Взрыв в православной гимназии — этого можно было ожидать

15 декабря 2021 Александр Скоробогатов

Взрывы или стрельба в учебных заведениях — в США явление регулярное, и с недавнего времени подобные инциденты все чаще случаются и у нас. Если это происходит не раз и не два, закономерен вопрос: в каких учебных заведениях это происходит чаще? Очевидный ответ: не в самых лучших — в тех, где администрация и преподаватели действуют по оторванному от жизни шаблону, а учащиеся не понимают, зачем они там, и не находят другого способа убить время кроме как собираться в стаи для издевательств над назначенными на эту роль одноклассниками. Последние же в ответ иногда взрываются, в том числе и в буквальном смысле. (Кстати, система правил игры в религиозном коллективе очень способствует такому развитию событий.)

Бомба в монастыре — самый громкий, но далеко не первый звоночек, говорящий о том, что православные школы в нашей стране не лучшего качества. Можно, конечно, предположить, что и вообще религиозные школы не могут быть хорошими. Но это не так. Например, в одном широко цитируемом исследовании на американских данных строго доказывается причинная связь между учебой в католической школе и вероятностью поступления в колледж, что говорит о более высоком качестве образования и человеческой среды в таких школах сравнительно с остальными.

У нас же, по-видимому, все наоборот. Несколько фактов и соображений на этот счет.

Начну с качества православных школ. В отличие от Америки, наша страна по этой части не богата данными, которые можно было бы строго исследовать, поэтому приходится довольствоваться личными впечатлениями. Поделюсь своим опытом.

Когда-то давно я и сам хотел определить одного из своих сыновей в православную школу. Всем в этой школе там заведовал «духовник», с которым я по этому поводу пообщался. Пяти минут разговора мне хватило, чтобы и эту, и другие подобные школы после этого обходить за километр. В качестве ближайшей аналогии, представьте, что ныне осужденный схиигумен Сергий чему-то учил бы вашего ребенка. Закономерным результатом такого обучения была бы психушка или тюрьма, как у самого учителя.

У меня, правда, есть пример и вменяемого администратора в православной школе, о котором я по случаю здесь упоминал. Так вот, в доверительной беседе он однозначно не рекомендует устраивать детей в православную школу, если, конечно, вас заботят их перспективы поступления в вузы и приобретения высокооплачиваемой профессии.

Был у меня один студент, у которого в прошлом был короткий период обучения в православной школе. Его отзыв был таким: «если бы вовремя не свалил оттуда, не оказался бы в вузе». Обучение в этой школе он охарактеризовал ссылкой на «благочестивую бабушку, которая была у них учителем английского, совершенно им не владея».

Но, может быть, кто-то заботится лишь о спасении души ребенка, а его будущие успехи в этом грешном мире побоку. Но по этой части тоже ожидания не самые лучшие. Вот мое описание детей, отданных в монастырь на воспитание:

В Коневском монастыре на архиерейской литургии в престольный праздник в непосредственной близости от меня дети толкались, возились, упражнялись в единоборствах, смеялись, ругались, а в перерывах между всем этим, явно, скучали. Затем они все причастились и побежали на обед.

Плоды такого воспитания пожал один мой знакомый, отправивший в монастырь своего сына-подростка. Спрашиваю: «чему его там научили?» Ответ: «научили воровать и материться».

Если собрать эти впечатления воедино, складывается следующий социально-психологический портрет выпускника православной школы: это человек, лишенный как «твердых», так и «мягких» навыков, необходимых для успешной карьеры, заведения семьи и полноценной жизни в социуме. И вот, стоит человек с такими исходными условиями на распутье, и перед ним лежат две потенциальные жизненные траектории.

Одна — стать циником, глубоко ненавидящим религию и верующих людей. Яркий пример такого выходца из православного учебного заведения — Александр Невзоров. Впрочем, глубоко выстраданный цинизм и атеизм выпускника религиозной школы не мешает ему стать священником и делать карьеру в церкви. Так что сколько таких невзоровых ходит в рясах, а аналогичные разговоры ведут не на ютубе, а промеж собой за рюмкой чая.

Другая траектория — стать человеком, у которого ничего нет в жизни кроме маленького церковного мирка. Такие люди чаще всего ездят к «старцам», отказываются от ИНН и прочих «печатей антихриста» и ждут не дождутся конца света. А что еще прикажете делать человеку, лишенному всех обычных радостей земной жизни?

Сравним это с типичным выпускником католической школы в Америке. Это человек с дипломом престижного вуза, успешный в карьере и в личной жизни. Религиозная вера чаще всего присутствует в его жизни, но не калечит ее, а наоборот — преображает, обеспечивая его «религиозным капиталом» и капиталом социальным. Первый избавляет его от столь распространенной в наше время депрессии, а второй, имея истоки в церковной общине, продолжается в форме полезных деловых контактов.

Чем же объяснить такую разницу в эффекте религиозного образования? Здесь снова в помощь экономическая теория и ключевое для нее понятие конкуренции.

Я уже обсуждал разницу в форме существования организованной религии между нами и Западом как частный случай разницы между соответствующими рыночными структурами.

Когда на рынке царит монополия, соответствующий продукт продается дороже, а качество оставляет желать лучшего. При наличии же конкуренции продавцы неизбежно разворачиваются лицом к потребителю, отдавая больше и требуя меньше.

Если применить эту общую схему к «рынку религиозных услуг», то можно ожидать, что в обществах, где этот рынок более или менее равномерно поделен между разными конфессиями, качество этих услуг будет выше. Это касается и религиозных школ. Если твоя школа славится хорошими результатами, в нее стремятся попасть и представители других конфессий, а заполучив их в качестве учеников, ты можешь их обратить в свою веру.

Совершенно другая ситуация, когда в обществе абсолютно доминирует одна конфессия. Миссионерские задачи в этом случае стоят на последнем месте. Об этом не будут думать и при организации религиозных школ: «в церкви плохому не научат» — этот стереотип толкают в массы, и последние готовы его принять, не имея перед глазами альтернативы.

Понятно, что в силу исторической традиции монополия православия в нашей стране будет сохраняться в обозримом будущем. Но монополия одной конфессии не делает обязательной монополию одной религиозной организации. В нашей стране таковой является Русская Православная Церковь, тогда как, скажем, в Америке православие организационно существует в виде множества юрисдикций. Русская, Американская, Греческая, Антиохийская и прочие православные церкви едины по вере, но организационно независимы и неявно конкурируют между собой. Если на русском приходе ты будет снова и снова натыкаться на хамство, а на американском приходе атмосфера более дружелюбная, ты проголосуешь ногами. Настоятели это понимают и подтягивают уровень своих приходов. То же самое и с религиозными школами, закрепленными за разными юрисдикциями.

Монополист по понятным причинам всегда будет противиться любой конкуренции. Это относится и к иерархам Русской церкви. Но в этом их интересы противоположны интересам паствы. Так что если у православия в России когда-нибудь появится шанс существовать в виде множества независимых организаций, это можно будет только приветствовать.

Источник