Родину свою я тоже люблю. Как любят старую и больную мать.

Подумав, решила свой рассказ не дорабатывать, ограничиться письмом к тебе. А печатать его в твоей газете желание пропало. Попробую найти другие варианты. Жаль, но я «не из твоего прихода»… Мне показалось, что ты, как маленький мальчик, который боится темноты, не хочешь заглядывать за ширму. Более того, не пытаешься узнать, а что там свалено? Это, кстати, по мнению психологов, одна из причин всех несчастливых браков. На их взгляд, идеальная пара — модель совершенного мира, не только та, в которой муж и жена живут душа в душу, но и та, где грызутся, как кошка с собакой. Таким образом они, преодолевая временные разочарования, притираются друг к другу, учатся быть терпимее, растут и развиваются как личности, не выпадая из жизненного потока. А спрятавшись в домике или рукотворном раю, сотканном из медовых слов, от трудностей не уйти. Они будут расти, как снежный ком, пока не раздавят. Желаю тебе избежать этого.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

ЮMoney: 410013762179717

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: