Вольною ли твоею мыслию приступаеши ко Господу? Не от нужды ли и насилия?

14 июня 2022 Дмитрий Ростиславов

Дмитрий Иванович Ростиславов (1809–1877) — профессор Санкт-Петербургской духовной академии, писатель. Окончил Рязанскую семинарию и Петербургскую духовную академию. Был профессором физико-математических наук при академии. Позже уволился из духовного звания в светское.

Его труды «Об устройстве духовных училищ в России» (1863) и «О православном белом и черном духовенстве в России» (1866) были сначала опубликованы в Лейпциге, но через десяток лет, с ослаблением цензуры, и в России.

Мы продолжаем знакомить наших читателей с книгой Ростиславова о белом и черном духовенстве.

…Послушники-семинаристы удивительно как хорошо приучаются, умеют приспособиться к жизни и нужным качествам наших нынешних монахов. Чтобы достойным образом оценить их в этом отношении, поговорим сначала о воспитании нашего торгового сословия.

Мальчишку, едва выучившегося читать и писать, берут в лавку и заставляют пройти все степени русского торговца. Сначала он отворяет и затворяет только дверь в лавку, зазывает в нее покупателей, потом в лавке подставляет стулья им, бегает в соседние лавки, разносит купленные товары по домам покупателей. После он подает ножницы и аршины приказчикам, складывает товары, переносит их к полкам, прислушивается и присматривается к тому, как хозяин и его сидельцы божатся, обманывают, обмеривают, обвешивают доверчивых покупателей, показывает при случае и сам опыты этого искусства.

Приобретши достаточную опытность и ловкость, он возводится в звание приказчика и начинает получать жалование, делается, так сказать, кандидатом торгашества, обманывает и покупателей, и хозяина, потихоньку наживается и открывает свою собственную лавку — это уже магистр торгашества. Наконец делается доктором ее, но не ученым, образованным доктором, а доктором-эмпириком, шарлатаном, разживается, богатеет, толстеет и телом, и карманом.

Посмотрите теперь на послушника — исключенного семинариста: и его научное образование бывает нередко так же разнообразно, как и у мальчишки, только что взятого в лавку, и он тоже сначала не вдруг допускается ко всему, а отворяет и затворяет двери, подает другим разные разности, кланяется, целует руки, унижается и уничижается и проч. … Только так или иначе наши послушники постепенно возвышаются в кандидаты (иеродьяконы), магистры (иеромонахи) и доктора монашества (настоятели).

И как же хорошо они бывают выдисциплированы? Удивляться тут нечему. Они прошли, так сказать, огонь и воду, ознакомились практически со всеми приемами, обычаями, взглядами монастырскими, их почти никогда не застанешь врасплох. Если вы человек опытный, то их легко узнаете. Здоровье их большей частью цветущее, лицо свежее с румянцем, волосы причесаны с небольшим даже кокетством, глаза веселые и живые, кроме тех случаев, когда нужно ими глядеть вниз. Посмотрите, как они низко и артистически кланяются настоятелю и особенно преосвященному, как ловко и предупредительно объясняются с богатым богомольцем, выказывают приличную важность перед богомольцем средней руки и надменно уже разговаривают с бедняком, даже не замечая, как он у них целует руку. При случае благочестивому пилигриму они с умилением расскажут о чудесах, совершающихся в их обители, о несомненных доказательствах заступничества их святителя, с глубоким негодованием поговорят о разврате нынешнего века, особенно о нечестии ученых людей, со смирением примут от вас лепту на поминовение вас или ваших родных. А если вы так себе, не очень благочестивый человек и сумеете приобрести доверие своего собеседника, тогда вас в келии угостят отлично, еще менее откажутся от вашего угощения, посмеются, повеселятся с вами, сделаются даже откровенными насчет монастырских секретов, достанется тут и братии, и о. настоятелю. Чувствуя свои достоинства, монахи из семинаристов-послушников считают почти себя только одних настоящими монахами, а прочих, которые поступают к ним в зрелых летах, особенно под старость и скоро посвящают в иеродьяконы и иеромонахи, они не очень уважают, даже не любят.

… Из учеников, окончивших полный семинарский курс, поступает прямо в монашество весьма немного. Они настолько уж умны, чтобы понимать трудности и несообразности монашеской жизни в нынешнее время. С другой стороны, им нет причин бояться попасть под разбор или оставаться без места. Обыкновенно из кончивших курс семинаристов делаются монахами те, которые или действительно чувствуют призвание к отшельнической жизни или по болезни находят невозможным вести семейную жизнь, а к светскому званию не чувствуют расположения.

Есть еще третий разряд. Некоторые, к счастью, не многие ректора семинарий стараются уговаривать поступать в монашество тех учеников, которые им очень нравятся и, по их мнению, будут надежными монахами.

Нельзя не сказать, что из этих трех разрядов выходят большей частью хорошие люди. Исключения бывают едва ли только не в двух случаях. Если поступивши по болезни в монастырь ученик там совершенно и скоро выздоровеет, а между тем успел уже постричься в монахи; тогда укрепившийся организм вступает в свои физиологические права, борьба против них, неудовлетворение их или даже удовлетворение их часто сопровождается печальными последствиями.

Другой случай относится к людям третьего разряда. Ректору нетрудно ослепить молодого человека, не знающего ни себя, ни людей, описанием прелести монашеской жизни. Но вот молодой монах ознакомился с подробностями монастырской жизни, увидел, как она скучна, как сам он мало к ней способен, узнал, что и мир вовсе не заслуживал презрения. Вот тут-то он часто подвергается ужасным искушениям и окончательно падает, заливает свое горе вином, проклинает своих соблазнителей.

Наконец, многие из учителей, кончивших курс семинаристов, женившись, делаются вдовцами. Им, по существующим законам, нельзя быть ни дьяконами, ни священниками. Что же теперь им делать? Немногие решаются или перейти на гражданскую службу, или оставаться век на должности учителя, а некоторые, скрепя сердце, надевают черную рясу. Равным образом слишком часто случается, что священники и дьяконы лишаются жен своих в очень молодых летах. Молодые из них и притом кончившие курс в семинариях в первом разряде поступают в духовные академии. …

Затем уже некоторые (к счастью немногие) епархиальные начальники требуют от вдовцов-священников и дьяконов, чтобы они шли в монастыри, даже принуждают к тому почти насильственно. Покойный воронежский архиепископ Антоний отнимал священнические и дьяконские места у вдовцов, хотя бы у них оставались даже дети.

Но и те, которых никто не побуждает заключить себя в монастырь, большей частью оканчивают там свою жизнь, если они овдовели в молодых летах. Они остаются на священнических или дьяконских местах до того только времени, пока не передадут места своему сыну или дочери. И если, пристроивши всех своих детей, еще не имеют лет пятидесяти, то почти всегда постригаются в монахи.

Наконец многие старцы из духовных лиц, не исключая и причетников, по религиозным ли побуждениям или в надежде иметь всегда верный приют и кусок хлеба, добровольно поступают в монахи и после шестидесяти лет.

Читатель поймет, что во всех этих вдовцах как-то трудненько предполагать настоящих иноков — иноков по призванию, по убеждениям. Каждый из них, вступая в брак, вовсе и не думал о монастырской жизни и не считал себя способным к ней, он мечтал обзавестись семейством, дожить в нем до самой смерти, наслаждаться ласками жены, детей и внучат. Потом, овдовев в молодых и даже зрелых летах, редкий из них не женился бы во второй раз, если бы только церковные законы были поснисходительней к двоеженцам!

Поэтому каждый такой инок при своем пострижении на вопросы игумена: вольною ли твоею мыслию приступаеши ко Господу? не от нужды ли и насилия? — должен бы по чистой совести отвечать на первый: нет, честный отче, не вольною мыслию, а совершенно невольною, а на второй: да, честный отче, от нужды, а иногда мог бы прибавить: и от насилия. Но, несмотря на это, монахи из вдовых священнослужителей и учителей средним числом лучше монахов-послушников во многих отношениях.

Вообще они, как большей частью кончившие курс семинарии, образованнее, умнее и даже нравственнее своих бывших товарищей по училищу или низшему классу семинарии, которые за леность и разные художества исключены были из училищного ведомства и нигде не могли приютиться, кроме монастыря. Они, поживши в миру, ознакомившись с радостями и горем семейной жизни, смотрят на нее более с положительной, нежели с идеальной точки зрения, не рисуют ее, подобно настоящим целибатам, или в отвратительно-гадких картинах, или напротив — в радужных красках, при мысли о ней, при невозможности законным образом наслаждаться ею, не доходят до тех диких страстей, которые затемняют рассудок и заставляют решаться на все средства, лишь бы так или иначе удовлетворить пробудившимся пожеланиям, успокоить взволнованную кровь.

Но им приходится многое переносить, если большинство братии и особенно сам о. настоятель принадлежат у монахам-послушникам. Эти последние лет по 5-10, и даже более были служками, и уже за исправление такой благочестивой должности сделались иеродьяконами, потом опять лет 5-10 добивались иеромонашества. Как же теперь им, урожденным и, может быть, уже потомственным монахам, полюбить новых своих собратий, которые с самым пострижением в монахи становятся уже иеродьяконами или иеромонахами? Иной иеродьякон уже надеялся скоро быть иеромонахом и тайком в келии своей учился благословлять, а тут вдруг поступает священник в монастырь, и иеродьякон остается надолго еще иеродьяконом. К тому же, как сейчас сказано было, монахи-священники поумнее монахов-послушников, а умные люди всегда тяжеловаты для дураков.

К рассматриваемому разряду монашествующих нужно причислить тех священников и дьяконов, которые за проступки заслуживают удаления от своих должностей и потому получают приглашение или даже указ окончить свою жизнь внутри монастырских стен. И они тоже облекаются в черную рясу и длинную мантию, и они тоже надевают клобук крепок. Но считать их монахами по призванию, по собственному желанию или убеждению так же можно, как и тех государственных преступников, которые заключаются в Соловецкий или в суздальский Спасоефимовский монастырь.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)


Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: