Ахилла

Из цикла «Письма из Америки».

— Можете назвать меня пухленькой феей с крылышками, — сказал бородатый Брендон Харрис, аккуратно подцепляя на вилку кусок яичницы «Солнышко Сбоку», — или даже поганым мышиным королем. Но свистуном я никогда не был.

— Лгунишка, лгунишка, на лгуне горят штанишки, — Рэй благодушно подвинул к себе блюдо с блинчиками и вылил на них целую склянку кленового сиропа. — Роуз держала кофейню на углу Маркет-стрит и Хокинс.

— Дурни вы оба, — для убедительности я повысил голос. — Мне лучше знать! Я вчера у Роуз купил корабль!

Все посетители закусочной «Открой Глаза», как подсолнухи, повернули головы в мою сторону.

— За два доллара на гаражной распродаже, — тихо добавил я. — Вместе с лакированной подставкой. Роуз живет в Барбертоне.

— Роуз служила на фордовском заводе и жила в Кенморе! — не сдавался Брендон. Его шевелюра распушилась, щеки пылали. Когда он еще не был женат на гадюке Мэнди и снимал квартиру вместе с Флойдом, то Флойд жаловался, что после Брендона душ принимать совершенно невозможно: складывалось полное впечатление, что внутри кабины взорвалась лохматая говорящая игрушка Ферби.

— Они мне будут что-то лопотать о Роуз! Я с ней познакомился, когда вы вместо пуговиц булавки носили и мамочки вам носы вытирали! — Рей постучал пальцем по баночке «пепси», прежде чем ее откупорить. — В те времена я на роликовых коньках подгонял сэндвичи к автомобилям у ресторанчика «Диллис», и Роуз никогда не зажимала чаевые. Сосунки. Вам бы в считалочки играть. Ини-мини-мини-му. Все, я выиграл, — тут Рей мечтательно причмокнул. — А какие роскошные девочки в «Диллис» приезжали! Повесишь поднос на дверцу, заглянешь сверху в кабриолет — а там такие ножки…

Спор во время нашего традиционного воскресного завтрака разгорелся после моего рассказа о старушках на лавочке. Обычные бабушки, коих в России не счесть, сидели у подъезда день-деньской, чем невероятно раздражали нас — домовую подростковую шелупонь. Мы уж и грязью мазали проклятую скамейку, и ломали. Однажды даже украли и уволокли за три квартала. Без толку — наутро вся старушечья гвардия восседала на воскресшей из праха лавочке, сурово поджимая губы.

Особенно по-прокурорски глядела на мир баба Клава. Внимательно проводив осуждающим взглядом очередного прохожего, она произносила одну и ту же фразу: «У людей совсем совести нет». А дальше уже добавляла индивидуальные комментарии. Правда, когда я порезал ногу разбитым стеклом, Клава, не задумываясь, сдернула свой новый платок, туго меня перевязала и, пока «скорая» не приехала, гладила меня по голове, успокаивая и бормоча что-то про бессовестно запаздывающих врачей.

И вот однажды, спустя годы, в совершенно другом и далеком районе Петербурга я снова увидел бабу Клаву. На другой лавочке, с другими соратницами, но с тем же знакомым недовольным выражением лица. Пройдя мимо, я услышал брошенное в спину «у людей совсем совести нет». Она ничуть не изменилась, хотя это и казалось невозможным. Тогда я решил, что мне привиделось, что воображение сыграло со мной злую шутку.

В третий раз я столкнулся с неразменной бабой Клавой в Филадельфии. Она сидела, как всегда, в окружении престарелых подружек, но уже не снаружи, а внутри, в холле многоквартирного здания для пенсионеров. В городе этом я был проездом, попросили передать посылку. Я просто подошел к ней и сказал:

— Здравствуйте, баба Клава. Вы меня помните? Питер? Московский проспект?

Она повернулась ко мне румяным медальным профилем, и мне почудился усталый шепоток в стену:

— У людей совсем совести нет…

— Я тоже такую леди знаю! — сразу заявил Брендон. — Вообще не меняется. А чтобы не спалили, шифруется и переезжает с места на место. Миссиз Роуз Кенни.

— И я ее знаю, — Рей снял очки и стал похож на детского розового бегемота. — Роуз держала кофейню на углу Маркет-стрит и Хокинс.

Вот тут мы и сшиблись, как футболисты с футболистами. Каждый был знаком с Роуз, и у каждого она была немножко другой, и каждый из нас был ей за что-нибудь благодарен.

Рея она спасла от полиции. Был он молод и неистов и по дурости молодеческой прикрутил на крышу своего «плимута» посадочную фару от самолета. Испытывал ночью, на тихой полевой дороге между Могадором и Бримфилдом. Когда Рей щелкнул тумблером, самолетный луч пронзил пространство чуть не на милю и уперся прямехонько в полицейский автомобиль. Было хорошо видно, как ослепленный патрульный растерянно заметался внутри насквозь простреленного светом салона. Рей от испуга втопил педаль газа до упора и пустился наутек. Прозревший полицейский, озарив кукурузное поле бело-голубыми сполохами, рванул следом. Погоня продолжалась недолго. Рей догадался заскочить в чей-то открытый пустой гараж и затаиться, покуда мимо не промчался злобный огнедышащий крузер. Потом в гараже зажегся свет, и перед Реем предстала сухонькая старушка с седыми буклями. Она невозмутимо оглядела неожиданного гостя и вежливо заметила:

— Все-таки ночь время греха. Сдается мне, вам нужно немного подождать с отъездом. Не хотите ли отведать чаю с миндальным печеньем? Заодно поведаете любопытной женщине о своем маленьком приключении.

Брендону она помогла получить работу. Ему как раз до икоты опостылела борьба с грызунами и тараканами в славной компании «Оркин», он на них больше и смотреть не мог. К тому же Мэнди зудела, что от него вечно пахнет не то крысиным ядом, не то мокрой шерстью. Брендон Харрис надел свежую рубашку и отправился на автозавод. В отделе кадров его встретила Роуз. Она выложила на стол дощечку, утыканную, словно ежик, десятком пластиковых болтов разного диаметра, и кучу гаек:

— Сможешь накрутить все гайки за тридцать секунд?

Брендон с сомнением пошевелил пальцами-сосисками.

— Работа нужна? — спросила Роуз.

— Угу, — тоскливо промямлил Брендон.

— Поступим так. Сегодня собеседования не будет, придешь через неделю. Понял?

Всю неделю Брендон провел у себя в закутке подвала, гордо именуемом мастерской, тренируясь до трудовых мозолей. Во время теста он сумел навертеть окаянные гайки с почти космической скоростью, установив новый рекорд автозавода Форд.

Мне Роуз подарила диван. Случилось это невообразимо давно, сразу после приезда в страну. Мы с Наташей остановили наш пикап у рукописного объявления о гаражной распродаже. Хозяйка, сухонькая старушка за семьдесят, собиралась переезжать. Узнав, что из мебели у нас пока есть только кресло-качалка, она провела нас в гостиную и подвела к дивану, над которым висела черно-белая фотография трех улыбающихся парней в футбольных латах. Игроки в американский футбол и так маленькими не бывают, но эти смотрелись просто суперменами.

— Мои мальчики, — старушка ласково поправила картинку.

От платы за диван она отказалась категорически:

— Будете на нем сидеть и добрым словом поминать старую Роуз.

Чтобы покрепче закрепиться в нашей памяти, она добавила еще пару кухонных табуреток. Однако я в ее памяти не закрепился никак. На случайном гараж-сейле я снова увидел Роуз, все ту же сухонькую старушку за семьдесят, хотя прошло уже лет тридцать. В другом доме, в другой гостиной, на другой стене висела знакомая фотография, прикидывающаяся дагерротипом. Заметив мой взгляд, вечная Роуз покачала головой:

— Не продается. Это мои мальчики.

От растерянности я зачем-то купил у нее модель трехмачтового фрегата «Конституция». Дома поставил его на полку. Паруса корабля раздувались от воображаемого ветра, а я все никак не мог понять, что произошло и с кем — со мной или с Роуз?

— А может, это уже и не Роуз, а ее дочки? — предположил Брендон.

— Не надо пускать пузыри, — осадил его Рей. — У Роуз никогда не было детей.

— У Роуз было три сына. Я сам видел их фото, — возразил я.

— А я дочка миллионера. Тоже могу фото показать, — хмыкнул Рей.

— Черт, — Брендон покачался на стуле. — У меня голова лопнет. Так не бывает. Люди не живут вечно.

— Я бы не отказался за разумную цену, — Рей снова мечтательно чмокнул.

К нашему столику подошла официантка и подлила кофе в кружки. Я подумал, что вот сидим мы в рядовой закусочной, где простая кукуруза еще не перешла в разряд деликатесов, за окном светит желтое солнце в голубом небе, вокруг нас слышно обыденное воскресное бренчанье вилок и ножей — а мы рассуждаем о чуде, словно о цене на бензин.

И что мы знаем о Роуз? Да ничего толком не знаем. Была ли она нежной девушкой в юности или той мускулистой девахой в красном платке с плаката военных лет под лозунгом «Да, мы можем!»? И что я знаю о жизни бабы Клавы? И что, в конце концов, мы знаем о вечности?

— Поехали, — Рей решительно поднялся. — Мы у нее прямо спросим, что за фокусы она вытворяет. Надеюсь, адрес гараж-сейла в твоем навигаторе сохранился?

— Да, в Барбертоне только один адрес, — я чуть помедлил, — а если она заартачится?

Рей снисходительно посмотрел на меня сверху вниз:

— Я двадцать лет продавал страховые полисы.

Мы погрузились в старый «кадиллак» Рея, и через полчаса навигатор известил о прибытии к пункту назначения. Но вместо уютного двухэтажного домика мы нашли кирпичный сарай под вывеской «Парикмахерская». Из-за запертой стеклянной двери показалось чернокожее лицо. Я его узнал. Это был Элиа, двоюродный брат Дерека. Он впустил нас, осторожно выглянув наружу. В руке Элиа сжимал дробовик. Дерек говорил мне, что парикмахерскую кузена пару раз грабили, и поэтому Элия теперь держит под рукой пятизарядный «Зиг-Зауэр».

— Стричься, что ли? — Элия недоверчиво оглядел нашу троицу.

— А где дом, разве Роуз не здесь живет? — глупее вопроса я не придумал.

— Какая нахрен Роуз?! — возмутился Элия. — У меня всю жизнь на этом месте барбер-шоп стоит! Стричься будете? — и он деловито сунул ружье за зеркало.

Мы и подстриглись. А что оставалось делать? Рею Элия соорудил стрижку «Помпадур», мне — «Командную», а Брендону, ввиду волосатости, — с начесом и мышиным хвостиком на затылке. И провалиться мне на этом месте — как только с нас слетели лишние лохмы, все мысли о Роуз как отрезало, и больше мы о ней даже не заговаривали. Потому что чудес не бывает. То есть, иногда, конечно, случаются, но чрезвычайно редко.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: