Ахилла

Из цикла «Ихнее боголюбие».

***

Вот раньше!..

Встречаясь с молоденьким отцом Захарией (который был прислан из Академии для служения на приходе в свободное от учёбы время), отец Феофил заметно мрачнел.

— Ишь ты! — говорил он непонятно кому. — Ишь, служить они не хотят, а!? Вот ведь! Не хочешь, голубчик, служить — так бери бюллютейнь (он так выговаривал), или лучше — иди… — при этих самых словах отец Феофил широким жестом замахивался куда-то в сторону двери, за которой, по-видимому, рисовались широкие пути, ведущие в погибель…

— А вот раньше, раньше-то, э-эх! — вздыхал отец Феофил, хотя при этих словах лицо его слегка прояснялось. — Вот раньше-то-о… По сто человек за раз крестили!!! — вскидывался старец. — По пять пар венчали!!! Пятьсот одних только причастников!!! По полчаса одни только заупокойные записки читали!!! А покойников, покойников-то… — с неожиданною теплотою в голосе изрекал отец Феофил. И каждый сам волен был дорисовать в уме своём несметное число этих самых покойников.

— А они служить не хотят! — вновь мрачнея, с болью во взгляде, устремлённом в сторону надувшегося отца Захарии, изрекал настоятель.

— Да я, батюшка, я в Академии… — пытался оправдаться юноша.

— Знаю-знаю, чему там сейчас в этих самых академиях ваших преподают, всех этих ваших… этих ваших… — отец Феофил запнулся, — шмэ..? — неуверенно протянул старец. — Шмэ.., э-э-э… — он никак не мог вспомнить то самое слово. И от того ещё сильнее рассердился. И, махнув с досадой рукою, пошёл дальше. Отца Захарию меж тем била мелкая дрожь…

«Так закалялась сталь!» — бодро изрёк про себя отец Евстигней, наблюдавший за этой сценой издалека. Слов он не слышал. Да ему это и без надобности. Слова все эти он давно знал наизусть.

Юный исповедник

Когда молоденький академист, недавно рукоположенный отец Захария вышел на исповедь, то он вполне смог ощутить глубину и ответственность священнического служения.

Стоял он раз, исповедовал, подходит раба Божия. По всему видно, нездешняя, по виду — из Южного Предгорья. Подошла и молчит.

— Ну, в чём бы Вы хотели покаяться? — мягко и тактично вопросил отец Захария женщину.

— Та в чём, батиушка, каяться-то, всё хорошо, всё хорошо!

— Нет, ну может…

— Не, батиушка, по милости Божией, всё замечателино, за всё Богу нашему слава!

— Но, может быть, с нашими ближними…

— Батиушка! Такие золотые мои — и сын удачно так женился, невестко — просто золотце мое, и внуков мне рожает замечателиных, та что грех и жаловаться, какие внуки, та же счастье-то какое, счастье-то, ну, внуки — просто счастье несказанное, мечта мое!

Отец Захария был озадачен.

— Не, ну а соседи… — неуверенно попытался он.

— Золотой ты мой! Всем бы таких соседей, как мои! Знаешь, ну всегда, что бы ни было, всегда помогут, и деньгами, и ремонт сделать, внуки дружат, вместе бегают! Соседи — та просто счастье!

Отец Захария вгляделся в южанку. «Такие красивые чёрные глаза, — с чего-то вдруг подумалось ему, — пару десятков бы лет отбросить и… — да за такие глаза — иль рыцарский турнир, ну, или хотя бы, конкурс серенад — „от Севильи до Гренады — в тихом сумраке…“»

В храме было темно, поэтому не было видно, как отец Захария почему-то внезапно покраснел.

Сделав над собою усилие, он всё же вопросил:

— Ну… ну, может, всё ж осуждаем кого?!

— Батиушка! — исповедница вся аж встрепенулась. — Слушай, миленикий! Та осуждать-то! Та это же грех! Та это же грех-то какой, а?!

Отец Захария поспешил накрыть её епитрахилью.

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: