Ахилла

Из манчжурских воспоминаний.

Впереди шел жаркий бой…

Искусно скрытые неприятельские орудия бросали такую массу снарядов, что кругом все ревело, трещало и рушилось. Черные столбы земли и пыли вздымали с оглушительным треском рвавшиеся гранаты. Затем над окопами стали рваться шрапнели, осыпал их град пуль.

Стрельба с каждой минутой разгоралась.

Но вот наступил момент — стрельба из орудий стала реже. Подготовка атаки, видимо, закончилась.

— Идут!.. Идут! — пронеслось эхом по окопам огромной деревни Дзя-лю-тун, которая оборонялась только шестью ротами Н-ского пехотного полка.

Столбы дыма и пыли рассеялись. По фронту двигались темные массы людей. Неприятель был как на ладони.

— Внимание!.. Не волноваться!..

— Спокойно!.. Слушать команду!..

— Не срывать залпов!.. — отдавали приказания ротные командиры, зорко следя за приближающимся врагом. Японцы шли в атаку, осыпая деревню градом пуль.

— Пугает! — говорили солдаты. — Страху нагнать хочет. Ишь, палит как!..

Слева, с нашей стороны, грохнул залп, за ним другой, третий… и вся линия обороны загремела частыми перекатными залпами. Неприятель сильно разомкнулся и кольцом охватил деревню. Позади двигался несколькими узкими колоннами резерв. И с той, и с другой стороны, казалось, несся свинцовый поток. Японцы подошли уже на близкое расстояние, но сильный огонь из наших окопов остановил их на мгновенье, заставил дрогнуть и отступить.

Огонь из окопов не прекращался, и с прежнею силою свинцовый град бил отступающего врага. Японцы не выдержали и врассыпную бросились в бегство. Стрелять залпами больше нельзя. Японцы бегут поодиночке, на большом расстоянии друг от друга. Началась одиночная стрельба.

Сосредоточенные лица солдат оживились. Послышались шутки, смех.

— Здорово удирают!.. Так, так, наддай!.. Их, лих на ноги! — следя за бегущим противником, говорили и смеялись солдаты.

— Гляди, гляди, братцы, они в овраге сидят… По одному оттуда выскакивают!.. Эх, зайти бы да во фланг им ударить!..

Японцы, отступив от деревни, засели в овраге и теперь поодиночке перебегали к роще, от нее — к китайским могилам, от могил ползли до несжатой полосы гаоляна и затем скрывались в нем. На местах их перебежек солдаты сосредоточили свой огонь и одиночными выстрелами преследовали отступающих.

— Макаренко, ты, брат, не зевай! — кричал запасный «дядя» молодому солдату.

— Как побежит, мы его накрест примем!.. Бежит, бежит!..

Нет, не уйдешь, брат!.. Пуля догонит, — прицеливаясь, говорил «дядя» и вдогонку посылал японцу пулю. — Так!.. Виноватого пуля найдет! — приговаривал он, если японец падал, неестественно взмахивая руками.

Долго и терпеливо перебегали японцы, неся большие потери от меткого огня из окопов. Наконец, движение их прекратилось. Видимо, все перебежали из оврага в роще и скрылись в гаоляне.

— Не солоно хлебавши! — шутили солдаты. — Насыпали перцу!.. — А и здорово наклали!.. Я как одному завинтил, так он у меня разов пять ткнулся головой об землю!..

— Да, поди знай ты!.. Ишь, стрелок!.. Не часы ли тебе в приз за то?.. Ухарь!..

— Ты, что ли, запасная борода, стрелок?!. — огрызнулся «ухарь».

— Ну, вы там!.. И всегда это в четвертом взводе либо спор заведут, либо ругань! Вот которые языком зря шебаршат, марш к заграждениям, надо колья у сетей исправить! — приказал подошедший фельдфебель.

— Ну, ребята, подбирай гильзы и шагай сетку править. Ночью полезут, так пусть позанозятся! — весело сказал взводный.

Взводные разделили людей: часть назначили исправлять заграждения, а часть должна была подправить сильно осыпавшиеся бруствера.

Наскоро исправив разрушенное, люди облегченно вздохнули и разошлись по своим землянкам. В окопах остались одни наблюдатели, которые с завистью посматривали на своих товарищей, идущих на отдых. Но не долга была их зависть, не долог был отдых уставших людей. Не успели они хорошенько опомниться, как со стороны противника опять посыпались снаряды: японская артиллерия вновь стала громить деревню…

Люди повскакивали из землянок. Японцы, казалось, решили уничтожить деревню дотла и все сильней и сильней гремели своими осадными орудиями. Это шла усиленная подготовка к новой атаке, после чего ожидался сильный натиск врага. Лишь только артиллерийский огонь прекратился, в воздухе засвистели пули, и среди этого смертоносного жужжания отчетливо слышалась трескотня пулеметов.

Под прикрытием этого убийственного огня на штурм вновь шли многочисленные враги, решившие своею массою задавить защитников деревни и по трупам влезть в окопы. Однако упорные защитники, подбодренные успехом прежде отбитых атак, не падали духом и стойко выдерживали натиск японцев, устилая подступы к окопам грудами вражеских тел. Несмотря на переутомление, наши солдаты работали с удвоенной силой, и сильно напиравший противник, куда он ни устремлялся, был отбиваем, неся огромные потери.

— Резерв!.. Резерв спускается с сопок! — закричали наблюдатели. — К японцам идет подкрепление!

— Держись, братцы, стойко!.. Помни присягу и долг!.. Помни приказ Главнокомандующего: «В окопах умереть и тем победить»! — проходя по окопам, говорил батальонный командир. — Сдержим их, не в первый раз!.. Сигнальщикам передать в Сахе-Тун: «Просим помощи!» — приказал он.

Быстро замелькали сигнальные флажки, и приказание батальонного было передано в Сахе-Тун. Там давно уже ожидали сигнала, и назначенные в подкрепление роты двинулись вперед на помощь своим.

От Сахе-Туня до Дзя-лю-туня было не очень далеко, но пространство, которое ротам надлежало пройти, было совершенно открыто, и японцы, занимавшие командные сопки, видели все, что делалось здесь.

Помощь дзя-лю-тунским ротам подоспела как раз вовремя. Там шла четвертая атака.

Озлобленные своими первыми неудачными атаками, японцы яростно бросились на окопы и лезли, невзирая на огромные потери. В некоторых местах они уже почти овладели бруствером, хватались руками за штыки, торчащие через бойницы, и, цепляясь, старались заскочить в окоп, но защитники стойко и твердо отбивали настойчивого врага. Прибывший резерв прибавил силы и воодушевил усталых.

Японцы не отошли, а беспорядочно бежали…

До сих пор рвавшиеся над окопами и деревней огненные клубки шрапнели вдруг стали рваться далеко перед окопами.

— Дурное предзнаменование! — говорили офицеры. — Дзя-лю-тунь хотят взять во что бы то ни стало!

Всем стали понятны разрывы шрапнелей впереди окопов. Не было сомнения, что это японская артиллерия подхлестывает бегущую в панике свою же пехоту, которая теперь была между двух огней: из окопов ее провожали ружейным огнем, а свои гнали вперед артиллерией.

Уже наступила ночь, а назойливый враг, видимо «подбодренный» своей артиллерией, с какой-то особенной яростью снова и снова бросался вперед, падая под пулями и умирая с криками бессильной злобы.

Последнюю их атаку застал рассвет. Выкатившееся из-за горы солнышко осветило бранное поле, по которому врассыпную бежал неприятель, преследуемый огнем из окопов.

Впереди и дальше все поле было усеяно трупами. Волчьи ямы полны были ранеными, убитыми и спрятавшимися японцами. Слышались стоны и крики. Пользуясь прокатившейся стрельбой, японцы, засевшие в волчьих ямах, выскакивали и, бросая ружья, бежали в свою сторону.

Потери их были велики. Цепи, шедшие из резерва, попав под перекрестный огонь рот, длинной вереницей растянулись в несжатой полосе гаоляна и застыли навсегда недвижной цепью. Трупы лежали даже около самых окопов, местами кучей, местами поодиночке. На левом фланге деревни, около оборонительной стенки, образовалась целая куча трупов, которая высилась как-то неестественно. Это заметил офицер.

— Постников! — крикнул он фельдфебеля. — Добеги до окопа 16-й роты и попроси ротного командира обстрелять трупы убитых. Мне кажется, что среди них есть живые, спрятавшиеся…

— Точно так, ваше высокоблагородие, я тоже заметил в этих кучах движение да не смел доложить, боялся впросак попасть!.. — сказал Постников. — Прикажете идти? — спросил он.

— Да, да. Скажи, что я прошу сделать залп.

Постников ушел в 16-ю роту, и оттуда через две-три минуты, один за другим, раздались два ружейных залпа.

Предположения офицера и фельдфебеля оправдались.

Лишь только прогремели залпы, как из-под трупов убитых начали выскакивать японцы, которые, бросая оружие, бежали к своей позиции, но некоторые из них останавливались или прямо шли на окопы и добровольно сдавались в плен.

Около волчьих ям сгруппировалось несколько японцев, махавших ружьями, что, видимо, служило признаком желания сдаться. Увидев это, солдаты побежали к ним, но в нескольких шагах были встречены залпом, к счастью никого не задевшим. Это взбесило солдат, они кинулись на японцев и, отобрав у них ружья, притащили в деревню. А там стоял шум, точно в праздничный день. Большой двор ханшинного завода наполнился солдатами, которые с любопытством оглядывали пленных, недоверчиво посматривавших исподлобья.

Раненые японцы стонали и просили:

— Пити… пити…

Да и здоровые, добравшись до воды, жадно набрасывались на нее. Вскоре к пленным назначили конвой и отправили в штаб полка. Солдаты разошлись по своим местам. После целого ряда неудачных атак японцы точно присмирели.

В окопах наступила тишина, и только секреты да наблюдатели бодрствовали, ожидая своей очереди отдохнуть.

1912. Рассказ публиковался под псевдонимом «Сергей Северный».

Иллюстрация: Н. Самокиш. «На сопке после штурма»