Ахилла

Окончание исповеди ухожанина. Начало тут.

***

После приезда пошла в храм на службу и встретила там Татьяну. Была рада видеть ее. Она попросила помочь ей навести порядок в трапезной. Делать мне все равно было нечего — работу я еще не нашла, поэтому согласилась. Трапезную драили два дня. Во время уборки то и дело заходили местные церковные люди — чай попить. Побывали алтарники, продавщицы из лавки, даже монах Петр, живший в то время в одной из комнат храма. Потрудились тогда на славу. Как-то легко и весело было.

Помню, вскоре после этого, ко мне во время отпуста подошла девушка, ровесница по виду, попросила помочь ей — ухаживать по очереди за цветами у икон, менять воду в вазах. Только-только познакомились (ее звали Римма), как подошла еще одна женщина, Лариса, и попросила помочь ей в библиотеке — составить перечень находящихся там книг, и поработать по воскресеньям в качестве библиотекаря. Я согласилась. Была рада — не люблю сидеть без дела, а работы еще не было. Кстати, помнится мне, что работу я нашла буквально через неделю-другую после этого, но послушания на мне так и остались.

Все было в новинку, все радовало первое время. Потом начались странности. Помню, как после литургии я ходила в храмовую библиотеку с Ларисой. Я не завтракала утром, поэтому к одиннадцати-двенадцати часам кушать уже хотелось. Предложить сходить перекусить я стеснялась. В трапезную Лариса звала меня обычно около часа дня, а до этого она (спросив моего согласия) ставила диск с псалмами в музыкальный центр, довольно громко включив звук.

Во время звучания псалмов, переписывая названия книг, их авторов, я чувствовала, что голова моя становится какой-то пустой, сознание плыло. А Лариса начинала мне что-то рассказывать. Первый ее такой разговор я не помню вообще, но последующие… В течение нескольких месяцев она рассказывала мне про бесов, несла бред про масонов, царскую семью, заговор против России, истории про «чудеса», «настоящих» святых, которых почему-то не канонизируют, и еще про «святую» женщину, у которой дома с икон течет миро. Я верила буквально каждому ее слову. Она травила мой разум также рассказами о том, что якобы происходило с ней. То про «бесовские» картинки перед засыпанием, то про блуд от большого количества жидкости в организме. Все ее рассказы «о себе» через день-два происходили со мной. От страха перед грехом блуда я перестала есть шоколад.

Книги я тоже читала по ее рекомендациям. Это была смесь из книг про царскую семью, бесовские козни, лжестарцев и святых мальчиков. Она даже мне диск давала с «блаженным» Андреем — человеком, которому как-то привиделось, что он попал в рай. В общем, под руководством Ларисы я теряла критичность ума и постепенно становилась православнутой, в полном смысле этого слова. Раньше я верила только в Бога. В церкви Его стали вытеснять святые, их мощи, святая вода, записочки, просфоры, свечи и прочая православная атрибутика и мистика.

Под воздействием рассказанного и прочитанного, я начала следить за своими мыслями, появился страх плохо подумать. Появлялось иногда недоверие к Ларисе, к другим людям в храме, но я винила себя за это, считая, что эти люди так добры и так любят меня, а я такая плохая…

Очень любила в храме составлять композиции из принесенных прихожанами цветов — маленький полет творчества, но, к сожалению, и тут все портили «плохие» мысли. Не могла расслабиться, даже занимаясь цветами, ощущала внутреннее напряжение и боязнь. В том числе — к людям.

Помню, мне очень нравился алтарник Кирилл — спокойный уравновешенный человек лет 50-60. От него такой добротой и спокойствием веяло. Напряг был иногда даже при нем, хотя ему я почему-то доверяла.

Незаметно для себя стала превращаться в унылое создание: темная одежда, платья (хорошо, что до длинных юбок дело не дошло — они у меня были только для монастырей), косичку заплетать стала, поездки к морю сменились поездками в Дивеево. Встречи с друзьями заменились чтением псалмов, канонов и акафистов, утренним и вечерним правилами. Забросила бассейн. Появилась странная нетерпимость к музыке — воспринимались только богослужебные песнопения. «Плохие» мысли старалась прогнать Иисусовой молитвой. Нескончаемое чувство вины. Недостаток сна, недоедание, подавленность. Попытки привлечь родных и близких в церковь — неоднократные. Отход от своей семьи. Цитирование в разговорах святых отцов и уверенность в истинности догматов православной веры. Ночные страхования.

Очень боялась впасть в прелесть или стать одержимой — протоиерей Евгений на исповеди пугал меня и тем, и другим. Думала, что он свят, и верила ему безоговорочно, и в то же время боялась его. Может, от того, что один раз во время причастия, стоя у чаши, посмотрела ему глаза. В них была такая ненависть, смешанная с омерзением, направленная лично на меня… Я тогда целый день проплакала. К слову сказать, отрезвляющие книги Игнатия Брянчанинова и Иоанна Крестьянкина посоветовал прочитать мне именно он. Так нелепые книги, которые мне давала читать Лариса, заменились книгами, погружающими меня в греховность моей натуры.

Постепенно чувство вины за «плохие» мысли усугублялось. Периоды хорошего настроения становились все меньше, все больше времени стала находиться в депрессивном состоянии. От православия вдруг повеяло какой-то холодностью, мертвостью, я посчитала это «бесовским наваждением». Такое было чувство, что меня кто-то насильно тянет в бездну, отрывает от жизни. Иногда в голове что-то щелкало, я просыпалась и видела вокруг косые взгляды православных в храме, их нелюбовь друг к другу и не совсем христианские поступки, но гнала это от себя и засыпала опять. Очень силен был страх осуждения. Малейшая критическая мысль воспринималась мною как попытка осудить ближнего. Появились еще какая-то ранимость и неспособность самостоятельно принимать решения.

Вспомнилось, как весной, великим постом, в 2015 году, Татьяна попросила меня помогать ей в выпечке просфор. Я любила заниматься выпечкой, с работы уволилась еще в январе, поэтому согласилась. Благословение на выпечку взяли у иерея Василия. Во время приготовления просфор монотонно читались псалмы, надо было слушать их и не отвлекаться на мысли. А их у меня было много, они у меня были разные… Угнетало молчаливое недовольство Татьяны. Я с детства чувствительна к эмоциональному состоянию других людей, не переношу ни чужую агрессию, ни свою — мне плохо от этого. Думала, она злится на меня из-за того, что я отвлекаюсь от псалмов. И старалась еще сильнее подавить свои мысли. Масла в огонь добавил иерей Василий: помню, как он пришел в трапезную и с негодованием стал мне говорить, что не может в алтаре смотреть на просфоры, на которых чужие мысли. Он фактически заставил меня поверить в то, что священники и «приближенные» к ним лица умеют читать мысли. Это прибавило мне страхов и усугубило чувство вины. Работа по выпечке просфор утратила первоначальную радость.

Когда на исповеди рассказала протоиерею Евгению обо всем, он освободил меня от этого послушания.

В мае поехала в Дивеево. В первый раз мне там очень понравилось — и ранние литургии, и послушание (трудилась в храме), и вкусная гречневая каша. Пробыла там в тот раз около недели, вернулась под светлым впечатлением. Стала ездить каждый год весной. Была там три раза, и сталкивалась со всякими вещами — и добрыми, и злыми. К мощам прикладывалась, котелка св. Серафима Саровского тоже удостоилась. В свой второй приезд в Дивеево попросилась на послушание — и с восьми утра до восьми вечера ежедневно работала в гостинице. Надорвалась, таская ведра с водой для мытья полов. Тогда же удивилась, заметив, что монахини очень любят обсуждать и осуждать других людей. В богадельне познакомилась с монахиней, которая раньше жила в Ухте. Я почему-то запомнила, как при упоминании протоиерея Евгения она скривилась — видимо, не очень хорошие воспоминания о нем остались. Мои розовые очки в мой третий приезд в Дивеево разбились. Монахиням там все-таки действительно несладко приходится. Любовь там, видимо, только для туристов.

Осенью 2015-го устроилась на работу по срочному договору на полгода. За цветами в храме ходила ухаживать после работы, через день.

Помню разочарование, когда в Стефано-Пермском, в «приближенных», наткнулась на жестокость вместо любви и сочувствия. Была там одна женщина, она долго работает в храме. Она к кому-то была добра, но меня невзлюбила почему-то. Один раз в храме она обозвала меня нецензурным словом. Я проревела полночи от шока, что православный человек матерится в православном храме.

Кстати, о нецензурной брани. Вспомнила, как при мне, стоя напротив царских врат, нецензурно выразился протоиерей Евгений. Я с таким удивлением на него смотрела тогда, а он сказал мне молиться…

Это были цветочки, как оказалось. С его благословения регент Татьяна написала книгу, в которой много нецензурных выражений, — «Я крокодила пред тобою». И все бы ничего, но ее бесплатно раздавали. А бесплатное всем надо. А мат, он так душу разъедает… Я была возмущена, даже на исповеди ему высказала все, что думала об этом, на что протоиерей Евгений ответил, что первоначально мата еще больше было, да цензура не пропустила. Я эту книгу читать не стала, хотя было благословение всем ее прочесть. А благословение протоиерея Евгения в этом храме равно приказу. Непослушание наказуемо.

В общем, капля за каплей… Верить этим людям переставала. Когда зимой 2016-го снова началась перепись книг в библиотеке, старалась работать там так, чтобы избежать встреч с Ларисой — не хотела с ней общаться. Не могу стереть из памяти ту ухмылку на ее губах, когда Ксюша (эта девушка пришла на год позже меня и тоже стала помогать в библиотеке) переживала из-за пришедшей ей на ум «плохой» мысли… У Ксюши все переживания на лице, трудно было не заметить ее мучений.

Во время работы в библиотеке на глаза попалась книга игумена Анатолия Берестова про православные секты. Читала и обнаруживала схожесть ситуаций, методов манипуляций. Дочитав книгу, ушла из этого храма.

На рождество 2017 года, после ухода из Стефано-Пермского, поехала в церковь св. Николая. На улице был мороз −35, а там, в деревянном домике, радостно и вкусно грела настоящая деревенская печка. Так здорово было! Людей было мало, все свои, и среди них я чувствовала себя чужой.

В праздник крещения ходила на литургии в храм Новомучеников Российских, он внутри светлый и просторный, и людей немного. Стала по воскресеньям бегать туда. Начал мучать вопрос о причащении — уйдя из Стефано-Пермского, никак не могла решиться на исповедь. В Прощеное воскресение решилась сходить туда. Чтобы попросить прощения и простить. Глупо, конечно. От одних разило лицемерием, от других веяло тихой радостью. Но я все-таки вернулась обратно — привыкла к этому месту, к этим людям. Пасху встречала там. Крестный ход вокруг храма в ту ночь был со снегопадом, тихим и светлым…

В общем, вернулась. Снова ходила туда по воскресеньям. Снова нервное напряжение. Исповедовалась у иерея Василия. Однажды, не знаю почему, разговор зашел о Боге, и, когда я сказала, что Он все пронизывает, что Он во всем существует, иерей Василий ответил мне, что Господь на престоле лежит. Меня это так покоробило. Может, мы о разных богах говорили?

Ходила в храм, и все равно все замечала — интриги, сплетни, зависть, недобрые поступки окружающих «избранных». Уже не могла не замечать. Помнила, как однажды в притворе ударили шваброй собаку во время службы, потому что она стала вторить пению клироса. Помнила мелкие обманы, презрительное отношение к другим людям. Помнила, как семидесятилетняя женщина Нина, которая и так с трудом передвигалась, из последних сил тяжеленным ломом отбивала лед на паперти, а здоровые парни в это время на втором этаже надували шарики. К сожалению, в силу моей худосочности, для меня этот лом был неподъемным. Попросила тогда помочь парня и девушку, зашедших в храм.

В храме, из молодых, трудились на послушаниях Даниил, Егор, да две ровесницы — Аня и Римма. Позже к ним присоединилась Ксюша. Они слушались протоиерея безоговорочно. А я стала размышлять во время богослужений о нравственности и морали, о любви и жестокости, и сравнивала происходящее с Евангелием. Почему-то удавалось сравнить только с фарисеями и книжниками.

Летом 2017 года решилась на поездку в Черногорию. Помню, как стыдилась раздеваться на пляже и загорать. Пришлось в длинном сарафане гулять по Будве и ездить на автобусах по близлежащим городкам. Это тоже было увлекательно. Съездила на экскурсию в монастырь Острог, побывала в Цетинском монастыре. И как-то дошло, что везде в монастырях одно и то же. Толпы паломников, что в России, что в Европе, нужны лишь ради прибыли. Будут и чудотворные иконы, и мощи, и чудеса. Только плати. После Черногории еще больше задумываться стала о происходящем.

Окончательный выбор пути был сделан летом того же года, когда я в храме св. Стефана Пермского, вместо того, чтобы внимать молитвам и молиться во время литургии, стояла и смотрела в окно, как ветер играет листьями на тополе. И почувствовала, что за стенами — жизнь. Живая, настоящая, не лживая. Что есть деревья, солнце, птицы, что все это живет, радуется… А я?..

Походила еще пару дней и ушла. Поняла, что бесконечно устала от интриг, внешнего и внутреннего давления, лицемерия. Не видела больше смысла в церковной жизни, в которой все зависит от кнутов и пряников. Бог в церкви заменен на иллюзию Его присутствия и различные мелкие «чудеса».

Начала нормально питаться, много спать. Появилось огромное количество вопросов об истории православия, истинности этой религии, правдивости Евангелия, Библии и житий святых, необходимости молитв и времени их появления, о святости, святых, мощах, иконах, кресте, «бесовских наваждениях», чудесах, «благодати», за которой гоняются православные, о том, кому выгодна такая вера. Стала много думать, читать и анализировать.

Начала читать про секты, контроль сознания, попались книги Стивена Хассена. С болью обнаруживала в читаемом либо себя, либо кого-то из служителей церкви. За полтора года прочитала много книг о психике человека, устройстве мозга, гормонах, иллюзиях духовной жизни, лжестарцах, монастырях. Искала ответы на сайтах и форумах.

Больше я по храмам в Ухте не бегала. Мне было очень плохо. Молиться я продолжала, пока не поняла, что это путь «в никуда». Чужие молитвы, чужие слова… Я так больше не чувствую, у меня другой внутренний мир. Возникал когнитивный диссонанс. Перестала молиться спустя год после ухода из церкви. Для этого пришлось насильно ломать в психике какой-то блок. Я специально не помолилась на ночь — и никто меня не съел, никто ночью не напал, и молнией не ударило — блок был снят.

Креститься перестала после того, как сосед по подъезду спросил меня, зачем я это делаю. Ответила: «Благословения Божьего прошу». На что он спросил: «А креститесь зачем?» Уловив в своей голове мысленный ответ: «потому что я православная, а православные все так делают», решила промолчать и покопаться в себе и в интернете. Больше не накладываю крестное знамение ни на себя, ни на еду. Для меня это просто внешний обряд, позволяющий человеку чувствовать себя под защитой. От кого только? От самого себя?

Этим летом отреклась от православной веры — не от Бога, от религии. Крест тоже сняла, только позже — вечером перед днем рождения. Не моя это вера. Не на камне эта религия основана. А я не расположена ни ко лжи, ни к иллюзиям. Хочется быть честной с самой собой. Рада, что так рано все заметила, что провела в церкви всего пять лет — было очень больно, ужасно трудно узнавать правду после жизни в иллюзиях, это такое болезненное пробуждение в одиночестве. Думаю, чем дольше там пробудешь, тем тяжелее будет уйти, когда проснешься. Привычки все-таки много значат в жизни человека.

Недавно близкой подруге рассказала о том, что со мной произошло. Она мне верит. Она видела те изменения, что происходили со мной, когда я ходила в тот храм. Я ведь тогда даже смеяться перестала.

Сейчас пытаюсь помочь одной женщине, попавшей в аналогичную ситуацию, и параллельно восстанавливаюсь сама. Боль как-то сама уходит.

С каждым днем все больше осознаю, что Бог — не в рукотворных храмах, Он — в сердце и душе. И не надо выворачиваться наизнанку, ища в себе и в других потуги «духовной» любви и какие-то мистические способности. Нужно просто жить. Учусь жить у природы и окружающего мира. Заново учусь радоваться солнцу, небу, дождю и снегу, цветам и деревьям. Радуюсь свободе. Радуюсь работе, интересным и добрым книжкам, музыке, отпуску на море. Радуюсь тому, что чувствую себя живой. Люблю птиц и животных — они не умеют лгать. Люблю детей. Люблю своих родных и близких. Люблю себя — такой, какая я есть. Какой создал меня Бог.

Иллюстрация: фото Ксении Волянской

Читайте также начало истории

Если вам нравится наша работа — поддержите нас:

Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)

Или с помощью этой формы, вписав любую сумму: