Возвращение к Жизни
25 декабря 2018 Елена Чурбакова
Неанонимная исповедь ухожанина.
***
Меня зовут Елена. Хочу поделиться своим опытом церковной жизни.
Крестили меня в детстве, в 10 лет, в 1991 году, в церкви на окраине г. Баку — летом всей семьей ежегодно, до перестройки, ездили туда к бабушке.
Смутно помнится деревянная церковь, лестница, ведущая на второй этаж, и купель с водой, в которую священник зачем-то лил воск с наших свечей. Воск со свечи старшей сестренки то опускался на дно, то поднимался. Наконец он всплыл наверх и больше не тонул.
Крестились всей семьей — стояли как по линейке, со свечами в руках. Была только наша семья и священник. Еще помнится, как после крещения этот священник сказал нам прочитать текст над иконостасом. Кажется, это была какая-то молитва на церковнославянском, но я смотрела на непонятные буквы и не видела в них смысла. Запомнилось удивление от непонимания написанного — ведь я тогда уже очень хорошо читала. Сам обряд, кроме этих эпизодов, не помню вообще.
Следующим летом соседской девочке прислали бесплатную Библию. Тоже захотелось такую, со множеством красочных картинок, в голубой обложке… Заказали и нам. Через некоторое время мы получили Библию для детей, какую хотелось, Библию для самых маленьких и две простенькие книжки Евангелия, не вызвавшие в нас, детях, особого интереса — слишком мелко написано, слишком серьезно для нас. Библии прочитали. Так я узнала про Иисуса Христа и его учение. Видимо, он мне очень понравился: я даже перерисовала его в свой блокнотик. Потом нашла себе другие занятия. Позже, будучи подростком, обнаружила на шкафу неизвестно откуда взявшуюся Библию для детей в черной обложке, с ятями. Помню, как мне стало страшно, когда прочитала о том, что человеку оторвало руки, когда он дотронулся со злыми намерениями до гроба Богородицы. Убрала эту книгу подальше. В те времена в моей жизни не было фильмов ужасов.
В детстве в церковь не ходила — как-то не принято было в нашей семье, хотя Пасху отмечали ежегодно. Тремя семействами собирались в гостях у бабушки бить яйца и есть куличи с двоюродными братьями и сестрами. Весело было, и очень светло и легко.
В церковь в своем городе (Ухта, респ. Коми) зашла впервые в 19 лет. Это был храм св. Стефана Пермского, перестроенный из бывшего Дворца культуры. Хорошо помню крест, прикрепленный к арфе, наверху здания, да бордовые велюровые шторы внутри. А зашли с подругой, чтобы поставить свечки о поступлении в университет на бюджет. Как до этого додумались — непонятно. Свечи не помогли — пришлось первый год учиться платно, а затем переводиться на заочное и работать.
Жила тихой жизнью девушки-синего чулка, берегущей в сердце свою первую любовь. Алкоголь — только по праздникам, не до потери памяти, курить не понравилось, наркотики не принимала, травку не пробовала никогда в жизни. С молодыми людьми тогда не жила. Моим увлечением были книги — читала запоем. Верила в Бога. Рисовала, писала стихи и любила мечтать о любви и размышлять о смысле жизни. Благо, книги способствовали. Единственное, о чем жалею — об увлечении гаданиями на картах, и-цзинь, маятнике, и о гаданиях на Рождество. Когда гадала людям — сбывалось, когда себе — нет. Прекратила это после смерти папы.
В 2003 году, в 22 года, сильно заболела. Посоветовали поехать лечиться в Сыктывкар, к одной женщине. Благодаря ей я познакомилась с молитвами, иконами, колокольным звоном. Лечила она меня руками — водила по телу, не касаясь. Действительно лечила, я это чувствовала. Лечение ненадолго помогло, но позже пришлось обратиться к хорошему врачу, который мне очень помог. Молитвы, которые я тогда узнала, читала время от времени и потом — они мне нравились.
Очень запомнилась Пасха весной 2005 года. Подружка по колледжу, в котором мы до этого учились, пригласила на освящение куличей. Печь их я очень любила. Пошли к церквушке Покрова Пресвятой Богородицы, от нее начинался крестный ход. Шли по дороге за лошадкой с колоколом, с куличами в руках, над головой сияло небо, солнце было снаружи и внутри. Колокольный звон, брызги святой воды, веселые и улыбчивые люди вокруг — и какая-то незабываемая радость. Больше такой Пасхи в моей жизни никогда не было…
В 2006 году, с подачи подружки из детства, пошла на исповедь, затем на причастие. Весна, маленькая деревянная церковь Покрова Богородицы с зеленой кровлей (она мне очень нравилась), Вербное воскресенье, суета, все толкаются. Больше думалось о том, как бы не опоздать на работу, чем о причастии. Разрешили пройти с детьми — еще накануне вечером священник сказал так сделать. Помню недоуменный взгляд причащающего иерея Вадима, но вопросов не последовало.
После продолжила жить своей жизнью, но великий пост старалась соблюдать, да с сестренкой на Рождество ночью бегали пару раз в эту церквушку на службу. Но — мало места, толпа, мы стояли, ничего толком не слыша из-за гомона, и получая тычки со всех сторон.
Через год, с той же подружкой, снова выбрались на исповедь. Опять перед Вербным. Радостно как-то было тогда в церкви. Помнится, после исповеди у меня сильно заболел живот и я присела от боли на деревянную ступеньку. И — такой почему-то незабываемый момент — идет навстречу юноша с небесными глазами и с таким сочувствием спрашивает: «Живот болит?»
Так жизнь моя и шла — все было в меру. Когда нужно, и сколько нужно. Верила в Бога и в Его доброту и любовь, когда чувствовала необходимость — молилась. Когда возникла потребность — прочитала Евангелие. Сама, без чьих-либо советов — те книжки, что были получены в детстве.
Уж не знаю, какая блоха укусила меня, но в 30 лет мне понадобилось причаститься великим постом. Наверное, подействовали книги Шмелева — увлекалась тогда ими. О том, что необходима подготовка, как-то подзабылось. Отпросилась с работы и направилась в храм св. Стефана Пермского. Запах ладана, песнопения, малолюдно. Старушки в платочках. Вдруг — все старушки одновременно грохаются на пол. Я стою, они поднимаются и снова — лбами в пол. Это было так дико для меня. Кто бы мог подумать, что через три года я тоже буду класть земные поклоны… Настал момент причастия. Встала в очередь со всеми, подхожу к чаше, и тут пожилой иерей с темной бородой меня спрашивает, когда я исповедовалась. Давненько. Пригласил на вечернюю исповедь, но я не пришла.
Через год направила стопы в церковь Покрова, мне в этот раз там не понравилось отношение священников и прихожан. Но исповедалась. Год посвятила чтению о Боге, православии, о причастии, подготовке к нему, о жизни православного человека, о молитвах — в основном, это были статьи священников с православных сайтов. Самым страшным мне казалось то, что все эти молитвенные правила и посты необходимо будет соблюдать всю жизнь, до самой смерти. Но это все как-то легко влилось в мою жизнь. Как-то даже слишком легко. Намного труднее было с этим расстаться.
В 2013 году, по уже сложившейся у меня традиции, в великий пост, снова пошла на исповедь. На этот раз в Стефано-Пермский храм.
На исповедь шла как-то без страха, запомнились добрые глаза молодого иерея Василия (как же он изменился с тех пор…). Причастилась. С тех пор ежемесячно стала бывать на исповеди и причастии, хотя в Стефано-Пермском мне не очень нравилось: всегда толпа людей, шумно, суетливо, неуютно. Ходила из-за доброты иерея Василия. Читала о богослужениях, чтобы разбираться, что поют. Читала книги о православной вере, работала, молилась, постилась, радовалась жизни. Как, наверное, и должно быть. В храме ни с кем не знакомилась, приходила и уходила одна. Ходила тогда ради Бога.
Так почти около года прошло. Затем появился стыд — теплые чувства к иерею Василию. Не понимала тогда, что это всего лишь отклик на его доброту, приняла за влюбленность. Мучилась от стыда и не знала, что делать. Говорить об этом на исповеди тому, кто его знает, язык не поворачивался, а умолчать и причаститься, я, в силу своей честности, была не в состоянии. В субботу, перед Пасхой, решила все-таки исповедаться настоятелю храма протоиерею Евгению (я не любила подходить к нему — он вызывал у меня робость и страх уже тогда). Он не разрешил — сказал просто постоять на службе. Расстроилась. Подумала тогда еще: «Ах так! Ну, тогда я буду петь», — это довольно-таки опасная угроза от человека, которому на оба уха наступил медведь… И так получилось, что в ту пасхальную ночь петь причастен пришлось мне и еще двум женщинам. Я пела долго, до позеленения…
На майские пришла в голову идея — поехать в монастырь, исповедать там свою «страшную» тайну.
В какой-то книге меня зацепило название Оптиной пустыни. Я не знала тогда о ее популярности среди православных. Просто зашла на сайт этого монастыря, и, по какой-то неведомой мне причине, слезы стали течь ручьем. Решила, наивная, что это знак. Купила билет до Москвы и поехала в Оптину. Заодно решила посмотреть, что же это такое — монастырь. Представлялись бородатые аскеты с четками в руках и любовью в сердце. В поезде читала «Красную пасху» и заливалась слезами.
В Оптину приехала вечером, шла служба. В гостинице мест не было. Расстроилась, оставила вещи и пошла в храм. Встала в очередь на исповедь. Иеромонах как-то с болью исповедь принимал у всех, засмотрелась на него. На игру похоже не было, у него все было всерьез. Как-то буднично рассказала ему обо всем — после стольких покаяний в уме, эмоции уже остыли. Пока в очереди стояла, успела святому Амвросию пожаловаться: «Вот, я к тебе так долго ехала, а жить негде!» Место в гостинице нашлось. Так радовалась этому маленькому «чуду». На все подобные маленькие чудеса той поры мое сердце всегда откликалось благодарной детской радостью.
Понравились службы в Оптиной — неторопливые, чинные. Вокруг позолота, иконы, свечи, все блестит — что еще мне, сороке, надо было? Приехала на пять дней. Первые дни помогала трудницам из вагончика — делала, что просили. Затем приехал архимандрит Илий Ноздрин. Ничего о нем тогда тоже не знала и не слышала. Увидала беленького дедушку, раздающего просфоры. Поразила дикость, с которой люди, толкая себе подобных, рвались к нему за благословением. Еле вырвалась из этой давки. Взяла просфору и села на скамеечку, плача от разочарования, пока меня не позвала на кухню чистить картошку одна женщина, Лидия. На кухне было тепло, дружно и весело: монахиня Ирина, трудник Михаил, Лидия, повар Татьяна и еще пара человек. Чистила картошку до кровавых мозолей и смеялась от радости.
На всех службах — и утренних, и вечерних — была маленьким оловянным солдатиком: стояла, не приседая. Считала, что пред Богом надо только так. И удивлялась сидящим монахиням и монахам. Очень мало спала там — ходила на ранние, ложилась поздно из-за вечернего правила.
Мне так хорошо запомнились оптинские просфоры: большие, вкусные. Я, по незнанию, приспособилась с ними после утренней службы чай пить в кафе при монастыре. Потом, на исповеди, узнала, что так нельзя. Перестала. Не знаю, почему, но это мое одно из светлых воспоминаний — утро, чай, сижу, жую просфоры… Ни раскаяния, ни ощущения кощунства нет.
Произошло там со мной в первый раз и нечто странное — дикие эмоции внутри, нелепые страхи, нервозность. Держалась пару дней, потом не выдержала — поехала посмотреть Шамордино. Помню дорогу, дома деревенские, и я — в черной длинной юбке — все иду и иду, и не знаю, по той ли дороге… Наконец, дошла. Храм издали увидала. В лавке встретила шамординскую монахиню — она агрессивно внушала двум покупательницам про приближающийся конец света.
Храм Богородицы впечатлил — никогда не видела столько икон Богоматери в одном месте. И — тихо, безлюдно. Подготовилась там к причастию, и поехала назад, в Оптину. Непонятное состояние прошло. На следующий день причастилась.
Уезжала из Оптиной со слезами. После той поездки перестала краситься.
Вернувшись в свой город, продолжила еженедельно посещать службы, хотя они мне после Оптиной нравиться перестали — слишком быстрое пение, торопливость. В субботу служба была спокойнее, стала ходить еще и по субботам.
После той поездки в Оптину пустынь увлеклась псалмами. Читала церковнославянские тексты на гражданском языке, потом переводила непонятные слова. Стала петь акафисты дома. Так прошло лето — молитвы, акафисты, псалмы. По выходным — службы. В конце августа закончился срочный договор на работе, не продлили. И буквально на следующий день подруга попросила о помощи — не себе, знакомой женщине. У нее случилась трагедия и требовалось 420 тысяч — это практически все мои сбережения за три года работы. Отдала, не раздумывая. (Кстати, та женщина долг мне так и не вернула. Да и не вернет уже за давностью лет, я так думаю.) Я проплакала о ней тогда всю службу, а вечером, во время молитвы, произошло что-то странное. Пришла тихость. Внутренняя.
Спустя пять дней уехала в Оптину. Помню, как тихий оптинский вечер был попран шумом колес моего чемодана. Аж неловко от этого стало — пришлось нести его в руках. На этот раз решила податься в трудницы. И подалась. В первый же день встретила землячку — Татьяну, тоже из Ухты. Нам дали койко-места в одном купе в вагончике для трудниц. Осталось неприятное чувство от запаха мочи в вагончике, от вида недовольных девушек. Хотя, думаю, просто характер местных женщин жестче и грубее, чем у нас, на севере. В вагончике только ночевала — брезговала быть в нем. Стоя на службе, по запаху могла определить женщину из вагончика, одежда пропитывалась этим запахом насквозь.
На обед и ужин ходила в трапезную для трудников. Перед обедом пели молитвы хором — это мне понравилось. Поразило тогда, с какой жадностью и быстротой трудники ели: есть там можно было, только пока читается житие святого нынешнего дня, после окончания чтения — благодарственные молитвы. Люди боялись остаться голодными, если житие будет коротким.
Работу дали в прачечной, у матушки Екатерины. За ее внешним недовольством скрывалась такая внутренняя доброта — я это почувствовала сразу. Было пять удивительных дней в ее прачечной — это тоже мое светлое воспоминание. Как детские воспоминания. Наверное, если бы я приехала в Оптину еще раз, все было бы уже не таким безоблачным. Ведь замечала, что и там неполадки — нервные, недружелюбные девушки в вагончике, ссоры, на службе передо мной сидели какие-то недовольные монахини. Встретила Михаила, он уже не был таким жизнерадостным, как три месяца назад. На монахов старалась не смотреть.
Сразу после Оптиной поехала в паломнический тур в Иерусалим — путевка была куплена мной заранее, еще до просьбы о деньгах. Было здорово — хорошие люди вокруг, молодой и веселый священник Иоанн, много экскурсий, новые друзья. Впечатлило купание в Галилейском море и окунание в Иордан. Понравилось в Гефсимании. В храме Гроба Господня было как-то странно, что-то не то, как будто. Толпы народа, ажиотаж, невозможность побыть наедине. Сомнения, что это все всамделишное, настоящее. Не понравилась давка на Голгофе во время ночной литургии. Не стоило того. А так — понравилось почти все. Впрочем, как говорит моя бабушка, вся земля свята. Не стоит гоняться за святостью по всему миру, как это делают паломники. Она может оказаться фальшивой.
Это были последние спокойные дни моей жизни. Я приехала домой, и детство закончилось.
Дальше началась разруха — воцерковление.
Окончание следует
Читайте также:
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:
