Ахилла

Он открыл тяжелые веки. Холодно. Темно.

Поднял тяжелую руку, сдернул ослепляющую ткань с лица.

Вокруг тоже было темно, но уже не так. Морозный воздух, луна, подсветка огромного храма.

Никого вокруг. Только несколько фигур стоят в ряд, молчаливо и неодобрительно глядя в никуда.

Он спустил ногу с постамента и шагнул в снег.

Еще никогда он не ходил пешком по пустынной ночной Москве. Да и вообще никогда не ходил. Поэтому пару раз его тяжелые ноги разъехались на обледеневшей собянинской плитке, и он чуть не рухнул на тротуар, но удержался, опершись на посох. «Чтоб тебя!..»

До его цели идти не близко, но для него не было времени, была только цель.

***

Он проснулся в липком поту. Темно. Почему-то холодно, хотя он любил спать в жарко натопленной спальне, укрываясь лишь простыней. Потому и темно, понял он, и сорвал простыню с лица.

В комнате тоже было темно. Грохотало сердце, скованное непонятным страхом. Инфаркт сейчас стукнет?..

Но мерные удары продолжали бить, приближались — шаги! Шаги за дверью: тяжелые, уверенные, смертельные… Он потянулся было к звонку вызова келейника, но звонок не отозвался, сколько бы он ни нажимал.

Тогда он все понял: это конец. «Наверняка Тихон подослал убийц! Недаром была вся эта возня: „будущий патриарх Тихон Второй!” Вот тебе и лубянский батюшка! Господи, Господи! Избави! Пришли ФСО! Хотя если это Тихон — то и ФСО не приедет… Матерь Божья! Заступи! Все святители, угодники, новомученики — спасите!» Он хотел было выскочить из кровати и забиться в шкафу, но все тело заледенело и не двигалось. Паралич? От страха или уже вчера чем-то опоили?..

Ручка двери спальни медленно повернулась. Дверь открылась.

Он хотел закричать, выплеснуть свой страх, когда увидел вошедшего, но только хрипы вырывались из онемевшего горла…

***

Они смотрели друг на друга: один — с широко раскрытыми от ужаса глазами и отпавшей челюстью, другой — слегка наклонившись и опершись на посох, — смотрел холодно и внимательно. Наконец пришедший промолвил:

— Ты больше не нужен.

Он вытянул руку и слегка толкнул указательным пальцем в лоб того, кто полулежал в постели. Тот, второй, почувствовал неимоверный холод прикосновения, хотел было закричать, но крик умер в его мозгу. И сам он как бы умер — окостенел, оледенел, стал бронзовым…

***

Во все епархии пришел указ из патриархии:

«Перед каждым кафедральным собором благословляется поставить бронзовый Памятник Патриарху. Назначить дату празднования дня прославления Памятника — на первое февраля. Литургия в день Памятника начинается с каждения, пения величания и крестного хода вокруг Памятника.

Текст величания:

Величаем тя, Святый Святейший Памятниче Святейшему,/ И чтим бронзу, вес и величину твою,/ Ты бо с Церкви мзду собираеши,// И укрепляеши величие свое.

К Дню Памятника Патриарху каждая епархия обязуется прислать в патриархию тонну бронзы на нужды Церкви».

***

На службе в Храме Христа Спасителя епископы озабоченно перешептывались между собой, опасливо посматривая в сторону Патриарха, возвышавшегося посреди храма. Тот неподвижно и мрачно стоял на кафедре, которую с недавних пор сделали на три метра выше уровня пола, отлив ее в чугуне, — знаменитое каслинское литье, с Урала. «Что-то Святейший последнее время как-то… забронзовел?.. Как думаешь, владыко?» — «А по-моему, все к этому и шло. Ты, кстати, Памятник-то уже поставил?» — «Дак уже и освятил, все дела. Пятиметровый». — «Ишь! А у меня отливают только четырехметровый, эх…» — «Ну, я все-таки митрополит, а у тебя епархия маленькая. Ничего, не рассердится, мню. Главное, бронзу в Москву не забудь прислать». — «Да как тут забудешь… Что я, враг себе?..»

Вмешался третий, недавно рукоположенный: «Владыки, но ведь как величественно смотрится! Какая мощь, какая сила! Это ведь так… исторично! Ведь так и должно быть: раз Патриарх — значит, в бронзе! Значит, достоин! Ведь сияет — солнце веры нашей, а?!» — «Сияет, гм, да, тут уж не попрешь — сияет…»

***

Патриарх в ужасе вновь открыл глаза. Попробовал пошевелить безнадежные парализованные руки — удалось! Онемение медленно спадало. Он нажал кнопку звонка. Через минуту в комнату влетел заспанный келейник.

— Машину! Живо! — прохрипел Патриарх. — Со мной поедешь! Дай подрясник, и помоги мне встать…

***

Около Храма Христа Спасителя было тихо и темно. Немудрено: четыре часа еще только, для зимы — глубокая ночь.

Патриарх вылез из машины и, опираясь на посох, заковылял к южной стороне собора — ноги еще не совсем отпустило, он с трудом двигал онемевшими ступнями.

Ну, вот и Он. Накрыт белой тканью. Завтра его («меня!») собираются торжественно открывать.

Патриарх со страхом приподнял ткань и заглянул внутрь.

Мертвые глаза Памятника смотрели в никуда. Ледяные бронзовые пальцы сжимали посох.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340

С помощью PayPal

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: